страны. Общественное мнение было разделено. Одни считали, что интифада - это невыигрышная война, и поэтому Израиль должен искать политическое решение, которое положит конец оккупации. Другие призывали применить большую силу, чтобы подавить интифаду. Обе точки зрения были представлены в правительстве национального единства, которое, как следствие, каждый раз, когда речь заходила об интифаде, пыталось покалечить себя. Всякий раз, когда казалось, что правительство продвигается вперед, его колеса тут же заклинивало. Каждый раз, когда оно делало шаг вперед, внутренние силы отбрасывали его на два шага назад. Правительство было склонно решать самые насущные оперативные вопросы и откладывать обсуждение более долгосрочных вопросов, поднятых интифадой. Таким образом, в плане решения палестинской проблемы правительство национального единства в очередной раз оказалось правительством политического паралича.
Глава 12.
Stonewalling
(1988-1992)
Всеобщие выборы 1 ноября 1988 года проходили в тени интифады. Одним из последствий интифады стало привлечение внимания к таким фундаментальным вопросам государственной важности, как безопасность, мир и будущее оккупированных территорий. В предвыборной кампании "Альянса труда" мир стал центральной темой. Шимон Перес говорил о Лондонском соглашении, об иорданском варианте, о международной конференции. Его целью было убедить избирателей в том, что он может вести переговоры об урегулировании, которое обеспечит мир без ущерба для безопасности Израиля. Он проводил четкое различие между своим видением будущего и видением своих политических оппонентов. Однако интифада сделала вопрос безопасности ключевым и укрепила позиции правых партий, выступавших за политику "железного кулака" по восстановлению законности и порядка на территориях. Политики Ликуда осуждали лейбористов как за мягкий подход к интифаде, так и за готовность разрешить арабо-израильский конфликт путем обмена территории на мир.
Манифест Ликуда подчеркивает пропасть между двумя партиями в вопросе о будущем территорий. "Право еврейского народа на Эрец-Исраэль, - говорится в манифесте, - является вечным и неоспоримым и связано с нашим правом на безопасность и мир. Государство Израиль имеет право и претендует на суверенитет над Иудеей и Самарией и районом Газы. Со временем Израиль будет ссылаться на это право и стремиться к его реализации. Любой план, предусматривающий передачу части западной Эрец-Исраэль под иностранное управление, как это предлагает "Лейбористский блок", отрицает наше право на эту страну". В ходе предвыборной кампании Ицхак Шамир постоянно повторял, что интифада касается не территории, а самого существования Израиля и что подавление интифады является для Израиля вопросом жизни и смерти.
Выборы не принесли явной победы ни Ликуду, ни Альянсу, хотя Ликуд получил на одно место больше, чем Альянс. Представительство "Ликуда" в Кнессете сократилось с 41 до 40, а "Альянса" - с 44 до 39. Обе партии уступили места более мелким и идеологически определенным партиям, находящимся в крайне правой и левой частях политического спектра Израиля. Пятнадцать партий получили достаточное количество голосов, чтобы получить представительство в Кнессете. Крайне правыми были три партии: Техия (Возрождение), возглавляемая профессором Ювалем Нееманом, которая получила 3 места; Цомет (Перекресток), отколовшаяся от Техии группа во главе с бывшим начальником Генштаба Рафаэлем Эйтаном, которая получила 2 места; и Моледет (Родина), новая партия во главе с бывшим генералом Рехавамом Зеэви, призывающая к массовому изгнанию палестинцев и также получившая 2 места. Крайне левая партия "Новый коммунистический список" получила 4 места, а "Прогрессивный список" - одно место. Особенно хорошо выступили религиозные партии, увеличившие свое представительство с 12 до 18 мест и ставшие, таким образом, держателями противовеса в новом Кнессете.
Президент Хаим Герцог призвал Шамира, как лидера крупнейшей партии, сформировать правительство и рекомендовал создать еще одно правительство национального единства. Шамир попытался, но не смог сформировать узкое правительство с религиозными партиями. После 52 дней переговоров "Ликуд" и "Альянс" достигли соглашения о создании правительства национального единства. Однако на этот раз ротация не проводилась: Шамир будет премьер-министром в течение всего четырехлетнего срока полномочий правительства. Перес отказался от поста министра иностранных дел и стал вице-премьером и министром финансов. Ицхак Рабин сохранил за собой пост министра обороны. Моше Аренс был назначен министром иностранных дел, Давид Леви - заместителем премьер-министра и министром жилищного строительства, а Ариэль Шарон - министром торговли и промышленности. Коалиционное соглашение было похоже на соглашение 1984 г., поскольку требовало согласия обеих сторон по спорным вопросам политики, таким как территориальный компромисс и условия мирного процесса. Однако в этой коалиции "Альянс" был явно младшим партнером.
Загадка Ицхака Шамира
Для Ицхака Шамира это был пик его политического могущества. Своим первым сроком на посту премьер-министра он был обязан внезапному решению Менахема Бегина уйти из общественной жизни. Во время второго срока власть Шамира была сильно ограничена, а его стиль сужен соглашением о ротации с Пересом. Теперь же, впервые, он был почти хозяином в собственном доме. Однако, несмотря на свою заметность в общественной жизни на протяжении 1980-х годов, Шамир оставался чем-то вроде загадки. Двадцать лет в подполье, когда он был членом "Иргуна", руководителем "банды Штерна", а с 1956 по 1965 год - сотрудником Моссада, помогли Шамиру стать необщительным, скрытным и очень подозрительным человеком. Потеря семьи в нацистском Холокосте стала еще одним формирующим опытом, который мог только укрепить его суровый, гоббсовский взгляд на мир. Хотя он редко упоминал о Холокосте в своих публичных выступлениях, этот опыт отпечатался в его психике и наложил отпечаток на его отношение к другому великому противнику своего народа - арабам. В монохромной картине мира Шамира "арабы" представали как монолитный и непримиримый враг, стремящийся уничтожить государство Израиль и сбросить евреев в море. Неверие в мир и отказ платить за него какую-либо конкретную цену были неотъемлемой частью этого глубоко укоренившегося представления о враждебном мире, плохих арабах и постоянной опасности. Амос Элон дал такую характеристику Шамиру:
Он немногословен и немногословен, но когда он говорит о земле, о Родине своим скрежещущим басовым голосом, глубокий, почти вагнеровский звук резонирует в его небольшом теле. Его непритязательная фигура, невысокая, мускулистая и коренастая, в сочетании с парой жестких серых глаз производит впечатление бычьей решимости, упорства и целеустремленности.
Политологи в Израиле и за рубежом давно рассуждают о сложной структуре личности Шамира. Одни видели в нем страшного упростителя. Другие считали его твердолобым реалистом и проницательным знатоком сложившегося соотношения сил. Одно из объяснений загадки Шамира, получившее широкое распространение среди американских евреев, гласит, что он был жестким торгашом, но при этом искренне заинтересованным в мире и поэтому идеально подходил для того, чтобы представлять Израиль на переговорах с арабами. Безупречные националистические качества Шамира, как утверждалось, станут его главным преимуществом в переговорах по урегулированию с арабами
