Ныне претенциозно и бессмысленно стараются напихать в язык элементы санскрита. Откапывают невразумительные слова в старых религиозных текстах и хоронят их заново в современном языке. Прямо какой-то заговор религиозных фундаменталистов, которые ненавидят все связанное с исламом и хотят изгнать даже арабские и персидские слова, использовавшиеся в Брахмпуре веками.
Достопочтенный министр внутренних дел (шри Л. Н. Агарвал). Достопочтенный законодатель обладает богатой фантазией, вызывающей восхищение. Но она, как обычно, думает справа налево.
Бегум Абида Хан. Как у вас язык поворачивается говорить такие вещи? Как вы смеете? Вот хорошо бы, если бы официальным языком штата сделали санскрит в его древнем, исходном виде, – тогда и вам пришлось бы попрыгать. Когда вас заставят читать и говорить на санскрите, вы вырвете у себя все волосы. Тогда и вы почувствуете себя чужаком в своей стране. И это будет справедливо. Мусульманские мальчишки будут вступать в жизнь на равных правах с индусскими и соперничать с ними.
Дебаты продолжались в том же ключе, настойчивые волны протеста все так же разбивались о неприступные береговые утесы, пока, по предложению одного из членов партии Конгресс, собрание не завершило свою работу на этот день.
14.27
Выходя из зала заседаний, Махеш Капур остановил своего бывшего парламентского секретаря:
– Ах вы шельма! Я вижу, вы все еще в Конгрессе.
Абдус Салям радостно обернулся на голос отставного министра.
– Нам надо поговорить об этом, – сказал он, оглядываясь по сторонам в поисках подходящего места.
– Да, мы давненько не беседовали – по-моему, с тех пор, как я ушел в оппозицию.
– Дело не в том, министр-сахиб…
– А! Хотя бы вы обращаетесь ко мне по-прежнему.
– Ну разумеется. Дело в том, что вас не было в городе – вы были в Байтаре. Якшались с заминдарами, как я слышал, – не удержался от шутки Абдус Салям.
– А вы разве не ездили домой на Бакр-Ид?
– Да, ездил. Короче, нас обоих здесь не было. А до этого я ездил в Дели на заседание комитета Конгресса. Но теперь-то мы можем поговорить. Давайте пойдем в здешнюю столовую.
– И будем есть эти жуткие жирные самосы? У вас, молодых, более выносливый желудок, чем у нас. – Махеш Капур, несмотря ни на что, пребывал в хорошем настроении.
Абдусу Саляму, в отличие от Махеша Капура, эти жирные самосы, фирменное блюдо столовой, очень нравились.
– Но куда же еще нам податься, министр-сахиб? Ваш кабинет, увы… – Он грустно улыбнулся.
– Шарма должен был сделать вас государственным министром, когда я вышел из правительства, – рассмеялся Махеш Капур. – Тогда у вас был бы свой кабинет. Какой смысл оставаться парламентским секретарем, если секретарствовать не у кого?
Абдус Салям тоже мягко рассмеялся. У него не было политических амбиций, он обладал скорее задатками ученого и часто спрашивал сам себя, какая нелегкая занесла его в политику и почему он в ней остался. Однако он чувствовал, что какая-то сила толкает его вперед, словно лунатика.
Подумав над последним замечанием Махеша Капура, он ответил:
– Вы ушли, но ваш законопроект остался, так что есть над чем поработать. Главный министр не возражал против этого.
– Но вы ничего не можете сделать, пока Верховный суд не вынесет свой вердикт, – сказал Махеш Капур. – И даже после того, как там решат, законна ли Первая поправка к Конституции, придется рассмотреть апелляцию заминдаров против решения суда по законопроекту, и только тогда можно будет что-то предпринять.
– В обоих случаях вопрос будет решен в нашу пользу, нужно только выждать время, – заявил Абдус Салям, уперев взгляд в пространство перед собой, как с ним бывало, когда он задумывался. – А к тому моменту вы, без сомнения, вновь будете министром по налогам и сборам – а может, и кое-кем повыше. Может произойти все что угодно. Шарму пересадят в кресло министра в Дели, Агарвала испепелит один из взглядов бегум Абиды Хан. А поскольку вы вернетесь в Конгресс, то будете очевидным кандидатом на место главного министра.
– Вы так думаете? – спросил Махеш Капур, пристально посмотрев на своего протеже. – Вы это серьезно? Если у вас не намечено что-нибудь более интересное, пойдемте ко мне, выпьем чая. Мне нравятся ваши мечтания.
– Да, я много мечтаю в последнее время и сплю тоже много, – отозвался Абдус Салям несколько загадочно.
По дороге к Прем-Нивасу они продолжили разговор.
– А почему вы не приняли участия в сегодняшних дебатах, министр-сахиб? – спросил Абдус Салям.
– Вы же знаете ответ. Потому что я не умею читать на хинди и не хочу публично демонстрировать это. Среди мусульман я достаточно популярен, трудности могут возникнуть с голосами индусов.
– Даже если вы вернетесь в Конгресс?
– Даже если я вернусь в Конгресс.
– А вы собираетесь вернуться?
– Это я хотел бы обсудить с вами, – ответил Махеш Капур.
– Я, возможно, неподходящий человек для этого.
– Почему? Надеюсь, вы не подумываете о том, чтобы оставить эту работу?
– Это я хотел бы обсудить с вами, – ответил Абдус Салям.
– М-да… – произнес Махеш Капур. – Одной чашки чая нам не хватит.
Абдус Салям не умел вести светских бесед и, едва глотнув чая, взял быка за рога:
– Вы верите, что Неру полностью восстановил свое влияние?
– А вы сомневаетесь в этом?
– Отчасти. Возьмите Индуистский кодекс. Это было серьезное поражение.
– Необязательно. Если он победит на предстоящих выборах, то проведет это как мандат избирателей. Он даже уверен в этом, так как этот вопрос уже обсуждается в предвыборных дебатах.
– Но вряд ли он с самого начала это планировал. Он просто хотел, чтобы этот законопроект стал законом.
– Не могу не согласиться с этим, – отозвался Махеш Капур, помешивая свой чай.
– Но ему не удалось заручиться поддержкой даже делегатов от Конгресса, не говоря уже обо всем парламенте. Всем известно, как относится к этому законопроекту президент Индии. Даже если парламент примет законопроект, президент может его не подписать.
– Ну, это отдельный вопрос, – сказал Махеш Капур.
– Да, вы правы, – согласился Абдус Салям. – Но я думаю об эффективности и своевременности этого шага. Зачем подсовывать законопроект парламенту, когда остается так мало времени на его продвижение? После поверхностного обсуждения возникает обструкция – и идея похоронена.
Махеш Капур кивнул. Он думал также о том, что наступает Шраад[138], когда в течение двух недель люди общаются с душами своих предков. Махеша невозможно было привлечь к участию в этих ритуалах, что расстраивало госпожу Капур. А сразу по истечении этих двух недель следовали постановки «Рамлилы», сменявшиеся фейерверками Дуссеры. Это был исключительный период, перенасыщенный индуистскими фестивалями и завершавшийся праздником Дивали. С точки зрения психологии масс Неру не мог выбрать худшего момента для
