он пожертвовал ближайшей церкви, наказав потратить их на еду для детей бедняков. Матери он написал, что все было проведено как полагается.
Госпожа Рупа Мера прочла письмо своей сватье, давая по ходу дела комментарии и утирая слезы.
Госпожа Капур слушала ее с грустью. Ей приходилось ежегодно вести сражение не с сыновьями, а с мужем. Поминание ее собственных родителей всегда совершал старший сын ее умершего брата. Ей хотелось умиротворить также души родителей ее мужа. Но их сын не желал иметь с этим никакого дела, и на этот раз, как и всегда, она получила от него лишь очередной выговор:
– Блаженная моя! Ты замужем за мной уже больше тридцати лет и с каждым годом становишься все более невежественной.
Она не стала возражать мужу, и это его еще больше раззадорило.
– Как ты можешь верить в эту чушь? Верить этим жадным пандитам с их абракадаброй? «Вот этот кусок я отложил для коровы. А этот для вороны. А этот для собаки. А остальное я съем сам. Еще! Еще! Давайте пури, давайте халву». Насытившись, они рыгают и протягивают руки за подачкой: «Подайте, сколько позволяет ваша щедрость и ваши чувства к ушедшим в мир иной. Как? Всего пять рупий? Во столько вы оцениваете свою любовь к ним?» Один тип преподнес пандиту нюхательный табак для его жены, потому что его покойная матушка любила нюхать табак. Я не стану тревожить души родителей подобным издевательством. Надеюсь, никто не будет совершать обряды Шраад по мне, – все, что я могу сказать.
Этого госпожа Капур уже не могла вынести.
– Если Пран откажется проводить обряд по тебе, он мне не сын! – бросила она.
– Пран слишком здравомыслящий человек для этого, – сказал Махеш Капур. – Да и у Мана, похоже, с мозгами все в порядке, как мне начинает казаться. Да что там я – они даже в память о тебе не станут этого делать.
То ли Махешу Капуру нравилось поддевать и дразнить супругу, то ли он просто не мог остановиться, и его понесло. Госпожа Капур при всем ее железобетонном терпении чуть не плакала. Во время этой сцены к ним зашла Вина, и мать обратилась к ней:
– Бете…
– Да, аммаджи?
– Если такое случится, попроси Бхаскара совершить Шраад по мне. Снабди его священной нитью, если понадобится.
– Ха! Священной нитью! – воскликнул Махеш Капур. – Не станет он носить священную нить. Он прицепит к ней воздушного змея. Или соорудит из нее хвост Ханумана. – Он издевательски захихикал, довольный своим богохульством.
– Это его отец решит, – спокойно сказала его жена.
– И он слишком мал для этого.
– Это тоже его отец решит. А я вообще-то еще не собираюсь умирать.
– Однако говоришь так, будто собираешься, – сказал Махеш Капур. – Каждый год мы в это время заводим одни и те же дурацкие пререкания.
– Конечно, я когда-нибудь умру, – продолжила госпожа Капур. – Как иначе я могу пройти через все реинкарнации, чтобы в конце концов выйти из этого цикла? – Посмотрев на свои руки, она спросила: – А ты хочешь стать бессмертным? Не могу представить себе ничего более ужасного, чем бессмертие, – ничего.
Часть пятнадцатая
15.1
Не прошло и недели, как госпожа Рупа Мера получила весть от младшего сына, и пришло письмо от старшего. Почерк был, как всегда, неразборчив – до такой степени, что он, казалось, выражал презрение к потенциальным читателям. Известия, содержавшиеся в письме, были, однако, важными и не способствовали снижению высокого давления госпожи Рупы Меры. Пробираясь сквозь заросли извивающихся загогулин, она отчаянно пыталась расшифровать написанное.
Важные известия касались двух младших представительниц семейства Чаттерджи. Минакши потеряла плод, а Каколи нашла жениха. Дипанкар вернулся с праздника Пул Мела. Он по-прежнему не мог найти себя, но «на более высоком уровне». Юный Тапан прислал довольно мрачное письмо, но причин своей мрачности не указывал. Типичные подростковые сопли, рассудил Арун. Амит, зайдя к нему домой как-то вечером выпить рюмку-другую, обронил, что Лата ему в целом нравится. При его крайней сдержанности это могло только означать, что он ею «заинтересовался». Разобрав несколько следующих закорючек, госпожа Рупа Мера в тревоге поняла, что, по мнению Аруна, это неплохая идея. По крайней мере, писал Арун, это отвлечет Лату от абсолютно неподходящего Хареша. Когда он изложил эту идею Варуну, тот нахмурился и буркнул, что готовится к экзаменам, – словно судьба сестры его совсем не волнует. Подготовка к экзаменам ограничивает его шамшистские возможности, и Варун с каждым днем все больше мрачнеет. Во время Шраада по отцу он вел себя очень неадекватно, пытался превратить их дом в Санни-Парке в ресторан для жирных священнослужителей и даже спрашивал их (как случайно подслушала Минакши), можно ли совершать поминальные обряды по самоубийцам.
Арун обронил несколько замечаний о приближающихся выборах в Англии («Мы в „Бентсен Прайс“ считаем, что это выборы без выбора: Эттли[142] еще не дозрел до премьерства, а Черчилль слишком стар»), а о выборах в Индии не написал ничего. В заключение он велел госпоже Рупе Мере следить за сахаром в крови, передать привет его сестрам и успокоить всех насчет Минакши: она быстро оправилась после выкидыша и чувствует себя хорошо. На этом Арун поставил точку.
Госпожа Рупа Мера сидела в оцепенении; сердце ее билось с угрожающей скоростью. Она привыкла перечитывать письма десятки раз, всесторонне обдумывая по нескольку дней замечание, сделанное кем-нибудь кому-нибудь другому относительно чего-нибудь, что, по мнению кого-нибудь третьего, кто-нибудь четвертый чуть не совершил. А тут было столько неожиданных новостей – и таких значительных! Усвоить все это сразу было невозможно. Выкидыш у Минакши, жених у Каколи, надвигающаяся угроза в лице Амита, пренебрежительный выпад против Хареша, тревожное поведение Варуна – голова у госпожи Рупы Меры шла кругом, и она велела слуге немедленно подать ей стакан нимбу-пани.
А о ее дорогой Апарне он ничего не написал! По-видимому, с ней было все в порядке. Госпожа Рупа Мера вспомнила высказывание внучки, вошедшее в семейный архив: «Если в этом доме появится другой ребенок, я выброшу его прямо в корзину для бумаг». Похоже, слишком раннее развитие стало модным поветрием. Госпожа Рупа Мера надеялась, что Ума будет не менее привлекательной, чем Апарна, но не такой колючей.
Ей не терпелось показать письмо Аруна Савите, но она решила, что лучше сообщать дочери новости не все сразу, а по одной. Это будет не слишком ошеломляющим для Савиты, а для самой Рупы Меры более информативным. Не зная о решительной настроенности Аруна
