степени, чем интересы евреев. Так, гражданство могло быть предоставлено лицу, рожденному в стране как до, так и после провозглашения независимости Государства Израиль, при условии, что хотя бы один из его родителей являлся гражданином Израиля. Гражданство по месту жительства предоставлялось детям вернувшихся в Израиль палестинских беженцев при условии, что они зарегистрировались по состоянию на 1 марта 1952 г. как жители Израиля. (Надо сказать, что всевозможные оговорки и поправки лишали права на гражданство большинство арабских беженцев.) И наконец, гражданство путем натурализации могло быть предоставлено тем, кто жил в Израиле на протяжении не менее трех лет, имел право на постоянное жительство, хотя бы в какой-то мере владел ивритом и отказался от своего предыдущего гражданства.
Условия получения гражданства “по месту жительства”, были — со всей очевидностью — сделаны умышленно трудновыполнимыми именно с оглядкой на арабов. У большинства феллахов не имелось документов о палестинском гражданстве; в период британского мандата они тысячами переходили из соседних арабских государств через границу с Палестиной и селились там без какого бы то ни было официального разрешения. То же самое можно сказать и об арабах, вернувшихся после Войны за независимость (1948 г.) — их число составляло, по меньшей мере, 50 тыс. человек. Никто из этих людей не мог претендовать на израильское гражданство — что, кстати, являлось явным нарушением Резолюции ООН о разделе Палестины, в которой говорилось, что и арабы, и евреи, “проживающие в Палестине, станут гражданами того государства, жителями которого они являлись на момент провозглашения независимости”. Неудивительно, что Закон о гражданстве вызвал сильное разочарование и негодование арабской общины. Впрочем, у закона нашлись и еврейские критики, причем не только в кнесете, но и за его стенами. Разумеется, этот закон не был исполнен во всей его полноте и строгости. В течение буквально пяти лет после его принятия подавляющее большинство арабских жителей Израиля получили израильское гражданство. В сущности, арабская община была возмущена тем, что закон давал властям законный повод для дискриминации.
Был также предусмотрен еще ряд мер, имевших целью усложнить жизнь арабского населения страны. “Юридические и административные предписания” Временного правительства позволяли министру обороны предпринимать действия, оговоренные в Чрезвычайных правилах безопасности, установленных еще в 1945 г. британской администрацией для борьбы с подрывной деятельностью еврейского подполья. Речь, в частности, шла о создании “зон безопасности”, в которых вводилось военное правление. Предписания были незамедлительно претворены в жизнь в стратегически важных приграничных районах, где проживало большинство арабского населения. Там были созданы органы военного управления, существовавшие вплоть до окончания Войны за независимость. Таким образом, общая атмосфера, определяемая постоянными угрозами со стороны враждебно настроенных арабских государств и увеличением числа антиизраильских терактов, организованных за границей, способствовала тому, что впечатляющие израильские заявления относительно предоставления арабам равных прав оказались во многом сведенными на нет. В качестве примера можно рассмотреть ситуацию с так называемыми “зонами особой безопасности”. Это были небольшие по площади и весьма специфические анклавы, примыкавшие к границам страны, через которые можно было с легкостью осуществлять инфильтрацию с территорий Сирии и Иордании. Арабское население анклавов было выселено, причем соответствующие предупреждения они получили всего за четыре дня. Несколько бедуинских племен в Негеве, а также жители приграничных деревень Шааб, Эль-Бира, Умм-аль-Фарадж и Мад-ждаль были эвакуированы армейскими силами. Жителей христианской деревни Иркит в Западной Галилее выселили, дав обещание, что им будет предоставлена возможность вернуться через две недели; на деле же они оказались выселенными навсегда, и в 1951 г. армия разрушила все дома деревни, не пощадив даже здание церкви.
Такого рода действия в “зонах особой безопасности” коснулись в целом не более полутора тысяч человек; что же касается ситуации в приграничных “зонах безопасности”, где проживало большинство арабского населения, то там было введено военное правление, и власти получили указание использовать в случае необходимости “все необходимые силовые меры” для обеспечения безопасности. В частности, там были учреждены военные суды с широкими полномочиями для рассмотрения дел, связанных с нарушениями законов чрезвычайного положения, причем судебные заседания зачастую проходили при закрытых дверях. Полиция и армейские силы получили право проводить обыски в любом жилом доме или производственном помещении, если возникают подозрения, что происходящее там “представляет угрозу для общественной безопасности”. Любой человек, находившийся в зоне действия военной администрации, мог быть задержан, подвергнут обыску, на его передвижение или трудовую деятельность могли быть наложены ограничения, и он мог быть депортирован. Также “в интересах общественной безопасности” окружные комиссары получали право брать во владение любой участок земли и конфисковывать любое имущество. Полицейские и военнослужащие могли быть расквартированы в домах жителей этих зон, причем жители несли все связанные с этим издержки. Движение по дорогам могло быть запрещено или ограничено, мог быть введен комендантский час, а также прекращено действие всех средств связи, включая почту и телефон.
Разумеется, мало какие из перечисленных мер применялись на практике — разве что в случае крайнего обострения ситуации. В основном военная администрация действовала со всей возможной гибкостью и пониманием — во всяком случае, значительно более мягко, чем вела себя арабская военная администрация по ту сторону границы по отношению к еврейскому меньшинству. В сущности, лишь один вид ограничений постоянно осуществлялся израильскими властями: ограничение свободного передвижения между населенными пунктами. Так, например, араб из Назарета, пожелавший навестить своего родственника в Яфо, должен был обратиться к представителю военной администрации для получения специального пропуска. Ему предстояло заполнить соответствующие документы, принести их в штаб военной администрации и там ждать в очереди — иногда в течение нескольких часов. Безработному арабу, живущему, скажем, в деревне Шафа-Амр и желающему найти работу в Хайфе, предстояло проделать такую же процедуру, причем с точно такой же вероятностью получить отказ. Собственно говоря, отказывали немногим, но сама процедура подачи прошения отнимала много времени и была довольно унизительной.
Власти страны утверждали, что все эти правила служат только одному — обеспечению безопасности. Отмечалось, что соседние арабские страны вели постоянную радиопропаганду, адресованную арабскому меньшинству Израиля, а израильские арабы тем или иным образом поддерживали контакты со своими родственниками за границей. Эта аргументация была вполне обоснованной; тем не менее возникал вопрос: оправдывают ли соображения безопасности суровость указанных мер? Об этом говорили как еврейские, так и арабские критики существующего положения дел, и этот вопрос неоднократно поднимался в прессе и в кнесете. Реагируя на эту критику, Бен-Гурион создал в декабре 1955 г. специальную комиссию для рассмотрения вопроса об отмене военного правления или хотя бы уменьшении числа связанных с ним ограничений. Всесторонне рассмотрев ситуацию, комиссия в марте 1956 г. приняла решение, что еще не настало время для смягчения чрезвычайных мер, поскольку границы по-прежнему
