— Ее тоже едва не убили, — возразил Турецкий. — Она тяжело ранена, в коме, в сознание не приходит.
— А я про что говорю? — с жаром подтвердил Джичоев. — Мужчины везде одинаковые. А я в ближайшее время в Москву не приеду, здесь много важных дел. Так что, если надо, звони нашему прокурору, пусть он допросит, если захочет. Я возражать не буду. А хочешь, сам приезжай, встречу так, как у нас, на Кавказе, дорогого гостя встречают. И о делах потом поговорим. Ты подумай, я просто так приглашениями своими не разбрасываюсь. Я знаю настоящую цену человеку! Подумай, я ждать буду — телефонного звонка.
На этом, собственно, разговор и закончился. Турецкий мог теперь гордиться, что он, по мнению господина Джичоева, достойный уважения человек и что его ждет — по приезде на Кавказ — красивая встреча. Надо подумать, с юмором решил он и стал звонить Климову, который вместе с Небылицыным еще раз прочесывали место убийства Порубова.
Евгений ответил, что решение еще раз пройтись по возможным свидетелям оказалось весьма удачным. И вообще он хотел бы сегодня привезти с собой нескольких свидетелей, чтобы официально их допросить. Повестки им уже вручены. А тут, на ходу, практически нет условий для серьезного и вдумчивого допроса. Поэтому, чтобы те почувствовали всю свою ответственность, лучше это сделать в стенах прокуратуры.
— Да вези их к себе и там допрашивай, а я, если ты хочешь или в том есть необходимость, подъеду.
— Есть! — чуть ли не воскликнул Климов, которому работа под руководством самого Турецкого была не просто большой честью, но и опытом. И он не хотел бы упускать подобного случая. — Обязательно приезжайте, тут мне те мальчишки, с которыми мы уже разговаривали, нарассказали много нового.
— А раньше чего ж?
— Я думаю, сначала они растерялись. Или испугались. Или от страха даже. Не каждый день приходится наблюдать, как буквально на твоих глазах расстреливают людей. Тем более — женщину. А сейчас они уже пришли в себя, эмоции заглохли, осталась чистая, так сказать, фактура.
— Ну валяй, я подъеду ближе к концу дня. А сейчас хочу смотаться на фирму, к исполнительному директору. Вообще-то я тебя хотел к нему направить, но раз ты уже со своими свидетелями увяз по уши, съезжу сам. Привет.
Подумал еще, что Славка, который отправился в первую семью Порубова, чего-то молчит, но тревожить его не стал — хуже нет, когда во время серьезного разговора кто-то достает тебя телефонным звонком и вопросом: «Ну как дела?» И правильно, между прочим, сделал — Вячеславу Ивановичу в этот момент было никак не до телефонных звонков.
Кабинет исполнительного директора крупной акционерной компании выглядел так, как и должен был выглядеть офис руководителя солидной фирмы — максимум пространства и максимум удобств. Сам Алексей Владимирович Олейник — худой, долговязый, с унылым выражением на лице, которое только подчеркивал длинный, крючковатый нос, свисавший ниже верхней губы с тонкими усиками, — сидел за относительно небольшим столом, заполненным бумагами. В стороне, на приставном столике, громоздился новейший компьютер с плоским экраном, но он не работал, а сам исполнительный директор, в свисающих до самого кончика носа очках, читал документы с красным карандашом в руках.
Молодой помощник, сидевший в приемной на месте, где обычно размещаются молоденькие или не очень секретарши с умопомрачительными ногами, доложил шефу о прибытии следователя из Генеральной прокуратуры, о чем уже была договоренность. И тут же спокойным жестом показал на дверь кабинета.
Турецкий вошел. Олейник даже головы на него не поднял. Не отрываясь от чтения, так же, как и его помощник только что, рукой молча показал на стул возле шикарного — широкого и длинного — полированного темного дерева стола для заседаний, по всей длине которого, в середине, в небольшом углублении, стояли пышные вазы со свежими цветами, словно приготовленные для торжественного приема.
С чего бы это, подумал Турецкий. Тут впору, скорее, траурные венки вдоль стенки выставлять. Он отодвинул себе стул с краю и сел, закинув ногу на ногу.
Пауза длилась не более минуты. Наконец Олейник перевернул страницу и нажал на вызов секретаря. Тот вошел и остановился в глубине кабинета, метрах этак в пятнадцати от хозяина. Олейник поднял голову, поманил помощника пальцем.
— Исправить все мои замечания! — неожиданно жестко сказал он. — И потом — на подпись, — и небрежно отодвинул от себя листы материала, который читал.
