царапанья. Мягкий, но настойчивый. Взглянув на правое окно, я увидел темные листья, прилипшие к стеклу.
Цап-царап.
Правая нога Энджи оторвалась от моей, и я сразу же ощутил холод.
— Фил, пожалуйста, — сказала Энджи. — Почти два часа ночи.
Она легла на спину, утопив голову и плечи в подушку, и, пристроив телефон между ухом и плечом, приподняла ягодицы и натянула трусики обратно.
— Я рада, что у тебя все в порядке, — сказала она. — Но, Фил, не могли бы мы поговорить об этом утром?
Листья снова начали царапать окно, я нашел свои шорты и натянул их.
Машинально погладив меня кистью руки по бедру, Энджи повернулась ко мне и закатила глаза, как бы задавая немой вопрос: «Да что же это такое?!» Затем она внезапно сжала рукой мою кожу повыше бедра, где, как она полагала, находились мои «бочка», и поджала нижнюю губу, чтобы сдержать улыбку. Но ей это не удалось.
— Послушай, Фил, не иначе как ты напился. Верно?
Цап-царап.
Я взглянул в окно, но листья уже исчезли, подхваченные темным ветром.
— Знаю, Филипп, — грустно проговорила она. — Знаю. И стараюсь. — Ее рука отпустила мое бедро, она повернулась к телефону и встала с кровати. — Нет. У меня нет к тебе никакой ненависти.
Вот так, стоя одним коленом на постели и глядя в окно, с телефонным проводом вокруг бедер, она ухитрилась напялить на себя футболку.
Я также встал с постели и натянул на себя джинсы с рубашкой. Без жара человеческого тела в доме было холодно, и мне совсем не хотелось снова забираться под одеяло, пока Энджи болтала с Филом.
— Я не читаю тебе нотации, — сказала она. — Но если Аруйо надумает сегодня ночью прийти за тобой, не лучше ли тебе иметь свежие мозги?
Белый луч света скользнул по ее плечам в полумраке и трижды мигнул на стене у потолка. Но она сидела с опущенной головой и ничего не заметила, поэтому я вышел из спальни и спустился в прихожую, на ходу согревая себя хлопками по рукам и наблюдая через окно в гостиной, как Тим Данн переходит улицу, направляясь к нашему дому.
Я отключил сигнализацию, заметив, что она и так бесполезна из-за отключения электричества.
Я открыл дверь прежде, чем он позвонил в дверь.
— Что случилось? — спросил я.
Из-за стекающих с листьев струек воды его голова была опущена, и я понял, что он смотрит на мои голые ступни.
Из гостиной донесся пронзительный стрекот рации.
— Холодно? — спросил Данн и потянул себя за мочку уха.
— Да. Заходите, — сказал я. — Закройте за собой дверь.
Я повернулся и пошел в гостиную, откуда услышал резкий голос Девина по рации:
— Патрик, убирайтесь к черту из этого дома. Аруйо обвел нас вокруг пальца, как щенков. Он не в Наханте.
Я повернулся, и тут Данн поднял, наконец, голову, и из-под козырька фуражки на меня смотрело лицо Эвандро Аруйо.
— Аруйо не в Наханте, Патрик. Он здесь. И до конца твоей жизни.
Глава 34
Прежде чем я смог что-то сказать, Эвандро прижал стилет чуть ниже моего правого глаза. Он вонзил острие в кость глазной впадины и закрыл за собой дверь.
Нож уже был в крови.
Он заметил мой взгляд и с грустью улыбнулся.
— Сержант Данн, — прошептал он, — так и не достигнет двадцати пяти, боюсь, это так. Неудачник.
Он всадил острие ножа еще глубже, чем отбросил меня назад, и я спустился на несколько ступенек ниже.
— Патрик, — сказал он, держась другой рукой за служебный пистолет Данна, — если издашь хоть один звук, я выколю тебе глаз и застрелю твою напарницу раньше, чем она выйдет из спальни. Понял?
Я кивнул.
Хотя свет свечей, доходивший из спальни, был слабым, я заметил, что на нем была форменная рубашка Данна; она потемнела от крови.
— Зачем надо было его убивать? — прошептал я.
— Ненавижу гель для волос, — сказал Эвандро.
Когда мы дошли до ванной, находящейся посередине коридора, он прижал руку к губам, приказав мне остановиться.
Я остановился.
Он был без бороды, а волосы, выглядывающие из-под козырька фуражки, были обесцвечены в кокетливо блондинистый цвет. Его контактные линзы на этот раз были серыми, и я решил, что бачки у его ушей фальшивые, так как при нашей последней встрече их не было.
— Повернись, — прошептал он. — Медленно.
Из спальни донесся вздох Энджи.
— Фил, я на самом деле очень устала.
Она не слышала рацию. Черт.
Не успел я повернуться, как Эвандро приставил плоскую грань стилета к моему лицу и позволил ей скользить по моей коже по мере поворота головы. Я чувствовал, как острие, слегка подпрыгивая, ползет по моему затылку, затем впивается во впадину под правым ухом, в промежуток между черепом и челюстью.
— Только рыпнись, — прошептал Эвандро мне на ухо, — и это острие выйдет через твой нос. Иди мелкими шагами.
— Филипп, — взывала Энджи. — Хватит…
У спальни было два выхода. Один соединял ее с коридором, другой, по ту сторону, вел в кухню. Мы находилась где-то в полутора метрах от первой двери, когда Эвандро приставил острие стилета к моей коже, чтобы остановить меня.
— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Ш-ш-ш.
— Нет, — сказала Энджи, ее голос звучал устало. — Нет, Фил, у меня нет к тебе ненависти. Ты хороший человек.
— Я был примерно в трех с половиной метрах отсюда, — прошептал Эвандро. — Ты, твоя подружка и бедный сержант Данн беседовали об охране дома от меня, а я сидел, скорчившись, в соседской живой изгороди. Мой нос различал даже твой запах, Патрик.
Острие стилета, подобно булавке, вонзилось в мою кожу на краю челюсти, я почувствовал легкий укол.
Я пока не видел выхода. Если я ударю Эвандро локтем в грудь, а это первое, на что он рассчитывает, то шанс, что он успеет пронзить ножом мой мозг, слишком велик. Другие возможности — удар кулаком в пах или пяткой по пальцам ступни, внезапный рывок влево или вправо — имели ту же вероятность успеха. В одной руке он держал нож, в другой пистолет, и оба оружия впивались в мое тело.
— Если ты позвонишь мне утром, — сказала Энджи, — мы с тобой все обсудим.
— Или нет, — прошептал Эвандро. Он слегка подтолкнул меня вперед.
На пороге спальни Эвандро резким движением оторвал пистолет от моего бока. Острие
