Она окунулась в новое дело, как в ледяное озеро, вдруг воссиявшее среди изнуряющей жары, и, плохо умея плавать, захлебываясь, обмирая от страха в воронках и омутах, все же сумела приноровиться и к температуре, и к подводным течениям, и к отмелям, и к глубинам.
Сегодня частная клиника «Озирис» была известным и уважаемым в городе заведением. А Маргарита числилась в ней скромным главврачом, хотя именно на ней была вся финансовая часть. Генеральным директором процветающей фирмы значится Андрей Распопов, ее муж.
Так решила она сама, лет пять назад, когда открыла в городе пятый по счету кабинет и поняла, что ее маленькая «скорая помощь» превращается в полноценное лечебное учреждение.
К тому времени Вадик закончил школу и учился в Москве на экономическом. А Андрей, еще больше погрузневший и поглупевший, по-прежнему сидел дома, брюзжа на весь свет и, конечно, всячески осуждая ее, свою жену за рвачество. Впрочем, стойкая неприязнь отставного майора к непонятному классу новоявленных бизнесменов, куда со всего размаху вляпалась его законная супруга, ничуть не мешала ему сладко есть, со смаком пить дорогую водочку, закусывая либо маринованными миногами, либо свежей икоркой. Впрочем, хрустящими солеными огурчиками с рынка он тоже не брезговал.
Когда муж решил засесть за мемуары под сакраментальным названием «Судьбы российского офицерства в третьей русской революции», Рита поняла: если она хочет, чтобы они вместе дожили до внуков, супруга нужно спасать. То есть найти ему дело. Знакомый психолог, которого она совершенно измотала своими расспросами, сказал: «Надо предложить ему то, что он больше всего хотел в жизни, но так и не получил».
Очень умно. А главное — понятно. Однако после нескольких дней раздумий Рита сообразила, что, возможно, психолог и не совсем дурак. Больше всего в жизни Андрей Распопов хотел стать генералом и, еще будучи курсантом, восхищенно заглядывался на алые лампасы, словно примеряя их на свои куцые форменные брюки.
А если сделать его генеральным директором? Чем не генерал?
Эта мысль понравилась Рите чрезвычайно. Оставалось уговорить мужа. Тот поначалу заартачился: чтобы я, советский офицер, пошел наемным работником в частную лавочку, хоть и к собственной жене…
— Хорошо, — сказала Рита. — Не хочешь наемным — становись собственником. — И зарегистрировала новую фирму на супруга. А потом слила в нее весь разрозненный бизнес, слепив единую красивую сеть с общей системой управления, бухгалтерией и кадровой службой.
Андрей, понятно, еще немного покочевряжился, но вскоре вышел на работу. Конечно, никаким генеральным директором он не стал. В медицине не разбирался, в бизнесе — тоже. А бухгалтерия для него — вообще темный лес… Единственное, в чем он преуспел, — это редкий ремонт помещений. Вот тогда он оживлялся, объезжал строительные магазины и базы, до умопомрачения торговался с прорабами… В результате — ремонт обходился процентов на тридцать дороже, чем если бы Рита наняла своих старых проверенных работяг. Но, во-первых, имидж генерального директора надо было поддерживать, и она молчала, а во-вторых, чем бы дитя ни тешилось. Лишь бы не вздумало и на самом деле поруководить…
За пять лет в генеральской должности Андрей Распопов заматерел и освоился. Поскольку Рита по-прежнему пахала как та самая лошадь, Андрей Андреевич с удовольствием представительствовал на совещаниях и заседаниях, ходил на светские мероприятия и собрания политических партий, каждая из которых мечтала его заполучить в качестве спонсора. У него неожиданно появилась масса приятелей — клиентов клиники. Для Риты они были только пациентами и по роду своих болезней ни в какие отношения, кроме сугубо официальных, с ней не вступали. Другое дело — директор-мужик! И в кабинет зайти можно — посоветоваться, и языками в сауне почесать, и меры профилактики в своем кругу обсудить, причем, что важно, не краснея и не смущаясь. Так и стал Андрей Андреевич Распопов в определенных кругах человеком известным и крайне необходимым.
Надувать щеки к тому времени он научился виртуозно. Генеральство и в самом деле оказалось его призванием. Иногда он даже позволял себе покрикивать на Риту. Тогда она удивленно останавливалась напротив, улыбчиво и открыто вглядывалась в его лицо, словно удивляясь, как этот человек оказался в этом кабинете и этом кресле. Распопов сникал, начинал ерзать на мягком кожаном сиденье и мямлить что-то типа: не сердись, малышка, нервы ни к черту, устал, сорвался…
Рита с еще большим изумлением вслушивалась в эту тираду, честно пытаясь сообразить, от каких таких непосильных трудов устал ее дражайший супруг, который ничего тяжелее пачки презервативов вот уже несколько лет не поднимал. Понять это ей не удалось ни разу. Распопов виновато вытаскивал из кресла свое чуть похудевшее, но все одно изрядно громоздкое тело, подходил к жене, обнимал, утыкаясь круглой лобастой головой ей в плечо, и покаянно произносил одно и то же: «Прости, бес попутал». Конечно, она прощала. Работы — завались, до разборок ли тут?
