кто виноват?
– Оно виновато, – Дима надел кольцо. – Это необузданная сила едва не разрушила весь мир, понимаешь?
– Не понимаю, – честно призналась Кристина. – На вид обычное кольцо. Что в нем такого?
– О, в нем сокрыто столько, что…. Впрочем, я покажу тебе. Дай руку.
Девушка с недоверием посмотрела на протянутую ладонь.
– Как ты можешь показать, если проклятие исчезло?
– Зато кольцо есть. Оно хранит в себе богатую жуткую историю. Хочешь знать, как все было на самом деле?
– Да, хочу.
– Тогда возьми мою руку и приготовься. Нас ждет незабываемый полет.
Все еще поддаваясь недоверию, Кристина осторожно вложилась свою руку в его. Что сейчас будет? Розыгрыш или истина? Она так надеялась, что на том разговоре все кончится. Хоть история и продолжала сиять пробелами недосказанности.
– Закрой глаза, любовь моя.
От нежного голоса затрепетало сердце. Нет, ей бы хотелось смотреть на своего мужчину, представляя его жаркие поцелуи и горячие требовательные руки. От возбуждения все тело напряглось.
– Если ты не прекратишь об этом думать, я не дам тебе покоя до самого утра, – проговорил Дима, чем удивил Кристину.
– Как ты….
Она не успела закончить вопрос, внезапно увидев вокруг себя густой лес. И только бледная неясная тень мелькала меж ветвей деревьев.
Маленькая девочка лет шести-семи. Что она делает здесь? Неужели ей совсем не страшно оказаться в этом большом и опасном лесу совершенно одной?
Девочка обернулась и, улыбаясь, проговорила.
– Ты все-таки пришел. Где же твоя гордость, о, Всеволод, ваша светлость?
8. Морион
1
– Запомни, простофиля, – устало говорил мужчина за столом. На голове уже пробивалась благородная седина, хотя о честности этого человека можно было поспорить. Одежда едва сходилась на упитанном животе, но высокий статус не позволял раздеться и расслабиться. Не для того мужчина с жадностью доставал эти вещи, чтобы оставить их пылиться на полке. Из-за жары на лбу выступили крупные капли пота, а дыхание стало едва различным. Мухи норовили сесть ему на лицо, но сил отгонять не было, поэтому этим занимался специальный слуга, старый сушеный человечек в сером кафтане и бесцветными глазами. Он выглядел настолько измотанным, что едва не валился с ног, и только сила духа продолжала отгонять назойливых мух подальше от хозяина. – Запомни это раз и навсегда. Эта грязная челядь не имеет права обращаться с тобой, как к себе подобному. Ты выше их всех. Одно твое слово, и головы полетят, как опавшая листва. Ты понял меня, мальчик?
– Да, отец, понял.
– Раз ты понял, почему я вынужден повторять это вновь и вновь? – гневно поинтересовался он, стукнув рукой по столу с такой силой, что чашка подпрыгнула на блюдце. Слуга невольно вжал голову в плечи, боясь получить незаслуженную оплеуху. Жалко его, подумал Сева. Он жалел всех мужиков и женщин в подчинении отца. Им не повезло испытывать его тиранию. – Ты не особо умен, раз продолжает позорить себя и меня.
– Прости, отец, я….
– Довольно. Ты должен учиться быть главным, ведь однажды ты станешь хозяином всего, что у меня есть.
– Хорошо, научусь.
– А если я еще раз услышу, что дворовые мальчишки, это мерзкое отребье, тебя поколотили, клянусь господом Богом, я накажу не только их, но и тебя. Лишение одного пальца научит покорности. А теперь ступай, у меня еще много дел.
Глотая слезы, мальчик вышел на улицу. Отец никогда не отличался особой любовью к своим дворовым людям и к собственному сыну тоже, но и не понимал, что ребенку, такому живому и активному, как Сева, не усидеть в четырех стенах и не нарваться на приключения.
На самом деле, Сева просто хотел быть, как все. Играть с ребятами во дворе, размахивая палками и гоняя по земле надутые желудок коровы. Купаться на речке. Таскать с базара овощи и дразнить блюстителей порядка, забрасывая их комьями грязи. Это была жизнь за пределами богатства, и Севе она казалась полной настоящего шарма и бешеной энергии.
Жаль, отец не мог с ним согласиться, поэтому мальчик никогда не рассказывал о своих желаниях, самостоятельно ища путь к свободе.
Но каждая вылазка заканчивалась одинаково. Все знали, кто Сева на самом деле и чей он сын. Поначалу его просто избегали, а при попытках присоединиться к игре прогоняли палками. Севу это даже забавляло, и он стал действовать наглее, чем заработал первую драку в своей жизни, из которой не смог выйти победителем.
Отец быстро прознал обо всех подробностях, но проявил внезапное благородство, решив никого не наказывать. Это дало мальчишкам чувство свободы, и теперь они избивали Севу при любой попытке подойти ближе. Били не сильно, но синяки оставляли после себя боль и обиду. Отец узнал только о паре случаев драк, ибо мальчик старательно скрывал все последствия. Он боялся, что накажут всех, и тогда ему никогда не найти настоящих друзей.
Сева понимала, почему его били. Так они вымещали всю злость на его отца, считающим себя почти императором. Он даже ногами не ступал на землю бедных, боясь подцепить какую-нибудь заразу. Вся его жизнь была полна презрения к простому народу, которого он никогда не скрывал. Отец был жесток с людьми, что были у него в подчинении. При малейшем проступке лишал еды и сна. Не было и недели, чтобы кто-нибудь не отдавал душу Господу. Вот дворовые мальчишки и решили, что приносят людям благо, заставляя мучиться отпрыска их злейшего врага.
Если бы Сева хоть на половину был бы, как его отец, он сумел бы добиться внимания, но то было бы не уважение, а страх, подпитываемый ненавистью. Он не хотел быть таким. Он лишь хотел, чтобы с ним дружили, звали принять участие в веселых играх не из-за страха, а с истинным желанием общаться.
Единственный, кому мальчик мог доверить свои душевные страдания, был старый конюх Васька. Он казался никогда не унывающим и вечно добрым старичком, почти без зубов и полысевшей головой, которую он всегда прятал под такой же старой, как он сам, шляпой.
– Твой отец прав, не стоит тратить время на этих ребят. Для них ты – лишь повод доказать, что они сильные и не боятся гнева свыше. Они почувствовали вкус крови и уже никогда не воспримут тебя, как друга.
– Неужели мне никогда не найти кого-то, кто не посмотрит на мой статус?
– Уж точно не здесь, мальчик, – Вася одарил его беззубой улыбкой. – Потери немного.
– Мне девять лет, сколько еще ждать? – возмутился Сева. – Отец никогда не даст мне нормальной жизни. Вот ты, Вась, сколько раз ты пожалел,
