Дина. А я почем знаю?
Кирилл. Ты целовалась с ним?
Дина. Зачем?
Кирилл. Что — зачем?
Дина. Зачем мне с ним целоваться?
Кирилл. А зачем вообще целуются? Зачем ты со мной целуешься?
Дина. С тобой я целуюсь, чтобы дома качались.
Кирилл. А с ним?
Дина. Ты ненормальный.
Кирилл. А вообще скажи наконец, ты до меня с кем-нибудь целовалась?
Дина (поспешно). Нет.
Кирилл. Только — честно!
Дина. Честно? Тогда — да.
Кирилл. Когда?
Дина. В восьмом классе.
Кирилл. С кем?
Дина. С одним девятиклассником. Славой, из параллельной мужской школы. Он приходил в нашу школу на вечера, и мы с ним сразу молча выходили из зала, спускались по центральной лестнице, не глядя друг на друга, в гардероб и, пока все танцевали в физкультурном зале, целовались там в темноте среди чужих пальто.
Кирилл. Сколько?
Дина. Что — сколько?
Кирилл. Сколько раз ты с ним целовалась?
Дина. Я сначала считала каждый поцелуй, даже записывала — ставила палочки на обложке учебника истории, а потом, когда вышло сто двадцать пять, мне стало стыдно: выходило что-то слишком много для восьмого класса, и я перестала…
Кирилл. Целоваться?
Дина. Нет, считать. Так что точно не знаю.
Кирилл. Так. А что было потом?
Дина. Потом он догадался, что я учусь в восьмом классе. А я ему говорила, что в девятом. А однажды проговорилась, что не выучила анатомию, ну он и догадался и стал танцевать с толстой десятиклассницей, а в гардероб не приходил, и я стояла там одна, в темноте среди чужих пальто, и плакала, пока все танцевали. А потом у кого-то что-то в гардеробе пропало, и тогда подумали, что я хожу туда, чтобы лазить по карманам, и меня чуть не исключили из комсомола. И я потом уже не могла больше ходить в гардероб, и так моя первая любовь постепенно совсем прошла.
Кирилл. И больше ни с кем не целовалась?
Дина. Больше ни с кем. А ты?
Кирилл. И я больше ни с кем.
Дина. Кроме как?
Кирилл. Кроме как с тобой.
Дина. Честное слово?
Кирилл. Допустим, что да.
Дина. Почему — «допустим»? Да или нет?
Кирилл. Ну, да.
Дина. Почему «ну»?
Кирилл. Да.
Дина. То-то.
Кирилл. Хватит допросов. Знаешь, мне кажется, что для своих лет ты очень мало все-таки целовалась, и с этой минуты я берусь восполнить этот пробел.
Целуются.
Дина. Еще! Завтра я получу первый «неуд» после того, как ты взял меня на буксир, вот увидишь! Еще!
Кирилл. Только десять раз тебя поцелую, а потом будем снова зубрить.
Целуются.
Дина. Еще! Уйди за шкаф. Ну, пожалуйста, уйди! Я тебя укушу! Еще!
Кирилл. Не укусишь. Я знаю. Ты сейчас добрая. У тебя глаза сейчас черные и большие. Выходит совсем смешно — ты сама знаешь про себя меньше, чем я. И это просто чудо, как мне нравится. Слушай. У тебя глаза бывают то светлые и узкие, то большие и совсем черные. Раньше, два года назад, когда я видел тебя только издали, это казалось мне чудом. А теперь я понял — это из-за зрачков. У тебя удивительно быстро сужаются и расширяются зрачки. От этого твои глаза и бывают то черными и большими, то узкими и светлыми. Узкими и светлыми они становятся, когда ты злишься. А сейчас они большие и черные. А это значит, что ты меня не укусишь.
Целует ее.
Дина. Еще! Кирюха, Кирюшенька, ну что же нам делать? Я ведь еще ничего не знаю, совсем-совсем ничего! Еще…
Кирилл. Нет! Хватит. Давай-ка опять почитай мне вслух. Классификация издержек обращения при социализме очень отрезвляет. Вот увидишь.
Садится за шкаф.
