для того, чтобы разъяснить свою позицию: получаемые от Германии деньги следует расценивать как финансовое содействие, цель которого — облегчить Израилю абсорбцию сотен тысяч репатриантов, переживших ужасы нацистского террора. Ни в коем случае эти деньги не могут рассматриваться как “компенсация” за жизни миллионов уничтоженных нацистами евреев. Несмотря на такое тщательно сформулированное разъяснение, начавшиеся разговоры о “плате за кровь” буквально взорвали израильское общественное мнение. К декабрю 1951 г. предварительные переговоры с Бонном были завершены, и на 7 января 1952 г. было назначено заседание кнесета, которому предстояло одобрить продолжение переговоров. Дебаты на этом заседании стали беспрецедентными по своему накалу. Яростно противостояли сделке с Германией представители всех политических течений — и Общие сионисты, и Мапам, и коммунисты. Однако безудержнее всех вели себя представители партии Херут. Менахем Бегин заявил, что немецкие репарации для него означают “крайнюю мерзость, подобную которой мы не видывали с того дня, когда стали независимой страной”. Лидер Херут при этом предпринял все усилия, дабы его сторонники осознали самый глубинный смысл этих высказываний. Утром 7 января, выступая перед 15-тысячной аудиторией на площади Сиона в Иерусалиме, он сказал (имея в виду инцидент с “Альталеной” во время Войны за независимость): “Когда они стреляли в нас из пушки, я отдал приказ “Нет!” Но сегодня я говорю: “Да!” Это будет война не на жизнь, а на смерть”. В ожидании значительных беспорядков было отдано распоряжение обнести здание кнесета колючей проволокой, и пятьсот полицейских были приведены в состояние полной готовности. Все эти предосторожности, однако, оказались недостаточными.
Колонны демонстрантов направились к кнесету, прорываясь через полицейские кордоны, поджигая автомашины, и принялись забрасывать здание камнями и обломками кирпичей. В зале заседаний кнесета Бегин с трибуны обрушил на Бен-Гуриона поток яростных нападок, называя премьер-министра “фашистом и хулиганом”. Тем временем демонстранты продвигались вперед, вступая в стычки с полицией и грозя ворваться в зал заседаний. Тогда спикер кнесета объявил перерыв в заседании. Но Бен-Гурион не ограничился полумерами — он вызвал войска, и вскоре армейские силы, разогнав толпу демонстрантов, восстановили порядок. В итоге более ста полицейских получили ранения и в здании кнесета были выбиты стекла. Но могли ли эти беспорядки вылиться в гражданскую войну? Когда заседание кнесета возобновилось во второй половине дня, Бегин в своем выступлении не исключил такой возможности и предостерег законодателей:
“В жизни есть вещи пострашнее смерти, и сейчас речь идет об одной из таких вещей. Мы готовы отдать за это наши жизни. Мы оставим своих близких, мы распростимся со своими детьми — но переговоров с Германией не будет… Сегодня арестованы сотни человек. Может быть, завтра вы арестуете тысячи. Мы отправимся вместе с ними в тюрьму. Если понадобится, мы умрем вместе с ними — но мы не допустим репараций из Германии”.
Лидер партии Херут добавил, что он и его сторонники более не гарантируют неприкосновенности членов кнесета — угроза физического насилия была более чем очевидной.
На следующий день Бен-Гурион выступил по радио с обращением к нации: “Вчера рука зла замахнулась на суверенитет нашего кнесета, и были предприняты первые попытки нанести ущерб израильской демократии… Я хочу уверить народ в том, что мы приняли все необходимые меры для защиты демократических институтов, закона и порядка…” Твердость и спокойствие премьер-министра принесли желаемые результаты. При голосовании по вотуму доверия правительству, состоявшемуся 9 января 1952 г., Бен-Гурион получил внушительную поддержку своей политики — шестьдесят один голос против пятидесяти. Утративший решимость Бегин отменил дальнейшие демонстрации. Более того, он без возражений принял резолюцию кнесета, лишавшую его права участвовать в заседаниях кнесета сроком на пятнадцать месяцев. Создалось впечатление, что Херут на время отказалась от подстрекательств к насилию как от формы политической борьбы.
Этот отказ, однако, не был продолжительным. 1 января 1954 г. в окружном суде Иерусалима начался исторический судебный процесс. Подсудимый, Малкиэль Гринвальд, еврей венгерского происхождения, 72 лет, обвинялся в клевете на сотрудника правительственного аппарата. Гринвальд эмигрировал в Палестину в 1938 г. и присоединился к движению Мизрахи. Десять лет спустя он стал издавать информационный бюллетень, публикации которого преимущественно основывались на слухах касательно случаев коррупции среди членов руководства Мапай. Этот род занятий для Гринвальда был не внове, поскольку в молодые годы, в Венгрии, он выпускал аналогичный бюллетень и уже был осужден за клевету. В Иерусалиме, в 1944 г., британский мировой суд оштрафовал его за устное клеветническое оскорбление. Однако, не обращая внимания на предыдущие приговоры суда, Гринвальд продолжал свою въедливую и не вполне адекватную (в чисто медицинском смысле этого слова) кампанию “за моральное обновление” правительственных кругов. В 1953 г. в одном из выпусков его бюллетеня был помещен материал, направленный против д-ра Рудольфа Кастнера[349], тоже выходца из Венгрии, который тогда занимал пост заведующего отделом по связям с общественностью в Министерстве торговли и промышленности. “Три года я ждал этого момента — сорвать маску с карьериста, который разжирел на пособничестве нацистам, грабившим и убивавшим евреев, — говорилось в статье. — Его преступные махинации и сотрудничество с нацистским режимом дают мне право обвинить его в убийстве наших возлюбленных собратьев”. После такой публикации Дов Йосеф, министр торговли и промышленности от Мапай, принял решение преподать Гринвальду урок, возбудив протии него уголовное дело.
Рудольф Кастнер, венгерский юрист, был в годы войны председателем комитета по спасению евреев в Будапеште. Его заместитель Йоэль Бранд был приглашен 24 апреля 1944 г. в будапештский отель “Маджестик” на встречу с Адольфом Эйхманом. В ходе беседы этот высокопоставленный эсэсовский офицер выступил с предложением сделки “Товары за кровь”, в рамках которой 800 тыс. венгерских евреев могли бы выехать из страны в обмен на поставки союзниками военного оборудования и техники для нужд немецкой армии (Глава х. Трагедия и спасение). Бранд, вылетел 13 мая в нейтральную Турцию, чтобы передать это предложение представителям союзников и Еврейского агентства. Тем временем начались массовые депортации венгерских евреев, по 12 тыс. человек в день. Кастнер, не зная о том, что Бранд был интернирован англичанами в Сирии, продолжал вести переговоры с Эйхманом, пытаясь выиграть время — но безуспешно. В ходе этих переговоров, однако, Кастнер выступил с еще одним предложением, на которое немцы дали свое согласие: Эйхман, как бы в подтверждение искренности своих намерений, разрешил эмиграцию небольшой группы венгерских евреев в Швейцарию. Эсэсовцы поручили Кастнеру сформировать эту группу — не более 200 семейств, и тот принес список из 1685 имен. Эйхман сдержал свое обещание, и этих счастливчиков двумя специальными эшелонами отправили в Швейцарию. Их жизни были спасены. На протяжении следующих двух месяцев, пока войска Красной Армии не взяли Будапешт, еще 434 тыс. евреев были отправлены
