— Вот-вот, — усмехнулся Раднир, видя улыбку Иллара. — Не мне тебе говорить, это случается на каждом шагу. Мы привыкли воевать в прибрежных водах. Каждый корабль посылал свою команду. Рывок и обратно. Мы отвечали сами за себя, но вел нас отец. Он как-то со всем этим управлялся, мне пока не удаётся. — Раднир помолчал, вспомнив лагерь под Нартой. — Сейчас всё по-другому. Здесь на суше, мы все перемешались. С одного корабля погибло больше, с другого — меньше. Я должен помнить об этом, посылая команды в бой. Я могу привести свой корабль куда угодно. Но я всегда шел за флагманом. Теперь флагман я. Но как привести домой весь флот, не потеряв никого в пути, я не знаю. Ты учился у своего отца, но меня никто не учил.
— Я смог бы помочь и тебе.
— Можно было бы — помог. И если понадобится помощь, попрошу. Даю слово. Есть две проблемы…
Юноша поднял камешек и кинул в дерево, стоящее за расщелиной скалы. Попал, удовлетворенно хмыкнул. Иллар внимательно слушал.
— Одну я выяснил после последнего боя. Я послал одного матроса в самое горячее место. Его ранили, и весьма серьезно. Когда я увидел, что он при смерти, то понял, что его смерть очень усложнит мое дальнейшее соглашение с твоим отцом.
— Каким образом?
— Удачливый сильный воин. В его отряде всегда самая лучшая добыча, в том числе и множество рабов. Его не выбирают капитаном лишь потому, что он больше любит топором махать, а не головой думать. Но на своем острове — он герой, и люди идут за ним. Он одним из первых принял условия, на которых его свобода меняется на свободу пленных. И я так бездумно отправил его на верную смерть.
— Всех нужных людей не убережешь, Раднир.
— Не буду спорить, — усмехнулся юноша, — то-то Фаркус трясется над тобой, как курица над яйцом. Ладно, не хмурься. Нас с тобой голыми руками не возьмешь. Кстати, спасибо дочери принца. Вовремя я её позвал, она поставит его на ноги, чем сильно облегчит мне жизнь.
— А второе?
— Второе сложней. — Раднир опять стал серьезным. — Весть о смерти отца на корабли пришла раньше, чем о том, что я жив и войско приняли меня как вождя. Здесь же Кресл, муж моей сестры, объявил себя преемником отца.
— Родная сестра?
— Нет, сводная. Я её, может, и видел лишь раз, мельком. Но Кресла знаю превосходно. — Раднир помедлил, прежде чем продолжить. — Я раньше не задумывался, кто заменит отца. Казалось невозможным, что его не будет. И он никогда не обмолвился, что я — возможный наследник. Я рассказывал вам, что, только подслушав его разговор, узнал об угрозе, которую мы, старшие сыновья, представляли для него, — голос звучал хмуро и горько, как обычно, когда Раднир вспоминал об этом. — Не знаю, как все это расценивал Кресл, но мы всё время были с ним на ножах, он всегда считал меня мальчишкой, — теперь в интонациях преобладала злость, — и мне донесли, что он объявил себя ситарским королем, как ближайший родственник Курхота. А у него с принцем Интаром не было соглашения. Не думаю, что он встретит меня, подняв на мачте мой флаг, и согласится на обмен пленными, несмотря на то, что я привел наших воинов живыми.
— И что ты намерен делать?
— Мне надо взять корабли под свой контроль. Почти все капитаны остались на кораблях. Но их команды — со мной. И они мне преданы. Капитаны не посмеют выступить против команды, против меня. Я хочу их привлечь на свою сторону мирным путём, не прибегая к бунту их команд. Тем более что от некоторых команд остались лишь крохи.
— Кресл наверняка уже этим занимается, а у него намного больше времени подготовиться, чем у тебя. И он, как я понял, старше тебя. Для некоторых это будет предпочтительней.
— Да. Но есть старый проверенный способ. Расправиться с ним, вызвать его на поединок.
— Если он объявил себя королем, то возможен ли поединок с королем?
— Твой отец же вызвал короля Торогии.
— Альтам имел полное право отказаться биться с человеком ниже его по положению.
— Кресл не откажется. Иначе за трусом не пойдут.
— Насколько он хорош? Как ты оцениваешь его?
