появлению нового слова - "увязка".
Вторжение Ирака в Кувейт застало Израиль врасплох, несмотря на то, что Ирак был определен как растущая угроза региону. После окончания ирано-иракской войны в июле 1988 г. израильская разведка внимательно следила за наращиванием военной мощи Ирака, которое включало разработку химического оружия, ядерного оружия и баллистических ракет большой дальности, строительство ракетных стартовых площадок на западе Ирака, а также создание ирако-иорданского военного союза, позволившего иракским самолетам совершать наблюдательные полеты вдоль границы с Израилем. В начале 1990 года Саддам Хусейн, президент Ирака, ускорил реализацию своей ядерной программы с целью уравновесить израильский арсенал ядерного оружия, который, по оценкам, в то время насчитывал 200 ядерных боеголовок. В апреле он выступил с печально известной угрозой применить бинарное химическое оружие, чтобы уничтожить половину Израиля, "если сионистское образование, обладающее атомными бомбами, осмелится напасть на Ирак". Различные инциденты убедили Саддама Хусейна в том, что существует израильский заговор с целью саботажа его ядерной программы и, возможно, нанесения хирургического удара, подобного тому, который уничтожил иракский ядерный реактор в 1981 году. Его угроза была направлена на сдерживание Израиля.
Сочетание словесных угроз и строительства ракетных установок заставило экспертов разведки более серьезно отнестись к угрозе со стороны Багдада и доложить об этом своим гражданским начальникам. Летом 1990 года разведывательное сообщество сообщало, что Ирак находится на пути превращения в военную сверхдержаву, что его позиция в арабо-израильском конфликте становится все более негибкой, что он разрабатывает стратегический потенциал дальнего действия и неконвенциональное оружие, которое может быть направлено против Израиля. Генерал-майор Давид Иври, генеральный директор Министерства обороны, неоднократно предупреждал, что иракские ракеты представляют смертельную угрозу и что у Израиля нет на них ответа, но министры не воспринимали эти предупреждения всерьез, а один и вовсе отнесся к ним как к сказкам о Красной Шапочке.
После вторжения иракских войск в Кувейт ВВС Израиля были приведены в состояние боевой готовности в качестве меры предосторожности. Однако официальные лица заявили, что передвижение иракских войск в Кувейт само по себе не угрожает Израилю и не спровоцирует военного ответа. "Кувейт находится далеко", - заметил один из чиновников. Лидеры Ликуда использовали вторжение для того, чтобы доказать, что Ирак представляет собой большую угрозу стабильности на Ближнем Востоке, чем израильско-палестинский конфликт. Они сравнивали Саддама Хусейна с Адольфом Гитлером, а вторжение в Кувейт - с агрессивными действиями Германии в 1930-е годы. Подобные аналогии обычно сопровождались призывами к западному миру, и прежде всего к США, вмешаться, чтобы остановить иракского диктатора на его пути. В основе этих призывов лежал страх, что если западные державы не вмешаются, то рано или поздно столкновение между Израилем и Ираком станет неизбежным, и нескрываемая надежда, что величайший союзник Израиля воспользуется возможностью и победит самого могущественного врага Израиля.
Одна из особенностей кризиса в Персидском заливе заключалась в том, что Израиль в новом составе оказался на одной стороне с подавляющим большинством арабских государств, включая своего злейшего врага - Сирию. Однако между подходом арабских стран к кризису и Израиля существовало принципиальное различие. Арабы в большинстве своем хотели отмены иракской агрессии, восстановления политического статус-кво и сдерживания Ирака, тогда как Израиль стремился к уничтожению иракской военной машины и военного потенциала. Сирия, в частности, опасалась, что уничтожение иракской мощи изменит общее арабо-израильское военное соотношение в пользу Израиля. Именно по этой причине Израиль хотел добиться полного разрушения Ирака. Некоторые израильские эксперты, в том числе Ицхак Рабин, считали, что после вторжения в Кувейт Ирак будет остановлен только с помощью неконвенциональных вооружений.
Через десять дней после начала кризиса, 12 августа, Саддам Хусейн, что было редким политическим ударом, предложил Ираку вывести войска из Кувейта, если Израиль уйдет со всех оккупированных арабских территорий, а Сирия - из Ливана. Именно это предложение ввело в ближневосточный дипломатический лексикон понятие "увязка". В одночасье Саддам Хусейн стал героем арабских масс и спасителем палестинцев. Конфликт в Персидском заливе и арабо-израильский конфликт, который Израиль старался держать в стороне, теперь стали связаны в общественном сознании. Представитель правительства отверг предложение Саддама Хусейна как дешевую пропагандистскую уловку. Однако это предложение поставило администрацию Буша перед дилеммой. С одной стороны, она не хотела вознаграждать Саддама Хусейна за его агрессию, с другой - не могла отрицать, что затянувшийся арабо-израильский конфликт также требует урегулирования. Президент Буш решил обойти эту дилемму, отрицая наличие параллели между двумя оккупациями, но пообещав, что как только Ирак покинет Кувейт, урегулирование арабо-израильской проблемы займет важное место в повестке дня его администрации. Другими словами, он отказался от одновременной увязки двух конфликтов в пользу отложенной увязки. Это вновь поставило Израиль в положение обороняющегося.
После долгих мучений израильское правительство приняло решение начать раздачу противогазов гражданскому населению 1 октября. Для страны, хранящей воспоминания о нацистских газовых камерах, это был очень деликатный вопрос. Сложность его решения усугублялась тем, что ЦАХАЛ не располагал достоверной информацией о том, способен ли Ирак установить химические боеголовки на свои ракеты "Скад". Если выдача противогазов могла быть воспринята в Багдаде как прелюдия к превентивному удару, то другой риск заключался в том, что это могло быть воспринято как чисто оборонительная позиция и даже как признак слабости, что в результате привело бы к подрыву израильского сдерживания. Чтобы этого не произошло, Шамир выступил с серией публичных заявлений, в которых все более жестко дал понять, что любое нападение на Израиль будет встречено израильским ответом. Он тщательно подбирал слова, и прилагательное "ужасный" занимало видное место в его характеристике обещанного ответа. Предупреждения Шамира были широко интерпретированы комментаторами в Израиле и за рубежом как означающие, что нападение Ирака на Израиль с применением химического оружия может спровоцировать ядерный ответ Израиля. Шамир не сделал ничего, чтобы опровергнуть такую интерпретацию своих заявлений. Он, похоже, был доволен тем, что западные СМИ донесли до него мысль о том, что вступление в конфликт с Израилем может привести к уничтожению Багдада.
На дипломатическом фронте правительство Шамира продолжало противостоять всем попыткам увязать конфликт в Персидском заливе с палестинской проблемой. Палестинцы нанесли себе серьезный ущерб на международной арене, объявив Саддама Хусейна своим защитником после вторжения в Кувейт. Руководство ООП дало выход разочарованию, накопившемуся в палестинском лагере за предыдущие два года, открыто встав на сторону иракского тирана вместо того, чтобы придерживаться принципа недопустимости захвата территории силой. Правительство Шамира воспользовалось этим фактом и сопровождавшей его воинственной антиизраильской риторикой как дополнительным подтверждением своего отказа от каких-либо отношений с ООП. В начале сентября правительство отвергло советское предложение о созыве международной конференции для решения
