были долгими, холодными и одинокими. Приходилось беречь костры, свечи и фонари. Все стоило слишком дорого. О достаточном тепле и свете практически не приходилось мечтать. В холодные зимние месяцы в Маконне женщины, закончив работу по дому, отправлялись в конюшню за вейлами. Мужчины присоединялись к ним, и полуденный прием пищи часто проходил в конюшне, поскольку в доме было слишком холодно. Вечерняя трапеза требовала наличия огня, но в условиях нехватки топлива люди использовали его как можно реже. Поэтому после супа они спешили свернуться калачиком в темноте, делясь животным теплом с одним или несколькими соседями, которые, по всей видимости, спали; или укрывались в хлеву; или перебирались в любое другое место, где можно было найти немного тепла.
В таких местах, как Трееньи в Йонне, где гончарное производство было основным, большинство местных жителей зимой грелись теплом печей и "таким образом избавлялись от необходимости разводить дома костры". Мировой судья в 1852 г. сообщал, что каждый вечер "a la veillée" собирались значительные толпы. В некоторых районах Марны вечерние пиры проводились в винных погребах, которые, будучи сделанными из мела, сохраняли тепло. Ремесленники, работавшие до поздней ночи, возможно, из-за того, что днем у них были другие задачи, нуждались в свете, как, например, плотники и сапожники. Вокруг них мог образовываться круг общения, который иногда превращался в шамбре. Но чаще всего вечерние посиделки проходили в амбарах, овчарнях или конюшнях, где тепло животных было важнее резких запахов навоза.
В доме или в хлеву соседи и друзья собирались зимними вечерами, один-два раза в неделю, а то и каждый день. Собираясь поочередно то в одном, то в другом месте, три-шесть семей и более экономили таким образом на тепле и свете, используя одновременно ресурсы только одной семьи. При этом важны были не только дрова, но и освещение.
В Лангедоке, когда начиналась вуалетка, хозяйка дома тушила свою таловую свечу и зажигала общую, стоимость которой делилась на всех присутствующих.
Вейлеи начинались по мере сокращения осенних работ - иногда в день Всех Святых, чаще после дня Святого Мартина (11 ноября) - и заканчивались, как правило, в марте или на Пасху, когда наступал весенний сев. Их продолжительность отражала естественный порядок: с увеличением продолжительности дня вуали становились короче, и женщины меньше пользовались одним валиком при прядении. Отсюда пословица "К карнавальному дню веретено убирают" (A carmentrant, eune fusée sous le banc). Как видно, практическая сторона вечерних посиделок выходила за рамки потребностей, переходя в производство. В зависимости от региона женщины пряли, вязали, вышивали или татуировали, мужчины плели пеньку, плели корзины, ремонтировали орудия труда. Женщины, как правило, выполнявшие более кропотливую работу, требующую лучшего освещения, занимали лучшие места в veillées, поближе к огню или жюминьону, хотя часто ели стоя, прислуживая своим мужчинам. Мужчины обычно сидели вдали от костра, в полумраке. Фрукты укладывали на камни, орехи чистили или бланшировали, яблоки очищали от кожуры для приготовления местного вина или варенья. Только в Верхней Бретани Поль Себильо выделил в 1880 г. пять различных видов вейл: прядение (filouas или filan-deries), кручение пеньки (erusseries de chanvre), приготовление яблок (cuisseries de pommé), ночная стирка (lessives de nuit) и вейлы, особенно предназначенные для веселья и танцев.
Музыка и веселье были неотъемлемой чертой большинства вейле, как и, по всем данным, возможность ухаживания и флирта между парнями и девушками. Количество песен и игр, связанных именно с этими обычаями ухаживания, огромно. В Сайле-ле-Бен (Луара) чистка орехов начиналась на камышах около 5 часов дня, продолжалась до 10 или около того, после чего подавали соленый хлеб и гречневые лепешки, собирали пустые скорлупки, и молодые люди танцевали под аккомпанемент хурди-гурди, певца или (позднее) аккордеона. Эта схема примерно соблюдалась на большинстве подобных собраний; в другой луарской деревне, Сен-Мартен-д'Эс-Трео, расположенной неподалеку от Лапалисса, мы слышали, что в 1910 году четыре пятых всех браков были заключены в результате veillées.
Однако veillées выполняли и дидактическую функцию - как правило, неформальную. Традиционные навыки осваивались в процессе участия. Таким же образом постигалась и традиционная мудрость. В разговорах было много отсылок к прошлому: времена господ, революция, волки и их исчезновение. Устная культура увековечивала себя рассказами, благочестивыми легендами, учениями о сверхъестественном, объяснениями природы и жизни, наставлениями, применимыми к любой ситуации и содержащимися в формулах, песнях и пословицах, которые вновь и вновь повторялись в этих аморфных школах.
В Лотарингии, где, как утверждает Луи Марин, veillée имели своеобразное воспитательное назначение, зимние встречи разворачивались вокруг традиционных сказок и басен и комментариев, которые они неизбежно вызывали, - своего рода публичное осмысление опыта и традиций, общение с прошлым. В 1880-е годы эти старинные деревенские учреждения продолжали существовать. Рост промышленности, приток иногородних рабочих, поток материальных новинок в деревню и, конечно, школы - все это должно было их добить. К 1900 г. половина приходов Лотарингского плато отказалась от вуалей. Многие из оставшихся отказались от чтения традиционных сказок и, следовательно, утратили свою роль в передаче устных традиций.
Конкуренция школ была слишком сильной. В стране бретонского галло, где к 1880-м годам вейлеи, похоже, встречались реже, чем в прошлом, мы слышали, что старые сказки заменялись историями из школьных учебников, часто рассказанными детьми. Современная мудрость была уделом молодости, а не возраста. Но люди, занимающиеся образованием и имеющие отношение к образованию в сельской местности, никогда не любили велесы. Школьные учителя считали их влияние пагубным. В ход шла грубая лексика, непристойные истории, а иногда и еще более непристойные песни. В любом случае для молодежи есть занятия поинтереснее. "Вместо того чтобы шататься по улицам с криками, заставляющими сомневаться, люди они или дикие звери, - ворчал один из учителей Тарна в 1861 г., - они могли бы пойти и почитать книгу". А в опросе, проведенном в предыдущем году, учителя целого ряда департаментов - Авейрона, Ардеша, Эна, Садн-и-Луара, Ниевра, Бас-Рена - выразили надежду, что библиотеки смогут противостоять вреду, наносимому вейлеями.
Дело не столько в том, что вуали были грубыми, сколько в том, что они были непросвещенными. Правда, опасались нравственной распущенности в собраниях, "куда допускаются все полы и все возрасты". Священники горячо возражали против нравственной распущенности полов, собравшихся вместе в ночное время, и против того, что из этого вытекало: "отвратительные танцы, непристойные каламбуры и двусмысленности, опасные разговоры". В Арьеже их "клеймили и запрещали с кафедры", а местные реформаторы осуждали эти "крайне предосудительные сборища... с их развратом, непристойными шутками и песнями". К сожалению, "молодые деревенские девушки пользуются большой свободой", и следует опасаться, что
