Ягга-Ягга — крошечный оазис в море красных песчаных дюн и черных каменистых плато. Деревушка — горстка лачуг и потертых палаток. Койки стоят под открытым небом, простыни прогреваются на солнце. Здешние аборигены спят под бдительным оком небесных героев.
«Мы возвращаемся к прежней жизни,— заявляет Марк Мура, коренастый сорокалетний туземец.— Пришлось покинуть Бал го. Это в пятидесяти милях к северу отсюда. Там слишком неспокойно, высокая преступность среди своих же, перенаселенность, шум, суета. Вот я и собрал десятка три желающих и приехал сюда. Мы назвали свой поселок Ягга-Ягга, это значит «тише, тише». Так аборигены успокаивают расшумевшихся детей».
Два старика, сидя на корточках у костра, жарят на красных угольях тушу кенгуру. Старыми сломанными напильниками они перепиливают передние ноги животного и с явным наслаждением высасывают еще теплый костный мозг. Потом один из стариков бросает на уголья тушку варана.
Двое белых путников садятся в машину и отправляются на поиски индейки, чтобы разнообразить трапезу. Путь пролегает среди черно-серых конических холмов, похожих на змеиные головы. Кажется, что в любую минуту откуда-то может появиться какое-нибудь доисторическое животное. С верхушек холмов, куда ни глянь, взору открывается бескрайний неземной пейзаж. Цепочка пирамидальных скал, будто волшебная стрела, нацелена в глубь необозримых просторов. Что там, за горизонтом? Какие еще красоты? Какие новые загадки?..
По материалам журнала
«National Geographic» подготовил Андрей Шаров
Ален Деко. Анастасия
Театр рожден Историей. Но скольким сама История обязана театру! Загадочная судьба великой княжны Анастасии служит тому подтверждением. Перед минувшей войной газеты взахлеб обсуждали эту сенсацию: странная бесприютная женщина отчаянно кричала на весь свет со своей госпитальной койки, словно из царских, покоев, что она — единственная, кто уцелел в кровавой резне в Екатеринбурге. А потом... Потом мало кто вспоминал о «так называемой Анастасии».
Была, правда, Марсель Морет. Ёе пьеса обошла подмостки всех известных театров. Фильм, снятый незабываемой Ингрид Бергман, видели даже самые отдаленные провинции. И вот интерес к забытой теме неожиданно возродился. Толпы репортеров хлынули в небольшую деревушку, где под именем фрау Андерсон укрылась та, что еще недавно называла себя госпожой Чайковской.
Мне надолго запомнится поездка в Черный лес на исходе зимы 1957 года. Мир опять заговорил об этой нищенке, претендующей на имя великой княжны Анастасии, дочери последнего русского царя.
Вместе с Стеллио Лоренци и Андре Кастело мы решили тогда сделать сюжет для нашей программы. Андре отправился в Швейцарию разыскивать Пьера Жийяра, бывшего воспитателя наследника цесаревича, а я тем временем выехал в Германию...
Дороги были занесены снегом. По обеим сторонам высились белые пихты. До деревушки Унтерленген-харт мы добирались битых два часа. Было прохладно. Низкое небо и тишина, словно уши заложены ватой...
Женщина, удивленная нашим появлением, выглянула из дома и указала нам дорогу:
— Фрау Андерсон? Да, это там, на краю дороги, вон та черная крыша, над которой поднимается струйка дыма.
Семья императора Николая II. Великая княгиня Анастасия — крайняя справа.
Вместе с сопровождавшими меня немцами мы подошли ближе и остановились, изумленно переглядываясь. Это трудно было назвать домом — скорее хижина, вросшая в землю и заметенная снегом. Стены из плохо пригнанных досок. Крыша из просмоленного рубероида. Барак был окружен едва не четырехметровой изгородью из проволочной сетки, за которой прыгали огромные волкодавы...
Никакого намека на звонок. Я позвал. Немцы прокричали несколько раз хором: «Фрау Андерсон! Фрау Андерсон!» Ответа не последовало.
Дверь лачуги неожиданно приотворилась. На пороге показалась старуха в мужском пальто и ботинках наподобие тех, в которых работают землекопы. Уже потом я узнал, что это была баронесса фон Гейдебрант, бывшая фрейлина последней немецкой императрицы, принимавшая деятельное участие в деле Анастасии и поселившаяся вместе с ней в этих трущобах.
Она подозрительно оглядела нас и, не говоря ни слова, снова закрыла дверь...
Невдалеке остановился «фольксваген», из него вылезли двое полицейских и подошли к нам.
— Так это вы беспокоите фрау Андерсон?