Дина (вздыхает). Придется читать… (Медленно читает.) «Основным источником прибыли торговых организаций является созданный предприятиями чистый доход, часть которого через цены передается в распоряжение государственных и кооперативных торгующих организаций».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кирилл. А помнишь, как в позапрошлом году на первом курсе я первый раз осмелился пригласить тебя танцевать, хотя совсем не умел, помню, играли какое-то дурацкое танго, кажется «Брызги шампанского»…
Дина. Фокстрот «Лисий шаг».
Кирилл. Нет, танго «Брызги шампанского». Или фокстрот «Лисий шаг». Все равно. Я их путаю. Я целый час пробивался тогда к тебе сквозь толпу поклонников, которая всегда тебя окружала, а ты распахнула свои глазищи и ответила мне, как ни в чем не бывало: «Простите, я очень устала»… помнишь?
Дина. А посмотрел бы ты на себя, как ты пригласил меня! У тебя был такой самоуверенный вид. Ну просто первый парень на деревне! Я еще не успела и рта открыть, чтобы согласиться, а ты уже тянул меня за рукав. Посмотрел бы ты на свое лицо, когда я тебе отказала!
Кирилл. Посмотрел бы! Тебе смешно! А я чуть не лопнул тогда от злости! Тем более что ты тут же пошла танцевать с Бойко! Я чуть не подрался с Бойко в тот вечер! Хорошо, что он оказался вполне добродушным парнем, а то представь себе, я член комсомольского бюро факультета, и вдруг драка, да еще в стенах! До тебя я вообще не любил всех этих вечеров и танцулек! Теснотища, жарища, все потные и липнут друг к другу — противно смотреть. Играют одно и то же — «Брызги шампанского». Или «Лисий шаг». Лет через двадцать над такой музыкой будут смеяться. Вот увидишь.
Дина. А помнишь, как в прошлом году весной ты мне вдруг позвонил в три часа ночи…
Кирилл. В два.
Дина. Нет, в три. Я нарочно включила в комнате свет и посмотрела на часы и совсем разбудила Олимпию Валериановну, помнишь, как ты заорал: «Я люблю тебя» — и сразу же повесил трубку.
Кирилл. А потом два часа слушал тот длинный гудок по телефону…
Дина. А Олимпия Валериановна проснулась и ворчала на меня, что мне звонят так поздно и ставят на ноги всю квартиру, а я сказала, что звонили не мне, а просто ошиблись номером, а она все равно ворчала, ворчала, потому что, как всегда, наглоталась снотворного и плохо меня понимала, а я все время кусала себя за язык, чтобы не запеть во все горло.
Кирилл. А потом всю неделю мы не разговаривали, я боялся даже посмотреть на тебя, а ты ко мне не подходила, и я решил, что тебе на меня наплевать и ты просто разозлилась, что я позвонил среди ночи…
Дина. А я решила, что ты не подходишь ко мне потому, что жалеешь о сказанном, что ты просто где-нибудь выпил вина и сболтнул лишнего…
Кирилл. Ну, хватит воспоминаний на сегодня! Воспоминания пусть остаются для тех, у кого все в прошлом. У нас же с тобой все впереди.
Дина. Иди сюда…
Кирилл. А политэкономия?
Дина. Перезимуем…
Кирилл. К черту политэкономию! К черту коллоквиум! К черту Деда! К черту маму! К черту дядю Сережу! К черту меня самого! К черту все и всех, кроме тебя!
Дина. Кроме тебя!
Кирилл. Иди сюда. Нет, лучше я пойду к тебе.
Дина. Зачем?
Кирилл. Зачем я пойду к тебе?
Дина. Зачем ты закрываешь шторы?
Кирилл. Чтобы не подглядывали из дома напротив.
Дина. Как темно стало. Не понимаю, почему люди любят друг друга в темноте? Разве это стыдно? Почему свадебная ночь? Я бы хотела, чтобы у меня был свадебный день. И чтобы было побольше солнца. И чтобы быть у озера на стеклянной веранде. И чтобы тогда со мной это произошло. И продолжалось бы весь день и — ладно уж! — всю ночь, но чтоб тысяча свечей! Нет! Миллион дней. И еще один. И миллион ночей. И еще одну. (Тихо.) И еще я хочу, чтобы это произошло со мной как можно быстрее. Потому что мне иногда кажется, что я больше не выдержу и умру.
Кирилл. И тебе все равно, с кем это будет у тебя у озера на стеклянной веранде на восходе солнца как можно быстрее?
