Лючия сжалась в маленький комок, сидя в деловом кресле справа от стола хозяина дома. "Какая же я глупая! — каялась она, — вот так, своими руками отдать свое счастье этим чудовищам, понадеявшись на их доброту и порядочность, когда речь идет о целом состоянии!".
Между тем Хенинкс со ссылками на различные законы и акты, названия и номера которых помнил наизусть, состряпал заявление и передал его Логарту. Тот, приняв его, посмотрел с некоторым сожалением на Лючию и сказал:
— Госпожа Синти, вы не хотите сделать никакого заявления?
— Хочу! — твердо сказала женщина, изо всех сил сдерживаясь от того, чтобы на коленях не начать умолять этих людей о возврате шкатулки, или не впасть в другую крайность и выплеснуть им в лицо все, что она о них думает на самом деле.
— Пожалуйста! Вот бумага, — протянул ей лист и ручку лейтенант.
Лючия написала заявление в суд о том, что у нее конфискована шкатулка с драгоценностями, оценка и опись которых не произведена и что при конфискации присутствовали такие-то господа, а конфискацию она считает не законной.
Лейтенант принял и это заявление, поставив подпись, как свидетель. Завтра эти бумаги уже будут в суде, пока шкатулка будет находиться у него. Так что пару камней он…
— Лейтенант, — снова заговорил Хенинкс, оторвав того от приятных мыслей, — я прошу вас все же опечатать шкатулку.
— Конечно, конечно, — отозвался тот, доставая из кармана проволоку со свинцовой пломбой, но Макфинли, молча наблюдавший за происходящим, остановил его:
— Нет, нет, не так. Возьмите клей, бумагу, приклейте полоску бумаги на крышку и дно, а мы все распишемся на этой полоске чернилами.
Это заявление повергло надежды Логарта в прах, ибо отклеить над паром бумагу так, чтобы не потекли чернила, не представлялось возможным. С тяжелым сердцем, проделав все необходимое, он предложил всем присутствующим расписаться, после чего забрал с собой шкатулку, а Эрхард Макфинли добродушно распрощался со всеми, включая Лючию, которая была почти без памяти.
Она не помнила, как дошла до своего дома, и когда Фабио, тысячу раз, измеривший за время ее отсутствия двор, кинулся ей навстречу, она зарыдала, но теперь уже из-за потерянных надежд и … работы, конечно. Судиться с самим Макфинли: да это просто смешно тем более, если живешь на его земле и в доме, за который еще не расплатилась. Только теперь она осознала, что произошло, и произнесла сквозь рыдания:
— Будь проклят этот клад!
— Почему, ма? — Фабио был удивлен, огорчен, подавлен: его желание помочь причинило матери боль и страдание.
— Из-за него я потеряла не только работу, но я уверена, что господин Макфинли завтра же попросит нас съехать из этого дома или расплатиться со всеми долгами, а у нас нет денег даже на то, чтобы добраться до города.
Фабио, никак не ожидавший от своего поступка такого результата, все же нашел в себе силы, чтобы успокоить мать:
— Не волнуйся, ма. Все будет хорошо, — в его голосе послышались твердые интонации взрослого мужчины, и Лючия с удивлением и немного недоверчиво посмотрела на сына, ответив:
— Поживем-увидим, — на что Фабио еще более твердо ответил:
— Вот именно! — ГЛАВА 3.-
Суд по делу Лючии Синти состоялся через несколько дней. Окружной судья — близкий друг Эрхарда Макфинли, постоянно получавший от него подарки и частенько наведавшийся в его поместье поохотиться, написал решение задолго до начала процесса, и когда пришло время его зачитать, то он напыщенно, но, не вдумываясь в уже знакомый текст, его огласил.
В зале суда, где присутствовало немало посетителей, явившихся взглянуть на старинную шкатулку, а также присутствовала пресса, приглашенная господином Макфинли, рассчитывающего на бесплатную рекламу его бизнеса, повисла тишина, которую затем разорвал иронический смех и такие же аплодисменты. Эрхард Макфинли чуть не взорвался от апоплексического удара, и только тогда Джованни Лакризи задумался над тем, что прочитал. Он еще раз вгляделся в текст, составленный им самим. Не было сомнений: это был он, кроме одного слова, и вместо "отклонить иск госпожи Синти" там значилось "удовлетворить иск госпожи Синти".
Стараясь не смотреть в зал, под улюлюканье и смешки публики, Джованни быстро покинул зал, однако в коридоре ему пришлось выдержать теперь уже улыбку Макфинли, которая сулила мало хорошего:
— Это очень смелое решение, господин Лакризи, — проговорил тот, но оно вам дорого обойдется.
