— Вади-им! — Окрикнула Зорина Люся и улыбнулась Олегу. — Мы идём или остаёмся мечтать?
— Да, конечно! — Встрепенулся бодрячком Вадим, выходя, действительно, из какого-то полутранса. — Давайте пройдём дальше… Хотя вряд ли тут иконы сохранились, но… Поглядим…
Они двинулись далее, обходя престол, и попутно цепляя лучом света сантиметры вековой пыли. Никаких атрибутов вроде креста или подсвечника на пути не встретилось. Лишь под ногами что-то хрустнуло, когда они разменяли полтора метра от стола. Вадим наклонился и подобрал крошечный металлический осколок чего-то… Приблизил его, вертя под светом.
— Что это? — Поинтересовался, заглядывая Олег.
— Не знаю. Жестяночка… А может, это и есть часть подсвечника?
— Семисвечника. — Поправила Наталья, всматриваясь, как и все в ладонь Вадима. — Очень даже, похоже. У-у! Здесь их много под ногами. А вон там, смотрите! Что это?
Вадим осветил место, куда указывала Наталья. Результатом находки стало некое подобие стойки. Вероятно, из бронзы… Только что тут ставить? Не цветы же… Стойка ответвлялась от основания, пуская тонюсенькие прутики вверх, два из которых были сильно деформированы, напоминая израненный цветок орхидеи. На цветочник не похоже… Тогда? По форме как антенна…
— Краб какой-то. — Молвил Ваня, пытаясь вобрать фантазию, но Наталья, знающая больше всех, прекратила умственные потуги и полёт предположений.
— А это, кстати, и есть семисвечник! — Радостно возгласила она. — Правда, сильно покорёженный и побитый… Ровно, как орехи им кололи. Вот, смотрите… Пять… И здесь две кривые. Ровно семь венцов, идущих под свечи. А все эти осколки на полу, видимо, и есть побитые чашки свечников.
Наталья, пока слушатель смаковал впечатление, не останавливаясь, продолжала вещать, словно на уроке церквоведения.
— Вообще-то тут ещё алтарь должен быть, но его как видите, нету… Алтарь, друзья мои, это я скажу, самое лобное место в церкви. Кроме престола, сюда входит стол-жертвенник со своим арсеналом вещей. Жертва, в данном случае, гипотетически условна. После совершения литургии происходит причащение паствы кровью Христа. Именно за жертвенником готовят «кровь». Ну, вообщем, это вино разбавленное водой. В него макают хлеб и дают вкусить… Так соединяются с Богом…
— Слушай, тебе надо учебники писать. — Изумлённо качнул головой Олег.
— Это ещё не всё! — Запальчиво воскликнула девушка. — Самое красивое и броское в алтаре — это иконостас. Он может быть оформлен в виде трёх ворот, среднее из которых олицетворяет имя Иисуса Христа. Я сама не видела такой коллаж, но бабушка рассказывала… Красиво-о!
— Ну, мать! Ты достойная внучка своей бабушки. — Развёл кистями Климов. — Надо же… Мне бы такую память!
— Ну, так… — Улыбнулась польщённая Наташа. — Ты ведь тоже всё о своих железках помнишь!
Зорин лукаво улыбнулся, решив про себя, что пора, наконец, вытащить из рукава свой информационный козырь.
— Если Наташа мне позволит. — Корректно выступил он. — Я несколько пополню её рассказ, а где-то возможно и поправлю. Разрешишь?
Он с искринкой флирта взглянул на девушку. Та, кажется, зарделась (благо, сумрачный свет затенял её краску) и кивнула.
— В этой области я не светила. Наташа, бесспорно, располагает объёмными знаниями. Дедушка мой обучал меня другим наукам, но всё ж из его кратких описаний, припоминаю, что часовня — это не совсем церковь. То есть церковь, но урезанный её вариант. В часовнях масштабных служб не справляют. Тут ни вечерних, ни утренних, ни песнопений как таковых нет. Да и обедни… Эти самые литургии. Их тоже нет. Стало быть, предположу, что жертвенника здесь не было изначально. Иконостаса, наверное, тоже. Часовня построена в самой глуши, для небольшой группы отшельников. Значит, можно представить, худо-бедно, престол… Со всей спецификой для причащений. И пару-тройку икон для молитвы. Этого достаточно! Молитва на вершине холма в отдалении от мирской суеты — была, по вероятию, глубинным смыслом для живущих здесь монахов. Время прошло, иконы растащили, подсвечники разбили. Осталось печальное зрелище. Да? Можно, кстати, посетить вон ту нишу! Видите? Насколько, я знаю, в часовне отводится место главной иконе. Место облагораживают специально к востоку, как говорила уже Наташа. Глянем, что там? Я не уверен, но кто знает… Пошли? Надо же… Здесь и фонарь не требуется…
Действительно, запрестолье достаточно неплохо освещалось тремя перекрёстными оконцами, архитектурной целью которых являлось, наверное, лить свет в определённую точку храма. В остальных же случаях, тень разгонялась свечами, коих на текущий момент просто не присутствовало. Вадим выключил фонарь и потянул носом. Удивительно, но здесь абсолютно не воняло. Не факт, что нос принюхался к кислым запахам. В воздухе было движение. Вадим ощутил это кожей, как случалось не раз. Видимо, монахи были не такие уж закостенелые догматики, коль на практике смогли отладить вентиляционную систему.
