Я одновременно чувствую укол унижения, ведь мчаться по первому зову к давно чужому мужчине в гостиницу — ужасно. И облегчение, потому что раз он живет в гостинице — может в любой момент сорваться и уехать.
Хочу, чтобы уехал.
«Номер или ресторан?»
Мое сообщение почти моментально читается. В ответ летит: «123, 12 этаж».
Жаль.
Проходя мимо девушек на лобби, справляюсь с неловкостью. Вспоминаю, как когда-то снимала номер и ездила ночевать в гостиницу, чтобы он ревновал меня так же, как я ревновала его.
В этом месте я однажды была. Красила невесту в специально снятом для роскошных предсвадебных фото Президентском. Конечно же, не запоминала, какой он по счету, но вполне допускаю, что теперь там временно живет Салманов.
Богатый. Властный. Страшный.
Я до острой боли в сердце хочу, чтобы он был нашим с Сафи. Но не верю в такую возможность.
Иду до лифтов, расправив плечи, а уже возле почему-то выдыхаю.
Подъем и путь по длинному коридору посвящаю финальной репетиции речи, а еще коротеньким импровизированным обращением к Аллаху. В его глазах я всего лишь мелкая грешница, но мне нужно чувствовать за плечами хотя бы какую-то поддержку.
Стучу в дверь. Слышу щелчок. Жар бежит под кожей. Сухость сковывает горло. Сильнее сжимаю переплетенные картонные канатики.
Айдар открывает дверь и смотрит пристально. Я жду приветствия несколько секунд. Потом понимаю — не будет.
Сглатываю.
— Вот брюки. — Делаю первую попытку отдать, протягивая через порог, которую бывший муж игнорирует.
Отступает, шире открывает дверь. Кивает вглубь номера.
Послушно делаю шаг в пропасть.
— Можешь не разуваться.
Айдар подает голос из-за моей спины. По ней струйками к копчику стекает страх. Оглядываюсь. Не хочу замечать мелочей, но хватаюсь за каждую.
Аккуратно оформленная щетина. Длинные ресницы, как у нашей дочки. Ровный нос. Белоснежный ворот рубашки. Закатанные рукава. Набухшие вены. Выверенные движения.
Смаргиваю.
— Я всё равно ненадолго, — и зачем-то ляпаю.
Тут же получаю колкий взгляд. Понимаю, что сходу делаю не то. Айдар меня давит. Я ему по-прежнему покоя не даю. Ненавидит меня. Ни на грамм не полегчало.
— Это я решаю, Айлин.
Как щенка бьет меня по носу за «наглость». И я глотаю. Спорить с ним? О чем? Истерить? Зачем?
Прикусываю язык. Только взглядом что-то там еще бунтую. Да и то… Недолго. Потому что бессмысленно.
Номер огромный. Я насчитываю четыре двери. Бывший муж кивает в сторону дальних комнат, я сжимаю ручки невостребованного пакета и прохожу.
Интерьер современный. Ремонт сделан по последним модным трендам и явно не слишком обжит. Я не удивлюсь, если Салманов в принципе первый, кто снял этот номер для жизни, а не понта на сутки.
На полпути Айдар меня обгоняет. Дальше я послушной овцой следую за ним. Он поворачивает — я поворачиваю. Оказываемся в гостиной.
Плетусь, как на веревочке. Смотрю сначала под ноги. Потом — на панорамное окно. Вид из него — можно только позавидовать. Весь город у ног.
Впрочем, разве у Салманова бывает иначе?
Он тормозит резко, я практически врезаюсь в спину. Отшатываюсь, вскидываю взгляд.
Еду уже по грудной клетке. По шее. Подбородку. До глаз. Он морозит меня, а я в ответ не могу. Держусь из последних сил за условный «профессионализм».
— Твои брюки. Я подшила и…
Протягиваю еще раз. Айдар не отрывает глаз от моего лица, берет пакет, но даже не раскрывает. Бросает на диван.
Если бы не долетел — уверена, Салманов и бровью не повел бы. Ему без разницы, что с брюками.
А вот я проявляю слабость — поворачиваю голову и смотрю на свою с таким усердием выполненную и так безразлично «принятую» работу. А я волновалась, что придется оправдываться за подмену… Даже смешно.
— Сафие уже знает обо мне?
Вполне ожидаемые слова врезаются лезвиями в кожу. Острый взгляд царапает щеку. Я бы до бесконечности смотрела на идеальную прострочку брюк, но какой в этом смысл?