Мы объяснили, зачем прибыли. Мои немецкие коллеги предъявили свои удостоверения. Стражи порядка рассмеялись:
— Фрау Андерсон,— поведали они нам,— сообщила в полицию, что на ее жилище совершено нападение.
В этом бараке, оказывается, есть телефон...
Весь следующий день я пытался увидеть фрау Андерсон. Увы, тщетно. Та, чье имя наделало столько шуму, воздвигла стену молчания между собою и миром...
Несколько недель эта лачуга занимала мое воображение. Я потерял всякий покой. Я перерыл целую груду литературы, появившейся прежде. Я сделал потрясающие открытия: я выяснил, например, что многие авторы без особых колебаний смело романтизировали и без того весьма романтический сюжет...
Что же можно сказать о большинстве работ, выходивших то здесь, то там? Все они преследовали одну цель: доказать, что госпожа Андерсон действительно Анастасия...
И все же! В одном из самых загадочных дел XX века есть и правдивые свидетели. Те, что уже ушли из жизни, к счастью, оставили после себя подлинные документы. За это время завершилось множество процессов, в ходе которых эти показания были собраны воедино. Отныне историографу есть на что опереться...
Девочка и воспитатель
Юное грациозное создание с правильными чертами лица. Темные локоны спадают на плечи, черные, немного печальные глаза: такой запечатлена Анастасия Николаевна на тех редких фотографиях, которые дошли до нас.
В нашем расследовании важнее всего, пожалуй, воссоздать внешний облик и психологический портрет персонажа: нам часто предстоит на них ссылаться.
Предоставим же слово человеку, много лет прожившему рядом с детьми Николая II. Он сопровождал их до Царского Села. Только жестокому запрету сопровождать своих подопечных в Екатеринбург обязан он жизнью; в противном случае его ожидала бы трагическая участь доктора Боткина. Человек этот — воспитатель цесаревича Пьер Жийяр. Его воспоминания поистине драгоценны. Сейчас он живет в Лозанне. Во время последнего процесса, несмотря на преклонный возраст, он приехал в Германию, чтобы выступить на суде. В 1957 году он появился в нашей программе на Французском телевидении.
Впрочем, я, как и обещал, уступаю место Пьеру Жийяру.
«Классная комната в Царском Селе. Я только что закончил урок с Ольгой Николаевной и в одиночестве ожидал свою вторую ученицу, Татьяну Николаевну, когда отворилась дверь и вошла девочка с преогромной книжкой в руках, совсем еще дитя. Она не без усилия водрузила свою ношу на стол и затем, подав мне руку, сказала по-русски: «Я тоже хочу учить французский». Не ожидая моего ответа, она вскарабкалась на стул, устроилась там на коленках, раскрыла свою книжку и, ткнув мизинчиком в огромного слона, нарисованного на странице, спросила: «Как это будет по-французски?» Лев, тигр... короче, все твари Ноева ковчега, чистые и нечистые, предстали передо мной. Я включился в игру, очарованный той невозмутимой серьезностью, которую она внесла в этот свой «первый урок». Снова открылась дверь, и на сей раз появилась уже Татьяна Николаевна. Моя маленькая посетительница резко захлопнула книгу на боа констрикторе и спрыгнула на пол. Протянув мне прохладную ладошку, она сказала совсем тихо: «Я завтра приду опять», и исчезла, прижимая к груди свой альбом.
Так я познакомился с Анастасией Николаевной. Ей было тогда четыре с половиной года. Правда, на другой день урок наш так и не состоялся...
Прошло несколько лет, и в 1910 году Анастасия стала моей ученицей. Ей минуло тогда восемь лет, и я редко встречал у кого-нибудь в этом возрасте такую тягу к знаниям. Она прекрасно запоминала со слуха, и успехи ее были замечательны. Она играя заучивала все, прозу и стихи, и, поскольку произношение у нее было безукоризненное, говорила она блестяще. Осенью 1913 года я был назначен воспитателем к цесаревичу и перебрался во дворец. С этого времени я стал замечать, что прилежание Анастасии Николаевны начало исчезать, мало-помалу она сделалась очень ленива. Я был в отчаянии, мои коллеги тоже: а ведь до сих пор занятия с ней приносили нам только радость... Она была ненамного старше своего брата и поэтому общалась с ним и со мною гораздо больше, чем со старшими детьми. Она часто прибегала в мой рабочий кабинет с каким-нибудь пустяковым вопросом; иногда она врывалась с горящими щеками, дрожа от возмущения, и пересказывала мне на своем милом французском все маленькие драмы своей детской жизни: иногда ей необходим был кто-нибудь, кто сумел бы разделить ее радость, которую она не в силах была держать в себе ни секундой более.
