— Грег, закон — это еще не все.
— В каком смысле?
— А что, если Дженни сама захочет уехать с ней? Вдруг она выберет Линду, а не нас… Не меня?
— Какая чушь! С какой стати она будет отдавать предпочтение чужой женщине? Нас она знает, любит!
— Ты сам видел, как она себя вела. Она просто в восторге от всего этого. Такое ощущение, что Дженни всю жизнь только и ждала момента, когда появится ее расчудесная «родная мать».
— Ты преувеличиваешь.
— Может быть. Но я так напугана. В последнее время мы с Дженни только и делаем, что ссоримся. Буквально вцепляемся друг другу зубами в глотку. Что бы я ни сказала, что бы ни сделала, ей все не нравится. И в этот самый момент появляется загадочная и совершенно восхитительная незнакомка, которая заявляет: «Я — твоя родная мать. Я всю жизнь мечтала о тебе, моя прекрасная дочурка, а ты на самом деле оказалась еще прекрасней, чем я себе воображала». — Карен вскочила и принялась расхаживать по комнате. — Теперь давай сравним. С одной стороны, старая ведьма Карен, неродная мать, которая заставляет несчастную малютку делать уроки, ставить вещи на место и так далее; с другой стороны — Линда, ласковая и нежная родная мать, которая смотрит на Дженни восхищенными и обожающими глазами. Теперь ответь мне, какую из матерей выбрал бы ты?
— Не нужно упрощать, — пробормотал Грег, отводя глаза.
— Дженни и без того в последнее время лихорадочно искала причину, по которой можно было бы меня отвергнуть раз и навсегда. А сегодня эта причина заявилась к ней сама. Я этого не выдержу, Грег. Дженни — мой единственный ребенок, кроме нее, у меня в жизни ничего нет.
Муж с размаху швырнул журнал на столик и вскочил на ноги.
— Немедленно прекрати! Ты делаешь из мухи слона. Ради бога, будь разумной.
Карен свирепо уставилась на него, но в следующую секунду из глаз ее хлынули слезы.
— Извини. Но если я даже собственному мужу не могу рассказать о своих страхах…
На его лице появилось страдальческое выражение. Грег отвернулся.
— Послушай, ты так говоришь, словно этот вопрос будет решать сама Дженни. А если тебя интересует мое мнение, мы просто возьмем и запретим ей встречаться с этой женщиной. Скажем «нет», и дело с концом. Она несовершеннолетняя, мы ее родители. В конце концов, что мы знаем об этой женщине? Может быть, она чокнутая, психически неуравновешенная. Уж, во всяком случае, нормальной ее назвать трудно — иначе она не заявилась бы вот так, без предупреждения.
— Это верно.
Карен села на диван рядом с мужем.
— Честно говоря, я вообще не понимаю, почему ты разрешила девочке встретиться с ней завтра.
Карен не ответила.
— Все очень просто. Мы запретим дочери встречаться с этой самой Линдой, и точка. Я с удовольствием сообщу этот приговор Линде Эмери. Ты никогда ее больше не увидишь.
— Нет, — вздохнула Карен. — Так поступить мы не можем.
— А что такого? Я и с Дженни поговорю. Роль жестокого отца меня не пугает.
— Дело не в этом. Просто… Мы не можем лишить девочку возможности узнать поближе свою родную мать. Особенно теперь, когда они уже встретились. Это было бы нечестно. Нечестно по отношению к Дженни. Я ведь знаю, что этот вопрос ее мучает. Школьный психолог говорил мне, что Дженни как раз в таком возрасте, когда у подростков происходит кризис самоидентичности. В особенности у приемных детей. Может быть, знакомство с родной матерью поможет девочке. Пусть узнает ее получше, выяснит, кто ее отец. Ну, я не знаю, что там Линда решит ей еще рассказать.
— Я тебя не понимаю! — развел руками Грег. — Сначала ты говоришь одно, потом, когда я предлагаю тебе разумное решение, тебя заносит в противоположную сторону. Я же хочу тебя защитить. Тебя и Дженни. Давай я сделаю то, что собираюсь.
— Нет, это не выход. Как ты сам не понимаешь? Если мы займем жесткую позицию, Дженни все равно будет с ней встречаться, только тайком. А может быть, произойдет что-нибудь и похуже. Нет, запрещать мы не будем. Иначе она затаит на нас обиду.
— Ты сама не знаешь, чего хочешь! То у тебя одно, то другое.
— Перестань на меня орать! Я же в этом не виновата, не я это затеяла. Я всего лишь пытаюсь справиться с ситуацией. Что ты на меня разозлился?
— Ты связываешь мне руки! Ты рисуешь всякие кошмарные картины, а когда я пытаюсь что-то предпринять…
— Ничего предпринять здесь нельзя. Эта женщина уже есть. Нам нужно быть готовыми ко всему. А что до моих слов, так я всего лишь хотела поделиться с тобой своими чувствами.
— Вот и отлично. Поделилась — и превосходно.
— Я-то надеялась получить от тебя моральную поддержку! — возмутилась Карен.
— Ты хочешь, чтобы я стоял рядом с тобой сложа руки и смотрел, как эта баба разрушает нашу жизнь?!
Карен изумленно уставилась на мужа. Ей показалось, что земля внезапно заколебалась у нее под ногами. Ведь Грег всегда был таким хладнокровным, таким уверенным в себе.
— Ты правда думаешь, что такое возможно? Ты серьезно?
Грег покачал головой:
— Нет, извини меня. Просто день выдался слишком уж тяжелый.
Ей стало его жалко. И еще ей стало стыдно — она обрушила на него свои страхи так, словно Грег — сторонний наблюдатель. Ведь Дженни и его дочь тоже. Жизнь Грега зависит от того, чем закончится схватка между матерями.
— Ничего, — ласково сказала Карен. — Все равно это случилось бы рано или поздно. Не сегодня, так в другой день.
— Наверно, ты права, — хмуро кивнул Грег.
Карен провела рукой по его насупленному лицу.
— Мы справимся.
— Обычно это я так говорю.
— Обычно да, — подтвердила Карен.
Грег отвернулся.
Глава 5
Женщина, сидевшая за стойкой регистратуры в мотеле, была так увлечена чтением, что не заметила, как в вестибюль вошел тощий мужчина с ввалившимися щеками. Когда он возник над стойкой, женщина вскрикнула, схватившись за пышную грудь.
— Эдди, господи! Ты ходишь бесшумно, как какой-нибудь индеец!
Эдди Макхью сверил наручные часы с теми, что висели на стене.
— Меньше нужно триллеров читать, — пробурчал он.
Марго Хофстедер закрыла книгу и тоже посмотрела на часы.
— Что, уже восемь?
Эдди кивнул:
— Я вытер лужу под автоматом для льда. Но лучше все-таки вызвать мастера. Сам я в холодильных установках ни черта не смыслю.
Марго, грузная женщина лет шестидесяти, вздохнула и слезла со стула.
— Я еще два дня назад звонила в ремонтную контору. Мастер говорит: приду, приду, а все не приходит. Я иногда перестаю понимать, зачем мне нужен этот проклятый мотель. Теперь, когда Энтони не стало, все валится у меня из рук. Вот Энтони умел заставить эту публику вертеться.