Впадина в стене была прямоугольного сечения, высотой поднималась более чем на два метра и уходила вглубь меньше чем наполовину. Скромная и удобная ниша для выставления главной иконы. Естественно, там ничего не было, однако стена хранила тиснение, отпечаток спины висевшей когда-то там иконы. Фонарь бегло осветил протрафареченные границы иконных ризниц.
— Интересно, что тут висело? — Задумчиво пробормотал Вадим и уже громче, обратился к Наталье, как к эксперту:
— Как думаешь, Наташа, какую икону могли здесь выставлять монахи?
Наталья для приличия пожала плечом и в раздумьи ответила:
— Разновероятно… Как правило, первой считается икона Божией Матери. Вторая по значению или равная по значению — Образ Христа. Ну, а дальше… Я не знаю… Тут, и Николай-угодник и образы святых мучеников. Трудно счас сказать, что тут было.
— Это точно! — Согласился Вадим. — Бывает, что храм построен в честь какого-нибудь отдельного святоносца, носит его имя и соответственно тогда главная икона будет с его именем. Это могут быть, и Георгий Победоносец, например, и святой мученик Лука. А если часовня без претензий на имя… Ну, тогда… Божия Мать, наверное…
Зорин наклонил голову как художник, делающий воображаемый набросок.
— Или Николай-угодник.
— А я читала: сейчас пишут иконы на современных людей — Заговорила вдруг Люся, присоединяясь к общей теме. — Помнишь, Олеж, писали про солдата, который в плену отказался снять нательный крест и принять чужую веру?
— А, да! — Закивал Олег, припоминая. — За отказ принять ислам, боевики с него живого… Ну, вообщем жестоко казнили.
— Ужас… — Догадливо прошептала Наташа.
Вадим угрюмо тряхнул головой.
— Да, ребята, я в курсе. И имя солдата помню. Евгений Родионов. Тогда это имя во всех пригорных частях гремело. Как же… Помню! А икона в честь воина-мученика, действительно, была написана и даже есть работы художников. Год назад, я читал, в высших церковных кругах стоял остро вопрос, причислять ли Евгения к лику святомучеников. Так, по-моему, ничего и не решили…
— Но он же погиб за нашу веру! — Напыщенно громко произнесла Наталья.
— Я ничего не имею против, Наташа. — Тихо, но весомо ответил Зорин. — Будь моя воля, я бы со всех солдат, принявших лихо в плену, иконы писал. Но находятся и в церковной Епархии оловянные люди, которые считают, что умереть за Идею, за Веру и Родину — этого мало. Что там говорить… А икона есть и существует, и люди, несмотря, канонизировано его имя или нет, всё равно к его Образу обращаются. Народ, ведь чувствует тоньше.
— Это точно! — С внутренним торжеством сказала Наталья и даже ликующе отсмеялась.
— Ну, что, возвращаемся? — Спросил Зорин, обращаясь лицом в основном к девушкам. — А то, я весь уже в паутине.
— Вот-вот… — Буркнул Ваня, стряхивая что-то неведомое с головы. — И я тоже.
— Да, пожалуй… — Сожалеющим тоном сказала Наталья, но скорей и вероятно больше для фасона. Назад домой хотелось всем.
— Чтобы быть честными до конца. — Убаюкивал Вадим. — Можно глянуть, что там за тем парапетом. Вон, видите? Уход под арку? Наверняка, тоже пусто… Но это будет последний закоулок храма. Идём, или как?
Разумеется, они прошли. Широкий парапет простирался далеко и условно делил себя на две колонны, где итогово заканчивался нырком, углублением под арку, а там… Там предстояло посмотреть. Оконный исходящий свет терял здесь свою силу, поэтому Зорину пришлось вновь включить фонарь. Тёплый свет фонаря медленно поплыл по щербатой бетонной стене, дрожаще перепрыгивая через проломы и торчащие прутья арматуры.
— Осторожней идём! — Предупредил Вадим. — Нога в ногу. А то ведь споткнуться недолго и напороться на чё нибудь острое…
Наконец они нырнули в тёмный проём арки, вопросительно разрезая светом гущу тьмы. Луч тут же тупиково уткнулся в глухо запертую деревянную дверь, железная ручечная скоба которой была изъедена ржавчиной. Дверь в коробку была, чуть ли не вклеена. Настолько она казалась неоткрываемой, спаянной с дверной коробкой. Зорин всё ж попытался открыть, дёргая за скобу то на себя, то толкая вперёд. Бесполезно. Дверь не издала ни звука, ни стона.