Поворачиваю голову, смаргиваю и произношу тихое, но твердое:
— Нет.
От силы реакции меня вполне могло бы отнести к стене. От бывшего мужа исходит осязаемая волна ярости. Но я готовилась. Поэтому выдерживаю.
Отстраненно отмечаю, как сжимаются челюсти, как волны идут по вискам… Штормит.
Зачем-то считаю про себя до пяти. Потом снова. Раз. Два. Три…
Дергаюсь.
Айдар разворачивается и делает несколько шагов прочь. Вместо облегчения я испытываю яркий выброс страха. Он не назад сдает. Так ему просто легче будет размахнуться.
— Ты все таки думаешь, что я с тобой шучу?
— Нет. Я так не думаю. Я пытаюсь защитить своего ребенка. — Произношу медленно и очень спокойно. Хотя и понятно, что реакция будет ужасной.
Салманов останавливается в нескольких шагах от меня, за что я ему даже благодарна. Смотрит пристально, сузив глаза. Ищет место рукам. Одной ныряет в карман. Пальцами другой неспокойно перебирает.
— От меня?
Задает еще один вопрос без правильно ответа. Я киваю. Да. От тебя.
Трусливо задерживаю взгляд внизу, хотя и знаю, что это бессмысленно.
На самом деле, я уже устала держать оборону, а ведь он еще даже толком не начинал давить.
Дрожу от мыслей о том, что будет, когда начнет. А от вновь зазвучавшего голоса — как молниями бьет.
— Три, блять, раза, Айка. Я три, блять, раза тебя попросил…
Айка…
Я впервые слышу это обращение в нашей новой, сложной жизни. До этого — только Айлин. И, боюсь, радоваться здесь нечему. Это он злится так. Но пусть лучше будет злой, чем холодным и жестоким.
— В глаза давай смотри. Как школьницу вычитываю…
Щеки опаляет жаром, но требование исполняю.
Даже волосы смахиваю, расправляя плечи.
Ты же не разговора на равных хочешь, ты хочешь бить и видеть, как отлично прилетает.
Слова остаются при мне, а мужской взгляд мажет по ключице, кисти и следит за движением волос. Меня иголочки покалывают. Я отмечаю, как дергается кадык.
Дай я ему право делать все, что хочет. Что он выбрал бы? Взять или выбросить?
Чувствую себя ужасной матерью, ужасной бывшей женой и ужасным человеком. Складываю руки на груди, прокашливаюсь.
— Не дави на меня, Айдар. — От собственной наглости поджилки трясутся. Я прекрасно понимаю, что позиция у меня не самая сильная. Как бы там ни было, это он потерял пять лет с дочерью. Это я ее скрыла. Но она — живой человек, а не игрушка. И если придется выбирать, за кого из нас троих я волнуюсь сильнее, собой я пожертвую. Айдаром тоже. Сафи — нет. — Я не отрицаю, что это должно случиться. Я согласна. Но нам нужно время. И я не знаю, сколько…
Мое признание слабости прерывает шумный долгий выдох.
Айдар смотрит сначала вниз, потом мне на шею. Мурашки бегут. Снова перемещается к глазам.
Слышу:
— Айлин, ты спускаешь всё на тормоза. — Сердце сжимается и от правды, и от «Айлин». Взял себя в руки. Не хочет близости. Никакой не хочет. Только придушить.
— А ты думаешь наша дочка будет в восторге, что ты меня презираешь?
Сжимает губы. Молчит. Не отрицает.
Больно до отупения. Он меня искренне презирает. Есть за что, я его понимаю.
Борюсь с сжавшимся горлом, тихонько кашляю и мотаю головой. У нас дочка. Говорить нужно о дочке. Думать тоже.
— Сначала нам стоит нормализовать отношения, Айдар. Я не позволю, чтобы ты ломал Сафие психику своей манерой общения…
— Мы их не нормализуем, Айлин. Не обнадеживай себя. А притворяться я умею. Почти так же, как ты…
Морозит меня своим цинизмом. Колет и колет. Давит и давит.
Я его еще сильнее ненавижу сейчас, а люблю — вообще отчаянно. Знал бы он, сколько во мне слов и слез. Сколько оправданий. Сколько обвинений. Как мне было тяжело делать в одиночку то, что он обещал, мы будем делать вдвоем!
Он же знал, что я могу забеременеть! Знал! Он же сам мне сказать тогда не дал!