Она очень надеялась, что сын Вадик, окончив институт, вернется домой и возьмет руководство фирмой на себя, сняв с нее часть забот. Отпрыск, однако, избрал иной путь: год назад перед самым окончанием вуза внезапно женился на знойной итальянской девушке и, не заезжая домой, укатил с ней в Милан. Ни Рита, ни ее раскрученная фирма оказались сыну не нужны. О родителях он вспоминал строго раз в месяц, получая перечисления на карточку. Чаще и не требовалось. У него своя жизнь, у них — своя. Скучная, застывшая как изображение на фотокарточке, смотри не смотри, ничего в ней уже не поменяется.
— И впрямь, — иронично соглашалась с ним Рита по телефону, — что у нас за жизнь? Печка да завалинка. Не волнуйся за нас, сынок.
Вадик иронии не замечал.
Этим летом Рита собралась было к молодым в гости, да чадо, смущаясь, сообщило, что они как раз копят деньги на новый дом, а в старом нет лишней спальни. Допустить же, чтобы родная мать жила в гостинице, он не может. Поэтому, как только они купят дом, он обязательно пригласит родителей погостить.
Так и жили.
Гром грянул сегодня вечером. Намотавшись за день до кровавых кругов в глазах, Рита поехала на дачу, куда должны были привезти дрова на зиму. Хотела было отправить по этой надобности мужа, да не нашла. Усвистал куда-то, якобы на совещание, и телефон отключил. Пришлось самой.
На даче горел свет, и из каминной трубы вился дымок. Удивленная Рита, громыхнув дверью, ввалилась в дом. На столике у камина — шампанское и букет роз. За цветковые колючки зацепился простенький черный бюстгальтер. На ступеньках деревянной лестницы, ведущей на второй этаж, в спальню, — черные же женские трусики и одна женская туфля на плоском ходу.
Поднимаясь по ступенькам, Рита лихорадочно соображала, не давала ли она кому-нибудь из подруг ключи от дачи по экстренной надобности. Так и не успела вспомнить. Потому что, привлеченный шумом, из спальни выплыл Андрей Андреевич Распопов, собственной персоной. В ее, Ритином, халате, накинутом на голое тело. А вслед за ним выпорхнула, гремя костями, их секретарша. Катька.
Когда шок миновал, Рита закричала и кинулась на Катьку. Та заверещала и спряталась за шефа. А уж он, больно скрутив Ритины запястья, сказал, чтобы она катилась отсюда к известной матери и не мешала ему, генеральному директору, расслабляться.
— Генеральному директору? — оторопела Рита. — Да я тебя сегодня же уволю!
— Попробуй, — тяжело смерил ее угрожающим взглядом верный муж. — Ты, милочка, забыла, кто в доме хозяин и кто владелец фирмы. Это я тебя увольняю. Со всех должностей сразу. Свободна. — И он развернул Маргариту спиной к спальне, еще и подтолкнув жену вниз.
Вот и вся история. И дача записана на него, и городская квартира. Понятно, все это делалось специально, еще когда он сидел дома, а она уже работала. Мало кто из предпринимателей, активно развивающих бизнес, записывал имущество на себя — слишком рискованно. Вот и Рита пошла по общему пути. Все на мужа. Из семьи-то все равно не уйдет!
Еще не до конца осознав масштабы бедствия, она помчалась обратно на работу, однако в дверях платяным шкафом вырос охранник, виновато доложивший, что Андрей Андреевич звонили и велели никого в офис не пускать.
— Ну и не пускай, — согласилась женщина, тесня его в глубь коридора, — а я-то тут при чем?
— Так это он вас имел в виду, — смутился до крупных горошин пота шкаф. — Сказал: Маргариту Сергеевну… чтоб… даже на порог…
— Шутишь? — с заискивающей надеждой взглянула на него Рита.
Охранник лишь засопел и отвернулся.
Женщина вернулась в машину — как сил хватило дойти? Ноги заплетались и отказывались двигаться, словно она только что вернулась из тяжелого челночного рейса. Потом она бездумно сидела в теплом салоне. Час, два, три. Отчего-то ее мучил один-единственный вопрос: Катька. Предательство мужа и с хрустом переломанная хребтина семейной жизни как-то отошли на второй план. Видимо, мозг защищался сам от себя, вытащив на поверхность самое незначительное и неважное — Катерину.
