уверенность дала трещину. Когда-то он полюбил Аманду и, как оказалось, любит по сей день, и сегодняшний вечер, который они провели вместе, это обстоятельство никак не изменил.
Вытаскивая ключи, Доусон неожиданно для себя понял еще одну вещь.
Он поднялся, затем выключил свет и направился к машине, ощущая какое-то странное
опустошение. Одно дело знать, что его чувства к Аманде не изменились, и совсем другое
смотреть в будущее, сознавая, что ему до конца жизни придется с этим жить.
6
Тонкие шторы в гостинице не спасали от яркого света, и Доусон проснулся с первыми лучами
солнца. Он перевернулся на другой бок в надежде снова уснуть, но напрасно. Тогда он встал
и следующие несколько минут посвятил упражнениям на растяжку. Уже с утра у него
начинало ныть все тело, особенно спина и плечи. Интересно, гадал он, сколько еще лет он
сможет проработать на нефтяной вышке. Организм его порядком износился, и болячки с
каждым годом, похоже, беспокоят все больше и больше.
Вытащив из сумки спортивный костюм, Доусон оделся и тихо спустился по лестнице.
Частная гостиница оказалась почти такой, как он и ожидал: четыре комнаты наверху и кухня, столовая, гостиная внизу. Владельцы, что было весьма предсказуемо, любили морскую
тематику, и столики украшали миниатюрные деревянные яхты, а стены - изображения
парусников. Над камином красовался старинный штурвал, а к двери была приколота карта
реки с отмеченными на ней каналами.
Хозяева еще спали. Когда вчера вечером Доусон приехал, ему сообщили, что заказанные им
цветы уже доставлены и находятся у него в номере, а завтрак в восемь. Таким образом, до
встречи с адвокатом у него оставалось достаточно времени, чтобы сделать намеченное.
На улице уже вовсю светило солнце. Над рекой низким облаком висел тонкий слой дымки, но
голубое небо было абсолютно чистым. Воздух уже прогрелся, предвещая полуденную жару.
Размяв круговыми движениями плечи, Доусон решил немного пробежаться и в результате
оказался на дороге. Вскоре тело обрело гибкость и свободу.
Тихая дорога довела его до маленького делового района Ориентала. Два антикварных
магазина, магазин скобяных товаров и несколько контор по торговле недвижимостью
остались позади. Закусочная «Ирвинз-дайнер» на противоположной стороне улицы уже
открылась, и перед ней образовалась группка машин. Туман над рекой начал рассеиваться, и
Доусон, дышавший полной грудью, ощутил живительный аромат сосен и морской соли. Он
пробежал мимо приютившегося у пристани кафе, в котором бурлила жизнь, и через
несколько минут, окончательно размявшись, смог увеличить скорость. Над головой с криком
кружили чайки, люди тащили к своим яхтам кулеры. Доусон миновал магазин народных
промыслов, здание Первой баптистской церкви, восхищаясь ее витражами и пытаясь
припомнить, замечал ли когда-нибудь их в детстве, и, наконец, стал глазами искать контору
Моргана Тэннера, адрес которой был ему известен. Вскоре на маленьком кирпичном здании, втиснутом между аптекой и конторой нумизмата, ему на глаза попалась вывеска, где рядом с
Морганом Тэннером значился и другой адвокат, хотя клиентура у них, по-видимому, была
разная. Интересно, подумал Доусон, каким образом Так нашел Тэннера. До звонка адвоката
Доусон никогда о нем не слышал.
Достигнув границы делового центра Ориентала, Доусон свернул с главной дороги на одну из
боковых улиц и побежал куда глаза глядят.
Он плохо спал ночью, его мысли, как и во время его пребывания в тюрьме, постоянно
метались между Амандой и Мэрилин Боннер. Последняя, выступая в суде, сказала, что
Доусон не просто лишил ее любимого человека и отца ее детей, но и разрушил всю ее жизнь.
Срывающимся голосом женщина призналась, что понятия не имеет, как будет содержать
семью и что вообще с ними станется. Как выяснилось, доктор Боннер даже не был
застрахован.
В итоге Мэрилин Боннер лишилась дома. Она переехала к родителям, у которых был
фруктовый сад, однако вся ее жизнь превратилась в постоянную борьбу за существование. Ее
отец, страдавший эмфиземой на ранней стадии, к тому времени уже отошел от дел, а мать
Мэрилин болела диабетом. Выплаты по залогу съедали почти все до последнего доллара
доходы, приносимые фруктовым садом. Поскольку родители Мэрилин требовали
практически постоянного внимания, она могла работать лишь неполный день. Даже со всеми
субсидиями, причитавшимися родителям, ее скромной зарплаты едва хватало на самое
необходимое, хотя, случалось, и не хватало. Старый деревенский дом, в котором они обитали, начал разрушаться, и долги по залогу фруктового сада в конце концов стали расти.