Турецкий наблюдал, как помощник осторожно приблизился к столу шефа, взял материалы и молча, едва не пятясь задом, отправился через весь кабинет к выходу. Когда за ним закрылась дверь, Олейник обратил внимание на гостя. Он поднялся, тяжко вздохнул и направился к нему с протянутой рукой. Александр Борисович привстал и тоже протянул ладонь для рукопожатия. Рука Олейника была вялой, словно тряпка. Он отодвинул стул для себя и сел напротив. Взъерошил пятерней черные густые волосы и сказал:
— Прошу извинить. Срочный проект договора, который мы будем подписывать минут через сорок. Клиенты солидные, каждая мелочь важна, а эти… — Он посмотрел на дверь и смешно сморщил свой нос, больше похожий на вороний клюв. Что «эти», он не сказал, но было и так ясно его отношение к местным делопроизводителям. — Чем обязан? Вернее, извините еще раз, я, конечно, понимаю, что вас интересует, но никак не могу сосредоточиться на вашем приходе. Может, чаю выпьем?
— Времени мало, вы сами заметили. А я хотел бы задать вам ряд важных вопросов.
И Турецкий вкратце пересказал Олейнику содержание своей беседы с Баркановым и телефонного разговора с Джичоевым.
— Таким образом, как вы понимаете, Алексей Владимирович, все у нас в конечном счете сходится теперь на вас. Вы же фактически напрямую работали с Порубовым, и вам лучше, чем кому-либо еще, известна любая информация о нем. Так что, боюсь, отведенного вами времени нам может просто не хватить.
— А я про всю нашу жизнь и не собираюсь вам рассказывать, — словно проскрипел Олейник. — И вам не нужно голову забивать, и к делу не относится. А вот что может относиться, об этом скажу. Если возникнут потом новые вопросы, давайте еще разок встретимся. Но от чая не отказывайтесь, он у нас вкусный, по моему собственному рецепту заваривают.
Он нажал какую-то кнопку, расположенную под столешницей, и, когда на пороге возник помощник, снова строго сказал:
— Сделай-ка нам чаю.
Забегая вперед, можно сказать, что чай, который попробовал здесь Александр Борисович, ему понравился чрезвычайно. А разговор у них состоялся вот на какую тему. Речь пошла о том, как представлял себе исполнительный директор деятельность своего консультанта и главного охранника, будучи первым лицом на фирме. Свою компанию Алексей Владимирович, по старой, видно, памяти, — а он проработал здесь больше десятка лет — называл по-прежнему фирмой. Так вот, чем занимался на фирме Виктор Альбертович?
И снова услышал Турецкий «старую песню» о том, как трудно процветать честному бизнесу в стране, в которой свирепствует дикий, по существу, бандитский еще, грабительский капитализм. Странно, все ругают, но, как показывает практика, тем не менее ухитряются и «процветать».
— Главное достоинство Виктора Альбертовича, если говорить строго между нами, не для печати, разумеется, — излагал доверительным тоном Олейник, — заключалось в том, что он был опытнейшим «силовиком». Поясню примерами. Что бы у нас ни случалось, он умел в считаные минуты поднять свои старые связи. Он всегда знал, с кем достаточно ограничиться распитием дорогого коньяка, а кому надо сунуть тяжелый пакет с «зеленью». Он нажимал на известные одному только ему кнопки и получал полную информацию о любом нашем партнере, об образе его жизни, пристрастиях и даже любовницах. Короче говоря, он был нашими глазами и ушами. И при этом он никогда первым не лез на рожон, был ловким дипломатом — любые конфликты мог решить исключительно договорным путем. А когда это по какой-то причине не получалось, ну бывает, в конце концов, что не все тебе удается сделать так, как хочешь, вот тогда в дело вступали известные ему «силовики», которые и доводили неудавшиеся «переговоры» до конца. Я, естественно, не вмешивался в эти процессы, у нас были четко распределены обязанности, но почти уверен, что методы там могли быть разные, хотя криминальные мы с самого начала постарались исключить из обихода. Да в них, собственно, и не было острой нужды — работая в руководстве УФСБ, Виктор Альбертович, уже по долгу службы, отлично знал фактически всех так называемых паханов. Полагаю, что и они его. Вот видите, я с вами полностью откровенен, — с усмешкой развел руками Олейник. — Вы пейте чаек-то.
— То есть вы хотите сказать, что были за ним как за каменной стеной? — заметил Турецкий.
— Вот именно. Вы абсолютно правильно поняли… Поэтому всякие разговоры типа того, что смерть генерала стала как бы результатом каких-то конфликтов в руководстве компании, не соответствуют действительности, а лично я рассматриваю эти инсинуации лишь как чье-то усиленное желание уйти от правды и максимально скрыть истинных виновников.
