Я хочу об этом кричать, но боюсь разбиться о равнодушное: «хотела бы — пути нашла».
И это правда. Нашла бы. Но испугалась. Тогда думала, не выдержу его ненависти. А вдруг он дочку заберет? Сейчас тоже боюсь, но она хотя бы меня знает. Я буду бороться. Разлучит — найдемся.
— Выглядит так, что ты приехал меня унижать, а не с дочкой знакомиться… — Выдыхаю в тишину. Смотрю в грудную клетку.
Она вздымается ритмично, а после моих слов — замирает.
Нового приказа «в глаза смотри» не жду. Сама поднимаю. Встречаюсь с колдовской зеленью.
Он мне когда-то казался очень добрым. Я не представляла, как его можно бояться. Сейчас знаю. До стынущей в жилах крови можно.
— Одно другому не мешает. — Он даже не отрицает, что унижает. Сознательно делает. С удовольствием. — Тебе же любовь не помешала меня за решетку засадить? Вот и я многозадачный…
— Айдар… — Мотаю головой. Вроде бы на одном языке говорим, а так по-разному.
— Ты игнорируешь мои требования, Айлин.
Волнуюсь сильнее. А еще ужасно хочется бунтовать.
— Потому что ты не в праве выдвигать мне требования.
Парирую спокойно и бессмысленно. Мы оба знаем — право за сильным. Рядом с ним я всегда буду слабачкой.
— Ты присвоила себе мою дочь. — От подобранных мужем слов меня изнутри взрывает яркой вспышкой.
— Я ее родила, Айдар.
— Засадила меня за решетку и присвоила. — Меня он не слушает, настаивает на своем, а во мне звенит злость и обида. — Сколько собиралась скрывать?
Если честно, всю жизнь. Но молчу. Пусть читает по глазам. И он читает. А после паузы продолжает «расстрел»:
— Ты ждешь, когда приеду в сад и сам с ней поговорю? — От перспективы холодею. А еще понимаю, что это значит. Он же приезжал уже. Видел ее. Мог забрать.
Нигде не безопасно.
Ревность жжет грудную клетку. Она его сильнее меня полюбит. Его все сильнее меня любят…
— Даже не думай. Воспитатели вызовут полицию. — Еще говорю, а уже улавливаю движение уголков губ. Салманов хмыкает. Вперед подается.
Меня по-прежнему вышибают его касания, но сопротивляться не могу. Взгляд-то сковывает.
Беспокойные пальцы находят место под моим подбородком. Глаза шарят по лицу. Останавливаются.
Я допускаю всё вплоть до пощечины, хотя и знаю, что Айдар никогда…
Только и отец мой тоже никогда, а потом…
Мне кажется, что с эмоциональных качелей меня сбрасывает в пропасть. Хочется оттолкнуть его и крикнуть: бери свои идиотские брюки и вали отсюда!
Взгляд бывшего мужа снова обретает серьезность. Пальцы наверняка чувствуют мою дрожь.
— С ментами мне договорить будет проще, чем с бывшей женой. — Вроде бы шутка, а на деле угроза. Мне на секунду кажется, что мы тонем друг в друге. А потом Айдар смаргивает. Снова трезвый. Решительный. Не пожалеет меня. Размажет. — Значит так, Айлин, мою доброту ты не оценила. Предала. Теперь будет иначе.
Брыкаюсь. Мотаю головой, но это не спасает. Мужская рука слетает по шее и ложится на плечо. Айдар его сжимает. Не отпустит. Склоняет голову и силой возвращает мое внимание, чтобы получить:
— Мы разойдемся и сделаем вид, что не встречались. Это моя дочь. Ты для нее никто.
В глазах мужа — молнии. Сама не знаю, зачем бужу его чертей.
— Никем для нее рискуешь стать ты, так что попридержи язык. — От грубого, пусть и ожидаемого, ответа вспыхивает лицо. Я ненавижу его за самоуверенность, которой нечего противопоставить. Дергаюсь, сжимает сильнее. Подается ближе.
Вроде бы чего стоит толкнуть, послать к черту и убежать? А я не могу.
Один Аллах знаешь, каких сил мне стоит сохранять хотя бы внешнее самообладание. Но за плечами я его уже не чувствую. Там обрыв. Айдар захочет — толкнет. Только вместе не полетим. Делаю вдох-выдох. Больно чиркаю ногтем по пальцу. Хочу, чтобы болело тело, а не душа в ошметки. Второй раз… Третий… Прекращаю, когда взгляд мужа на миг слетает вниз. Возвращаю к глазам.