Что семья Боннер переживает тяжелые времена, Доусон узнал месяцев через шесть после
освобождения, когда пришел к ним просить прощения. Он едва узнал открывшую ему дверь
поседевшую Мэрилин. Желтоватая кожа придавала ей болезненный вид. Сразу узнав его, она
не дала ему и рта раскрыть, лишь закричала, чтобы он убирался прочь, что он убийца ее
мужа, разрушивший ее жизнь, оставивший ее нищей в старой развалюхе. Он услышал, что
банк грозит отказать ей в праве выкупа сада из-за просроченного платежа. В конце Мэрилин
пригрозила вызвать полицию, если он еще раз приблизится к порогу их дома. Доусон ушел, но поздно вечером снова подошел к их старому дому и внимательно оглядел его, прошелся
вдоль рядов персиковых деревьев и яблонь. Получив на следующей неделе от Така чек за
выполненную работу, а также все, что ему удалось скопить после освобождения, он без
какой-либо пояснительной записки отправил все это на счет Мэрилин Боннер.
С тех пор Мэрилин жить стало легче. После смерти ее родителей дом с садом перешли к ней.
Постепенно ей удалось выплатить весь долг и отремонтировать все, что требовало ремонта.
Теперь земля всецело принадлежала ей. Через несколько лет после того, как Доусон уехал из
города, ей удалось открыть свое дело - продажу по почте домашних консервов. С помощью
Интернета ее бизнес расцвел, и разорение ей уже не грозило. Она так и не вышла замуж, хотя
на протяжении почти шестнадцати лет встречалась с бухгалтером по имени Лео.
Что касается ее детей, то Эмили закончила университет в Восточной Каролине, после чего
переехала в Роли, где устроилась на работу менеджером в универмаг. Скорее всего в один
прекрасный день она примет оразды правления оизнесом матери, длан поселился в саду в
двойном мобильном доме, купленном для него матерью. Он не учился в колледже, однако
имел постоянную работу, и на фотографиях, присылаемых Доусону, всегда выглядел
счастливым.
Раз в год в Луизиану присылали фотографии и краткую сводку новостей о Мэрилин, Эмили и
Алане. Нанятые Доусоном частные детективы всегда отличались дотошностью, но глубоко в
дела семьи никогда не влезали.
Иногда Доусон чувствовал некоторую неловкость от того, что следил за Боннерами, но он
обязательно должен был знать, что еще может для них сделать после того несчастного случая.
Последние два десятка лет он ежемесячно посылал им чеки, почти всегда через анонимные
офшорные счета. Ведь он как-никак виновник их невосполнимой утраты. Поэтому сейчас, пробегая по тихим улицам, Доусон знал, что готов на все, лишь бы загладить перед ними
свою вину.
Эби Коула лихорадило. Тошнило и трясло, несмотря на жару. Пару дней назад он собрался
было приложить своей бейсбольной битой одного нахального малого, но тот неожиданно
выхватил канцелярский нож и полоснул этим грязным лезвием Эби по животу, оставив на
нем страшную рану. Сегодня утром Эби увидел, что рана нагноилась и омерзительно воняет, несмотря на все лекарства, от которых должно было полегчать. Если температура не спадет, подумал Эби, то своей битой он, пожалуй, от души накостыляет своему кузену Кальвину, который клялся и божился, что стибренные из ветклиники антибиотики обязательно помогут.
Однако сейчас от этих мыслей его отвлекло появление бежавшего по противоположной
стороне улицы Доусона, с которым теперь надо думать, как поступить.
За спиной Доусона заскочил в магазин Тед, и Эби гадал, заметил ли он Доусона. Наверное, нет. Иначе выскочил бы на улицу как ошпаренный. С тех пор как они узнали, что Так
откинул копыта, Тед все ждал появления Доусона. И наверное, точил ножи, заряжал ружья и
готовил гранаты, базуки или что там еще он держал в своей дыре, где жил с этой шлюшкой
Эллой.
У Теда с головкой точно не все в порядке. Да он нормальным никогда и не был - настоящий
комок злобы. Девять лет в тюрьме ничему его не научили - совсем держать себя в руках не
может. А в последние несколько лет Тед совсем озверел, что, как часто думал Эби, не так уж
