– Что ж, хорошо. Приступай. Хотя я по-прежнему не понимаю, как ты собираешься работать, не видя перед собой неподвижную модель.
– Светлость Шаллан обладает рядом уникальных талантов, – объяснила Ясна.
Шаллан приступила к наброску.
– Я и не сомневался! Я видел, как она нарисовала Вараса.
– Вараса? – переспросила принцесса.
– Младшего управителя коллекций в Паланеуме. Он мой дальний родственник. Говорит, все прислужники под впечатлением от вашей юной ученицы. Вы нашли ее такой?
– Когда мы повстречались, – сказала Ясна, – я нашла ее невоспитанной.
Король склонил голову набок.
– Но что касается художественных способностей, тут я ни при чем, – добавила принцесса. – Они прилагались к ней изначально.
– А-а, так это благословение Всемогущего.
– Как скажете.
– Но вы так не считаете, верно? – Таравангиан рассмеялся невпопад.
Шаллан быстро рисовала, штрихами очерчивая форму его головы. Он поерзал на стуле, чувствуя себя неловко:
– Это ведь трудно для вас? Возможно, даже болезненно?
– Ваше величество, отсутствие веры в бога – не болезнь, – сухо проговорила Ясна. – Не то же самое, что сыпь на ногах.
– Ну конечно, конечно. Но… э-э-э… разве не трудно жить, ни во что не веря?
Шаллан, не переставая рисовать, подалась вперед и сосредоточилась на разговоре. Девушка предполагала, что обучение у еретички будет чуть более увлекательным. Они с Кабзалом – остроумным ревнителем, с которым ей довелось повстречаться в первый день в Харбранте, – несколько раз успели поболтать по поводу того, во что верит Ясна. Однако с самой принцессой поговорить на эту тему не удалось. Стоило Шаллан заикнуться об этом, Ясна направляла беседу в иное русло.
Сегодня, однако, она этого не сделала. Возможно, почувствовала, что король искренне заинтересован.
– Вообще-то, выбор для веры довольно широк, ваше величество. Мой брат и мой дядя, мои собственные способности. То, чему меня научили родители.
– Но ведь есть еще истина и ложь, а вы… вы их отвергли.
– То, что я не принимаю то, чему учат в орденских обителях, не означает, что я отвергаю саму веру в существование истины и лжи.
– Но ведь Всемогущий определяет, что есть истина!
– Неужели кто-то, некое невидимое существо, должен объявить правду правдой, чтобы она сделалась таковой? Я верю, что представления о морали, которые кроются в моей собственной душе, более основательны и истинны, нежели представления тех, кто ведет себя правильно только потому, что боится возмездия.
– В этом же и есть сама суть закона, – возразил сбитый с толку король. – Когда нет наказания, возможен лишь хаос.
– Без закона некоторые люди поступали бы, как им заблагорассудится, верно. Но многие способны отказаться от личной выгоды, основанной на чужом страдании, тем самым сделав правильный выбор, – разве это не замечательно?
– Они боятся Всемогущего.
– Нет, думаю, в каждом из нас таится понимание того, что общественное благо обычно подразумевает и индивидуальное благо. Человечество способно быть благородным, надо лишь дать ему шанс. Это благородство существует независимо от волеизъявления какого бы то ни было божества.
– Ума не приложу, как что-то может существовать независимо от Господней воли. – Король потрясенно покачал головой. – Светлость Ясна, у меня и в мыслях не было спорить, но разве само определение Всемогущего не подразумевает, что Он есть мера всех вещей?
– Один плюс один равняется двум, не так ли?
– Э-э-э, да.
– Чтобы это было правдой, не требуется решение божества. Мы можем сделать вывод, что математика существует отдельно от Всемогущего, независимо от Него?
– Возможно.
– Ну так вот, – продолжила Ясна, – я просто заявляю, что мораль и человеческая воля тоже от Него не зависят.
– Если вы правы, – сказал король со смехом, – то существование Всемогущего бессмысленно!
– Именно.
На балконе стало тихо. Сферные лампы Ясны излучали прохладный, ровный белый свет, заливавший все вокруг. Неловкую тишину нарушало только поскрипывание угольного карандаша Шаллан. Она рисовала быстрыми, размашистыми штрихами, взволнованная тем, что сказала принцесса. От этих слов внутри ее появилась пустота. Отчасти потому, что король, при всей своей любезности, не очень-то умел спорить. Он был милым человеком, но не мог тягаться с Ясной в искусстве полемики.
– Что ж… – сказал Таравангиан. – Должен заметить, что ваши доводы звучат очень весомо. Но я все равно их не принимаю.
– Ваше величество, я и не собиралась вас в чем-то убеждать. Я никому не навязываю своих взглядов, а вот у большинства моих оппонентов с этим как раз имеются проблемы. Шаллан, ты закончила?
– Еще немного, светлость.
– Но прошло всего несколько минут! – воскликнул король.
– У нее талант, ваше величество, – сказала принцесса. – Я ведь уже об этом говорила.
Шаллан откинулась на спинку стула, изучая свою работу. Она так сосредоточилась на разговоре, что позволила руке действовать самостоятельно, доверяясь чутью. Набросок изображал короля, который с умным видом сидел на стуле, спиной к балкону, напоминавшему часть крепостной стены. Дверь, ведущая на балкон, была справа от Таравангиана. Да, вышло очень похоже. Не лучшая ее работа, но…
Девушка замерла, у нее перехватило дыхание, а сердце кувыркнулось в груди. В дверном проеме позади короля она нарисовала… что-то. Двух высоких и очень худых существ, в плащах с разрезами, лежавших прямыми складками, будто сделанных из стекла. Над жесткими высокими воротниками у каждого из существ вместо головы парил большой символ – замысловатое переплетение множества линий и плоскостей, изгибавшихся под немыслимыми углами.
Шаллан не могла прийти в себя от потрясения. Почему она нарисовала этих существ? Что ее заставило?..
Юная художница вскинула голову. В коридоре было пусто. Твари вовсе не часть Образа, который она запомнила. Ее рука просто их нарисовала, повинуясь собственным желаниям.
– Шаллан? – спросила Ясна.
Девушка инстинктивно отбросила уголек и смяла лист свободной рукой:
– Прошу прощения, светлость. Я увлеклась разговором. Рисунок получился неряшливым.
– Дитя, позволь нам хотя бы взглянуть на него, – сказал король, вставая.
Шаллан крепче сжала кулак:
– Прошу, не надо!
– Временами она темпераментна, как все художницы, – со вздохом пояснила Ясна. – И ничего с ней не поделаешь.
– Ваше величество, я нарисую другой, – пообещала девушка. – Мне так жаль!
Он пригладил редкую бороду.
– Ну что ж, ладно. Я собирался подарить его внучке…
– Вечером будет готово, – заверила Шаллан.