— Но, Эрхард, поверь, я сам ничего не понимаю…, клянусь, взмолился пока еще судья, — это мистика какая-то, я готовил совсем другое решение. Ведь и Хенинкс его видел. Подтверди, Самуэль.
— Эк, тебя угораздило, Джованни, — иронично отозвался тот, — и зачем ты поменял решение? Не понимаю. Это тем более глупо, что противоречит законам страны.
— Вот именно, — ухватился за ниточку судья, — это только подтверждает мистификацию.
— Ну ладно, идем, — позвал Макфинли своего адвоката, — здесь больше делать нечего.
— Но… — вслед ему кинулся Джованни и в отчаянье махнул рукой.
Еще через неделю апелляционный суд по делу госпожи Синти был поднят общественностью на смех, поскольку утвердил решение окружного суда.
В своем особняке Эрхард Макфинли ходил разъяренный из угла в угол, выговаривая Хенинксу:
— Я начинаю думать, что ты плохой адвокат, Самуэль! Почему мы проигрываем столь очевидное дело?
— Думаю, — хладнокровно ответил адвокат, — что Джованни был недалек от истины, говоря о мистификации. Ты же сам все видел. Суд был полностью на нашей стороне. Даже адвокат этой крестьянки, — имея в виду Лючию, немного брезгливо сказал он, — только и делал, что отпускал комплименты в наш адрес.
Макфинли помолчал, вспоминая судебное разбирательство, и потом согласился:
— Да, что-то нечисто. Судья, читая решения, чуть не подавился, как будто читал его против своей воли.
— Вот именно! Значит, ты тоже заметил, — с облегчением заметил адвокат, — а вспомни Джованни. Ведь и он выглядел по-дурацки, будто сам не знал, что читает.
— Ладно! Делаем еще одну попытку в Верховном Суде Италии. Других вариантов нет.
— Естественно! Но я прошу тебя, Эрхард, — голос Хенинкса стал просящим, — возьми на этот процесс другого адвоката. Для чистоты эксперимента, так сказать.
Макфинли на секунду задумался, а потом ответил:
— Пожалуй. Не стоит тебе и дальше рисковать своей репутацией… в моих глазах. Так и порешим. Теперь меня интересует, что происходит с этой… служанкой, — перевел он разговор на другую тему.
— Тоже не все ясно. Она откуда-то взяла деньги на арендную плату за землю — ее долги за прошлый год, хотя мы повысили плату специально для нее в пять раз.
— Так повысьте в десять за аренду в текущем году, и пусть платит вперед.
— Хм! В том-то и дело. Повысили, попросили заплатить вперед…
— Ну? — нетерпеливо воскликнул Макфинли.
— Плата составляла двенадцать тысяч долларов, — многозначительно заявил Хенинкс, — но она заплатила и их.
— Как? — хозяин особняка покраснел от апоплексического напряжения, — служанка платит такие деньги, не моргнув глазом?
— Вот именно!
Несколько секунд Макфинли собирался с мыслями, потом медленно произнес:
— А может, она отдала нам не все камни?
— Исключено! После этих выплат мы провели обыск в доме и в саду, но, … — он развел руками, — ничего не нашли, кроме двухсот долларов. За ней ведется постоянная слежка, и мы проверили всех ювелиров в регионе.
— Ну?
— Ничего.
— Проклятье! — взорвался Макфинли, — ничего не понимаю.
— Я тоже.
Эрхард, как разъяренный бык, тупо посмотрел на Хенинкса и заявил:
— Вот и плохо, что не понимаешь. Это твоя работа, Самуэль, а не моя. Я тебе за это плачу и плачу не мало, а от этих камней, если ты не забыл, я обещал тебе десять процентов.
— Я помню, — Хенинкс был похож на провинившегося школьника.
— И что же?! — не унимался Макфинли, — где камни? С момента появления этой шкатулки все происходящее напоминает фантастический роман. Служанка платит бешеные деньги, суды, черт бы их побрал, откровенно попирают закон. Что это, а? — хозяин особняка остановился напротив адвоката, широко расставив ноги и тяжело дыша, — или кто-то затеял со мной дурацкую игру?
Хенинкс сжался под испепеляющим взглядом собеседника и быстро сказал:
— Только, не я…
— Не ты, не ты, — Эрхард снова раздраженно зашагал. — а, кто же тогда? Может, эта дура, которая убирала в наших домах, у которой даже не хватает мозгов нанять нормального адвоката? Тогда, кто? И что это за игра? Я хочу знать ее правила, Самуэль! — вколотил последний гвоздь в адвоката Макфинли, — иди, я устал от твоего незнания.
— До свидания, Эрхард, — поднялся тот.
