– Я ведь предупреждал тебя, дитя мое: не нужно было тебе видеть его.
– Да, да, Ты прав, Господин мой, Ты прав…
Она подняла голову, невольно вспыхнув; в ее взгляде, устремленном снизу вверх в прекрасный лик Короля, не было привычного смирения – его место заняла жгучая ненависть. Она внезапно оскалилась, стиснув маленькие кулачки:
– За одно то, что он посмел назваться Твоим… – поперхнулась словом «брат», – за одно это… если бы… я бы сама глаза вырвала!
Это заставило Манве вздрогнуть. И в первый раз благоговейная преданность его ученицы, выплеснувшаяся в этой неожиданно яростной вспышке, испугала его. Он не хотел, чтобы сейчас она оставалась рядом, он почти боялся ее в это мгновенье.
Король Мира быстро встал. Прошелся по залу взад-вперед, глядя куда-то мимо нее. Остановился.
– Иди в Сады Ирмо… Амариэ. Пусть сон изгонит из твоей души это страшное воспоминание и вернет покой твоему сердцу.
Она застыла на коленях, глядя на него широко распахнутыми глазами, а через мгновение дрожащим комочком прижалась к его ногам и зашептала сквозь слезы:
– Учитель, не гони меня… Лучше убей… Господин мой, Повелитель мой, смилуйся, убей меня… Я ведь люблю Тебя… не гони…
Эта отчаянная мольба тронула Короля Мира. Он поднял ее за плечи – умоляющие, покрасневшие от слез глаза безмолвно кричат о пощаде, пухлые, по-детски нежные губы дрожат, руки – молитвенным жестом сложены на груди.
– Что ты, – как мог, мягко ответил он. – Как же я могу прогнать свою любимую ученицу…
Отчаянно-счастливое лицо:
– Правда? Ты не гневаешься на меня, Учитель?
Манве молча улыбнулся.
– Если Ты хочешь, я пойду к Ирмо… Я вернусь и принесу Тебе цветов, можно? Можно, да?..
Оставшись один, Король Мира начал мерить шагами зал, нервно сплетая и расплетая пальцы. Амариэ была не только и не столько его ученицей, сколь самым совершенным творением. Он создал ее, он сам; в ней нет ничего, не вложенного им самим в эту прекрасную совершенную оболочку, словно драгоценный камень в изящную оправу. И именно она сейчас пугала его. Почему?..
– Я отвечу тебе.
Король Мира обернулся, невольно вздрогнув.
– Целители являются без зова, иначе они могут опоздать, – объяснил Ирмо, глядя куда-то в сторону. – А я и так опоздал.
Он глубоко вздохнул:
– Так вот, Манве, я отвечу тебе. Скажу то, что должен был сказать мой брат, если бы ты спросил его.
– Намо?
– Нет, – как-то неожиданно недобро усмехнулся Ирмо и, словно для того, чтобы развеять малейшую тень сомнения, прибавил горько и отчетливо, – Мелькор.
Король Мира отступил на шаг; впрочем, выражения его лица Ирмо не видел – смотрел в сторону.
– Так вот. Ты действительно вложил в нее все. Создал ее заново. Ее мысли, чувства, движения души. Ты создал зеркало; но даже и это не было бы бедой. Ты создал зеркало, отражающее только одно существо – тебя самого. Не ее испугался – себя, своего отражения: без этого она пуста. Больше в ней ничего нет.
Владыка Снов невесело рассмеялся:
– Ты, видишь ли, ошибся… учитель. Не ученики тебе нужны, а слуги. Тени. Разве ты допустишь, чтобы кто-то стал равным тебе или, тем паче, превзошел тебя? А ученики… впрочем, ты этого не поймешь. Да это и неважно теперь. Ты тень свою попытался прогнать…
Задумался.
– Из этого вышла бы странная сказка: прогнать прочь свою тень. Но я не о том. Тебе, не ей – место в моих садах. И я бы, пожалуй, принял тебя – если бы ты сам этого захотел. Просто потому, что целитель не вправе отказать в помощи. Но ты не захочешь. Бедная девочка. Думаешь, она любит тебя?
Манве невольно поднял руку, словно пытаясь заслониться от слов Ирмо – нелепый жест, так непохожий на его обычные плавные отточенные движения. Наверно, именно это и остановило второго из Феантури: он замолчал, впервые посмотрев прямо на Короля Мира.
– А ты сам, ты, Манве: ты – умеешь любить?.. – вдруг тихо и участливо спросил Ирмо.
Колдовские глаза Владыки Снов встретились с глазами Короля Мира. Всего на мгновение.
Этот взгляд…
– Не бойся. Тебя я больше не потревожу. Целитель нужен только живым…
Тают отзвуки голоса, тает дымка тумана – и нет его уже в золотом зале.
…В этот уголок Садов Лориэна она не заходила никогда. Непонятно было: то ли воздух другой здесь, то ли деревья другие. Тихо и печально. Она было нахмурилась, но, увидев цветы, даже в ладоши тихонько захлопала – вот то, что ей нужно, таких нет, наверно, во всей Благословенной Земле!
Больше всего здесь было пурпурных цветов: темные стебли с красноватыми, похожими на клинки листьями, три причудливо изогнутых нежных лепестка цвета крови образуют венчик, три бархатистых красновато-коричневых спускаются вниз, а странный, почти неуловимый запах пробуждает неясные видения, печаль о чем-то потерянном навсегда.
Были и другие: белые, густо-лиловые… Но один понравился ей больше всего: золотисто-розовый, рассветный. Она протянула руку – сорвать: стебель сломался неожиданно легко, венчик качнулся – словно кивнул.
– Что ты здесь делаешь? – вопрос прозвучал так резко, что она вздрогнула, чуть не выронив цветок.
Странное лицо было у Владыки Снов. Она отчего-то оробела и ответила нерешительно:
– Я… я ничего… Я хотела сорвать цветок – можно?
– Ты уже сделала это; зачем же спрашиваешь? И зачем тебе эти цветы – мало ли других в лесах Йаванны?
– Владыка Снов, – успокаиваясь, отвечала Амариэ, – никогда среди творений Валиэ Кементари не видела я такого, и нигде в Земле Аман не встречала этих цветов, хотя почему-то они…
Она замолчала. Ирмо внимательно посмотрел на нее:
– Они – что, дитя?
– Они показались мне знакомыми, словно я видела их когда-то… Как зовутся эти цветы, Владыка Снов? – легкое облачко задумчивости, скользнувшее по лицу девушки, исчезло почти мгновенно.
– …Мне хотелось бы оставить тебе что-нибудь. На память.
– Зачем? Неужели ты думаешь, что я забуду… – «брат мой», мысленно добавил Ирмо, но вслух сказать этого не решился.
– Это не вещь, Ирмо; я оставлю тебе живое. Смотри…
– Как зовутся эти цветы? – Владыка Снов казался совсем по-детски восхищенным, он провел рукой по воздуху, повторяя очертания цветка.
– Песнью Сумерек, а еще – иэлли. У нас был Праздник Ирисов…
– …Как зовутся эти цветы, Владыка Снов?
Должно быть, Ирмо задумался, потому что оставил вопрос Амариэ без ответа, а вместо этого спросил сам:
– Ты для себя сорвала его?
Девушка смутилась; поняв причину ее замешательства, Ирмо снова грустно улыбнулся. Все же судьба – жестокая насмешница. Но ирис увянет раньше, чем его коснется Король Мира.
– Боюсь, эти цветы могут жить только в моих садах, – вслух сказал он.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