— Если мы хотим добра своему ребенку, Айдар, мы должны научиться сотрудничать, а не соперничать…
Муж снова улыбается. Совсем не по-доброму. Множит на ноль мое предложение. Не заинтересован. Это мне нужно, а ему…
— Хочешь научиться со мной сотрудничать? — задает вопрос, на который нет и не может быть правильного ответа. Ждет несколько секунд, потом с лица снова пропадает игривость.
Он опасен, как дикий зверь. Я вообще сейчас его не читаю. Мороз по коже. Под кожей. Вместо кожи.
Зелень умеет холодить так, что тело немеет. Я раньше не знала. А сейчас даю ему то, что он хочет получить: страх и подчинение.
— Ты так и не поняла, за кого вышла замуж. Если хочешь остаться матерью для моей дочери — слушай внимательно условия нашего сотрудничества. И не тешь себя илюзиями, ты заслужила не уважение, Айлин. Ты заслужила наказание.
Глава 9
Айлин
— Мамуль, подуй еще…
Сафи тянет ко мне ручку. Я откладываю книгу и сжимаю ее пальчики. Сначала протяжно дую в центр ладошки, а потом покрываю кожу короткими, нежными поцелуями.
Мое счастье смеется. Я тоже улыбаюсь.
— Не болит уже?
Сафи мотает головой.
— Давай я тебе тоже подую? — От ее щедрости и чуткости сердце сжимается. Я с улыбкой глажу малышку по голове, но от предложения отказываюсь.
— Давай сказку дочитаем и спать ляжем, хорошо?
Дочка согласна. Мы отлично вдвоем устроились в ее кровати. Я возвращаюсь к книжке. Сафи немного ерзает и затихает в моих объятьях.
Я продолжаю чтение.
Сейчас нам тихо, тепло, уютно и безопасно, а вообще день сегодня выдался дурацкий. Как ни странно, не из-за Салманова, хотя и он из моей головы никак не выходит.
В ответ на его «ты заслужила наказания» я вспылила. До этих слов ссорился со мной он. После — в разнос пошла я. Таких гадостей наговорила…
Выразила едкое сомнение, смогу ли оставить дочь с латентным уголовником.
Имела в виду, что только злодей вопреки закону и здравому смысле может угрожать матери отобрать ее ребенка, но он наверняка понял иначе, а я заработала еще один пункт, за который бессмысленно оправдываться.
Вылетела пулей из номера. Красная ехала обратно в наш город.
Бешеные деньги на него потратила! Такси эти в обе стороны! Зачем брюки покупала? Зачем старалась? Зачем надеялась на что-то? Совсем с ума сошла. Уважения его не заслужила…
Кровь вскипела. Гордость тоже. Возвращалась домой с мыслью, что наказывать себя я не позволю, как бы ему ни хотелось.
Но моей уверенности хватило ненадолго. Потому что главный вопрос так и остался нерешенным: Сафи. Как ей сказать? Когда сказать? Нельзя же не сказать… Эх…
С той нашей провальной попытки поговорить прошло еще два дня, а решения у меня так и нет.
Айдар продолжает настаивать на том, чтобы представила его дочери как можно скорее. Я боюсь. Вроде бы взрослая, но очень боюсь реакции своей мудрой пятилетки. Вдруг она не простит меня за годы без отца? Вдруг тоже скажет, что должна была вести себя иначе? Как я это вынесу? Я же старалась… Искренне… И Аллаха просила, чтобы он их как-то свел.
Свел в итоге. Спасибо. Только Айдар злой, как черт, а я… По-прежнему глупая и слабаю.
Сегодня из-за терзаний и вызванной ими рассеянности стала невольной соучастницей травмы собственного ребенка.
Мы с Сафи ходили в магазин. Малышка полезла в холодильник за глазированным сырком. Я виновата — отвлеклась. Но чуть сердечный приступ не схватила, когда услышала громкий плач и в ответ на него крик.
Какая-то тетка (а иначе я ее просто не назову) не заметила Сафи. Мой малыш не успел достать ручку, а эта куриная, прости меня Аллах, слепота с силой захлопнула дверцу.
Это уже позже оказалось, что ушиб незначительный, а в моменте у меня сердце остановится. И если бы виновная хотя бы извинилась… Если бы хотя бы сожаление почувствовала, попыталась успокоить, но нет же! Взрослая, а все, что делала — это возмущалась сначала на плачущего ребенка, дальше — на меня.
