возражал супротив сего.
– От же гады эти черти латинские, никогда от них добра не жди! – Малюта долил свою чашу едва ли не до самых краёв. – Тьфу, чтобы сдохли они, окаянные!
– Верно толкуешь, Гриш! – молвил Штаден.
Короткая пересмешка прокатилась по братии.
– А ты чегой-то? – вполголоса спросил Алексей, заметя, что сын его уж было ногу перекинул чрез скамью – не иначе как решился прочь из-за стола идти.
– Что-то неспокойно мне за Данку – поглядеть надобно, – молвил юноша и уж было встал, да Алексей осадил сына за плечо.
Тяжёлый вздох сорвался с уст Басмана-отца. Кратко потрепав сына по плечу, Алексей заглянул ему в глаза.
– Не дури, Федь, – молвил старый воевода. – На кой тебе неймётся всё под горячую руку лезть?
Юноша едва поджал губы да всплеснул руками, глядя в ответ на отца, точно бы сам юный Басманов вовсе и не ведал, с чем он нынче покидает братию.
* * *
Дверь в царские покои едва приотворилась, как в стену врезалась чаша да со звоном отлетела в сторону. Раздался тяжёлый вздох молодого Басманова. Он вновь приоткрыл дверь, осторожно переступая порог. Иоанн стоял, опёршись рукой о стол. Гневный взгляд его уставился на порог.
– Пошёл вон, – отмахнулся Иоанн. – Не до тебя мне нынче.
Юноша воспротивился приказу царскому, медленно затворяя за собой дверь. Иоанн с тихим рыком упёрся руками о стол, склонив голову. Басманов тихо наклонился, поддевая золотую чашу с пола. Юноша едва свёл брови, оглядывая, как та погнулась от яростного удара о стену. Невольно Басманов поморщился, представив, с какой силой чаша могла бы дать по лбу. Короткий вздох сорвался с его уст.
Царь нависал мрачной тенью над столом, и дрожь в руках его всё не унималась, тяжёлое дыхание не отпускало его груди, будто бы пылающей изнутри. То состояние звериного безумства ужасало всякого, кто ведал о гневливости царя, и всякий знал, что надобно сторониться владыки. Супротив же того Фёдор медленно подходил ко столу, о который опирался владыка. К тому приставлен был посох. Басманов видел, как царский взор украдкой взирает на него. Стоило юноше опустить погнутую чашу, как Иоанн грозно обрушился кулаками на стол. Юноша содрогнулся, но не отпрянул назад.
– Оглох, Федя? – сквозь зубы процедил владыка. – Вон!
Заместо приказа Басманов принялся всё чинить, как велено было ему собственною волей. Государь резко схватил со стола резной ларь с покатою крышкой на изящных златых петлях и в гневе швырнул его в сторону опричника.
Промедление хоть на миг – и Фёдор бы не успел уклониться. Басманов невольно закрылся рукой да отпрянул от государя, когда услышал, как ларь ударился за спиною о стену. Жемчужные бусы застучали об пол, раскатившись. Юноша поднял хмурый взгляд, пристально глядя на Иоанна. Басманов медленно отступал к книгохранительнице, не отводя взора от владыки. Плечи государя вздымались да опускались при каждом гневном вздохе.
Фёдор вслепую поддел кожаный переплёт книги, не сводя пристального взгляда со своего владыки. Видя мгновенное замешательство, промелькнувшее еле уловимою тенью на челе царя, молодой опричник одним лёгким движением, будто бы и вовсе ненарочным, скинул книгу на пол. Смятение на лице Иоанна переменилось открытым недоумением. Царский взор метнулся на книгу – тяжёлый переплёт раскрылся, упав плашмя на холодный каменный пол. В полумраке едва пробивался слабый блеск драгоценных камней, уставленных искусными мастерами.
Когда Иоанн вновь воротил взор свой на Фёдора, тот глядел с лукавым прищуром, откинувшись к стене. Едва царь подступил к юноше, Басманов отошёл прочь, обходя за стол, точно сторонясь владыки, да притом ни на мгновение не отводя взору.
– Басманов! – злобно бросил владыка.
Не собирался царь вступать в какую бы то ни было забаву, учиняемую ныне юношей. Фёдор же продолжал обходить стол кругом, двигаясь супротив того, куда ступал владыка. Царь хмуро поглядел на Фёдора, постукивая пальцами по столу. Затем владыка окинул взглядом стол, заставленный письменными трудами и одиноко стоящими свечами, истаявшими более чем наполовину.
Владыка схватил край стола да резко двинул его на Басманова. Той силы, что ныне была в государе, с лихвою хватало на то, чтобы тяжёлый дубовый стол подался да, разразившись резким пронзительным скрипом, сошёл с места. Юноша, не ожидавший, верно, подобного, невольно наклонился вперёд, упёршись руками, а лишь того Иоанн и желал – царь схватил опричника за ворот чёрного кафтана, проволочив к себе через весь стол.
Фёдор только и поспел, что невольно ухватился за руку Иоанна да стиснул зубы прежде, чем ощутил, как брошен был на каменный пол подле владыки. Пребольный удар затылком заставил Басманова зажмуриться, покуда звон, поднявшийся от удара, не стихнет. Брови Фёдора ещё были хмуро сведены, пока он скоро оглядывался. Над ним стояла мрачная фигура государя, взирая на него свысока. Притом владыка уж подобрал посох свой да мерно постукивал указательным пальцем, точно предаваясь жестоким размышленьям.
Фёдор не шевелился, точно не чувствуя на то дозволения в холодном взоре Иоанна. Басманов оставался покойным, чувствуя, как холод пронизывает его тело. Короткий вздох вторил громкому удару об пол, прямо подле лица Фёдора. Юноша невольно прикрыл очи. Владыка же медленно отошёл к резному креслу. Фёдор приподнялся на локте, обративши взор к государю. Опричник безмолвно наблюдал за каждым движением Иоанна, покуда владыка медленно опустился в кресло.
– На кой чёрт явился, Басманов? – угрюмо молвил владыка, оглядывая беспорядок, учинённый ныне.
Фёдор поднялся с полу, оправляя смятый кафтан да потёрши ушибленный затылок. Басманов подступил ко владыке, переступая через книги и письма, раскрытые лари, стопки посланий, скрученные телячьей кожею, поваленные на пол. Пробираясь сквозь сей бардак, юноша приблизился к Иоанну, опёршись спиной ко столу. Он плавно взвёл руку, касаясь резного посоха. Владыка, разразившись тяжёлым вздохом, дал Басманову забрать его.
Царь, пущай и сохранял угрюмую хмурость, жестокость на челе своём, всяко допустил, чтобы юноша стал подле него, преклонив колена. Едва то бормотание, которое срывалось с уст Фёдора, можно было назвать песнью. Ещё не перевёл юноша пылкого дыхания своего, и всяко мелодия да лад лились всё боле и боле ровно.
Взор Иоанна не утратил того гнева, коим полнился с самой встречи с послами, но всяко гнёт удручающих мыслей отступал. Наконец владыка глубоко вздохнул, прикрывая веки. Тогда Фёдор наклонился к самому уху государя.
– Лишь слово твоё, мой царь, – прошептал Басманов, – и я подам на златом блюде их языки лукавые, я наполню их кровью златые чаши и подам их тебе, царе. Лишь слово твоё.
– Аминь, – ответил владыка, благословляя слугу своего, осеняя крестным знамением.
* * *
Утренние сумерки не давали почти никакого свету, и