Раднир задумался:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Никогда не бился с ним. Но капитанами не становятся слабаки.
— Не в силе дело, ты сам только что сказал.
— Но не настолько.
— Ты стал сильнее в последнее время.
— Но я так и не победил тебя ни разу. Ты не прекращаешь бой лишь потому, что учишь меня.
— Раднир, ты тоже не стараешься выиграть. Ты не увеличиваешь темпы боя по этой же причине. Стараешься запомнить, применить то новое, что узнал. В настоящем бою ты дерешься в полную силу, я вижу это.
Они помолчали.
— У тебя есть на примете те капитаны, которые пойдут однозначно за тобой? — прервал молчание Иллар.
— Да, с тремя островами у нас крепкие родственные связи. Это пять кораблей. И с моего острова у нас шесть корабля.
— А сколько всего сейчас в порту?
— Мне сообщили, что двадцать восемь.
— Итак, почти одна треть — за тобой.
— Ближе к столице я собирался послать Сабера на свой корабль, чтобы он сообщил обо всем моему первому помощнику. Либо же отправиться самому.
— Тебе нельзя, Раднир. Ты должен прийти с войском, у тебя за спиной должна быть сила.
— Согласен. Но ты прав. Медлить нельзя. И мальчишку одного послать тоже опасно. Мне нужен отряд надежных людей. Пусть не открыто, но тайно, они должны подготовить хоть эти корабли.
— Я подберу лошадей и попрошу Тайлис дать тебе проводников. Выбирай тех своих людей, кто умеет держаться в седле.
— Тайлис не воспротивится? У нее на счету каждый воин.
— Ты зря считаешь, что Тайлис и нашему командующему нужны только солдаты. Подчинение тобой флота, уход из Кордии, а главное — возвращение людей — не менее важны, чем каждая из побед Дегорта.
Когда нашли и присоединились к ним Овета с Латином, они уже закончили обсуждать детали.
Овете нашлось все же дело в лекарских палатках. В походе по Кордии раненных было не в пример больше, ее навыки пригодились. Но, помня обещание, данное родителям, Иллар, даже несмотря на ее телохранителей, направлял с охраной к ней то одного, то двух своих товарищей. Овета никогда не находилась без его, хоть и незримого, присмотра.
Вот и сейчас, видимо освободившись от забот, ей стоило лишь попросить кого-нибудь из присутствующих рядом члена отряда Иллара, как ее тотчас отвели к брату. В данном случае это был Латин.
В походе он беззаветно влюбился в сестру друга. Преображенная девушка, которую он до недавнего времени считал ребенком, поразила Латина в самое сердце. Он потерял сон, баллады так и сыпались из него: веселые и грустные, патриотические и трагические, и, конечно, лиричные. У его костра собиралось немало народу, требуя и требуя спеть что-нибудь ещё, но он смотрел только на Овету.
А девушка относилась к нему по-братски, как к Иллару, к Радниру. С удовольствием общалась с ним. Ей льстило, что он стал относиться к ней, как к взрослой. Ей нравились его баллады. Но она с легкостью меняла его общество на общество брата или Раднира. Или простодушно подзывала Тайлис послушать очередную балладу, которую Латин собирался спеть ей наедине, если такое было возможно среди войска.
Чувства Латина были написаны у него на лице, не замечала этого только Овета. Раднир видел, но только посмеивался, стараясь все же лишний раз пресечь их общение, и не упускал случая сказать влюбленному юноше какую-нибудь колкость или осмеять его песни. Хотя ему они тоже явно нравились, как нравились и его матросам.
Они еще некоторое время сидели на вершине, обозревая окрестности, слушая ставшую обычной ленивую перебранку Раднира и Латина, а затем вернулись в лагерь. Настало время выступать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Глава 34
Штурм дворца
Весть о том, что настоящая королева возвращается, разнеслась по королевству как ветер.
Ещё совсем недавно, на исходе лета жители королевства бурно приветствовали Тайлис, вернувшуюся в страну с войсками Сегота. Но действия правительницы, ее союз с ситарским войском, продолжающим разорять страну, породили слухи, постепенно перешедшие в недовольство, а затем и в откровенное противостояние — королева, которая поддерживала наводимые сеготцами порядки, не могла быть настоящей. Не прошли даром действия принца Интара в Албоне и обещанная помощь Матаса. Все больше людей убеждалось, что королева — самозванка.
