Она немного постояла, наблюдая за огнем. Ее обуревала тревога. Нан Балат сильный, но жизнь их всех наградила шрамами. Из письмоводительниц доверять можно только Эйлите, а та… увы, при весьма симпатичном личике невеста Нан Балата не отличалась умом.
Вздохнув, Шаллан покинула гостиную, намереваясь вернуться к занятиям. Хороший способ отвлечься, и вообще – Ясну раздражало, когда ее ученица бездельничала.
Пять часов спустя Шаллан спрашивала себя, куда подевалось ее воодушевление.
Ей действительно нравилось учиться. Но в последнее время Ясна поручила ей заняться историей алетийской монархии. А это не самая интересная тема. Скука Шаллан лишь усиливалась оттого, что ее заставляли читать кучу книг, в которых высказывались нелепые, по ее мнению, суждения.
Она в одиночестве сидела в читательском алькове Ясны в Вуали. Громадная стена огней, альков и загадочные исследования больше не вызывали у нее благоговения. Это место стало уютным и знакомым.
Шаллан потерла глаза свободной рукой и закрыла книгу.
– Я, – пробормотала она, – начинаю ненавидеть алетийскую монархию.
– В самом деле? – раздалось позади. В альков вошла Ясна, в облегающем фиолетовом платье, за которой следовал прислужник-паршун со стопкой книг. – Постараюсь не принимать это близко к сердцу.
Шаллан вздрогнула и покраснела до ушей:
– Светлость Ясна, я не имела в виду конкретных монархов. Я подразумевала монархию в общем.
Принцесса изящно села на свое место в алькове. Взглянула на девушку, приподняв бровь, потом жестом приказала паршуну положить книги на стол.
Ясна по-прежнему оставалась загадкой для Шаллан. Временами она казалась равнодушной ученой дамой, которую раздражало, что приходится отвлекаться на ученицу. Иногда за суровым фасадом как будто мелькал намек на язвительную шутку. Как бы то ни было, Шаллан ощущала необычайное спокойствие, когда находилась рядом с этой женщиной. Принцесса побуждала ее высказывать свои мысли, и девушка с радостью откликалась на это.
– Судя по всплеску эмоций, тема тебя утомляет, – сказала Ясна, перебирая книги. Паршун тем временем удалился. – Ты решила стать ученой. Что ж, тебе придется понять – в этом и заключается настоящая наука.
– В том, чтобы читать писания тех, кто отказывается признавать чужое мнение?
– Они уверены в своей правоте.
– Светлость, я не эксперт в уверенности. – Шаллан взяла одну из книг и окинула ее критическим взглядом. – Но думаю, что не перепутала бы ее с чем-то другим. По-моему, само слово не подходит, чтобы описать книгу вроде этой, за авторством Медерии. Подобные ученые кажутся мне скорее спесивыми, чем уверенными. – Вздохнув, она отложила том. – По правде говоря, «спесивость» – тоже неправильное слово. Оно недостаточно отражает суть.
– И каким же, по-твоему, должно быть правильное слово?
– Даже не знаю. Ошибкоспесивость, видимо.
Ясна скептически вскинула бровь.
– Это в два раза сильнее простой самонадеянности, – объяснила Шаллан, – хотя фактологическая основа их заключений в десять раз меньше положенного.
В ответ на ее слова на губах Ясны появилась тень улыбки.
– То, что вызвало у тебя столь живой отклик, известно под названием Движение зазнаек. Тогда «ошибкоспесивость» можно считать литературным приемом. Ученые намеренно преувеличивают важность того, о чем пишут.
– Движение зазнаек? – переспросила Шаллан, снова берясь за книги. – Кажется, я знаю, как следует двигаться мне.
– Как?
– Всадить этому движению нож в спину.
На этот раз все ограничилось приподнятой бровью. Девушка, посерьезнев, продолжила:
– Думаю, я сумею понять смысл этого приема, светлость, но авторы книг, которые вы мне дали по теме смерти короля Гавилара, прибегают ко все более и более неразумным доводам для доказательства своей правоты. Поначалу они соперничали друг с другом в красноречии, а теперь обзываются и придираются к пустякам.
– Ученые пытаются спровоцировать дискуссию. Ты бы предпочла, чтобы ученые прятались от правды, как это делает большинство? Тебя бы устроило, если бы люди погрязли в невежестве?
– Читая эти книги, я перестаю понимать разницу между ученостью и невежеством. Человек, который избегает учиться, может быть невежественным, но ведь и ученый способен прятать свое невежество под маской ума.
– А как быть с ученостью, к которой не примешивается невежество? Что основана на поиске правды, но не отрицает при этом вероятность ошибки?
– Это мифическое сокровище, светлость, почти как Осколки Зари или Клинки Чести. Безусловно, его стоит искать, но надо проявлять великую осторожность.
– Осторожность? – переспросила Ясна, нахмурившись.
– Есть шанс прославиться, но такая находка сама по себе способна всех нас уничтожить. Доказательство того, что можно быть ученым, одновременно считая учеными тех, кто с тобой не согласен? Ох, по-моему, оно взорвет весь научный мир без остатка.
Ясна фыркнула:
– Дитя, ты увлеклась. Если хоть половину тех сил, что ты усердно тратишь на остроумие, пустить в дело, то, осмелюсь предположить, в твоем лице наука получит одного из величайших ученых нашего времени.
– Прошу прощения, светлость. Я… ну, я просто сбита с толку. Учитывая пробелы в моих знаниях, я предполагала, что вы поручите мне изучать события, случившиеся гораздо раньше, чем несколько лет назад.
Ясна открыла одну из своих книг:
– Мой опыт свидетельствует, что молодые люди вроде тебя склонны не очень-то высоко ценить события далекого прошлого. Поэтому я выбрала то, что случилось недавно и вызвало большой резонанс, чтобы тебе легче было свыкнуться с тем, как работают настоящие ученые. Неужели убийство короля – недостаточно интересная тема?
– Отнюдь, светлость. Мы, малыши, любим штучки, которые блестят и бабахают.
– Иногда ты и впрямь не можешь держать язык за зубами.
– Только иногда? То есть я почти все время хожу с высунутым языком? Придется мне… – Шаллан осеклась, сообразив, что и впрямь перегнула палку. – Прошу прощения.
– Никогда не извиняйся за свой ум. Иначе только этим и будешь заниматься. Однако острить следует со знанием дела. Ты часто говоришь первую более-менее умную вещь, которая приходит в голову.
– Знаю, – согласилась Шаллан. – У меня уже давно обнаружилась эта прискорбная слабость. Нянюшки и наставницы изо всех сил пытались с нею бороться.
– Вероятно, путем строгих наказаний.
– Да. Их излюбленным методом было посадить меня в угол и заставить держать на голове книги.
– А это, в свою очередь, – сказала Ясна со вздохом, – всего лишь приучило тебя побыстрее отпускать колкости, ибо ты знала, что надо успеть, пока не передумаешь и не подавишь в себе желание высказаться.
