родителю и легко впитывая точные науки, в конце концов окончил математическую школу с серебряной медалью. Дальше, естественно, в физмат. Отец, уже член-корреспондент АН, видя успехи сына и понимая, что далее мотивировать юношу незачем, отвлекся на свои академические дела.
Можно за одно мгновение разлюбить женщину и тотчас полюбить другую – так Ромео позабыл Розалинду, лишь только увидел Джульетту.
Не имея возможности самостоятельного выбора своих пристрастий, живя мечтами отца, он вдруг словно очнулся на дне озера, где вокруг была только вода из нолей и единиц. Танин оттолкнулся ногами от дна и, всплыв на поверхность, увидел совершенно другую картину мира, в которой его душа не просто жила, а проживала эту картину. Слегка подмороженная детством, сейчас она согревалась в лучах теплого солнца.
В конце недели Танин явился в отдел кадров киностудии и попросил места в цеху звукооформителей, сославшись на мать своего однокурсника. Зав. тон-ателье вскоре спустилась и уставилась на Танина как на ненормального. Она без мужа всю жизнь работала на трех работах, чтобы раскрыть математический талант сына, о котором ей втолковали в обычной школе: «У вас растет гений! Не упустите»!..» Она горбатилась до полуночи на взятки для поступления в специальную математическую школу, на поездки для участия в математических олимпиадах, а этот мальчик, родившийся с золотой ложкой во рту, у которого отец без пяти минут академик, вдруг решил все бросить и… Она не поверила ему, в его искреннее желание – ну потому что в это невозможно поверить, – а он уверял, что хочет попробовать. Женщина упиралась, объясняя, что вакансий у них нет, а если и появится, ему надо будет пройти период ученичества, после чего его, может быть, зачислят в штат с трехкопеечной зарплатой.
Он отвечал, что пускай, он готов и бесплатно. Он обязательно докажет, что сможет работать шумовиком.
– Елена Сергеевна, – заявил Танин, – я серьезный человек, вы знаете меня с седьмого класса, я никогда не бросаю слов на ветер и не совершаю необдуманных поступков.
– Вот именно! – ответила зав. тон-ателье – и вдруг поняла, что Танин не отступит, что в его голове жестко переклинило. Женщина взяла паузу, а потом поступила решительно: – Завтра к восьми!
Он никогда не пожалел о свершенной им революции в своей душе, работал истово, получая от труда какое-то огромное наслаждение. Он хрюкал за свиней, превращался в падающий водопад, в шипящую воду на раскаленных камнях финской бани. Он пукал и сморкался в русских комедиях, один раз ему даже доверили озвучить любовную сцену. Профессиональный артист не справлялся со стонами, а у него получилось это изящно и страстно – так, что известная актриса Хатько, стонавшая с ним в паре, даже похвалила… За десять лет работы он выказал большущий талант в изобретении приспособлений для различных звуков, за который через десять лет был назначен на место Елены Сергеевны, уходящей на пенсию. Ему прибавили зарплату, которая стала чуть выше прожиточного минимума, а фотографию Танина повесили на Доску почета.
Здесь, на студии, он познакомился со своей будущей женой Татьяной, милой женщиной в теле, с покорными глазами, пахнущей хлебом, в которой до него, Танина, никто ничего этакого не мог разглядеть. Они поженились, и Татьяна со временем превратила его холостяцкую двушку в уютный, наполненной любовью дом.
– Ты Танин, а я Таня, – горячо шептала она мужу ночью. – Значит, ты мой. Предназначен мне.
– Твой.
Вскоре у них родился сын, а через год второй. Подрастая, оба мальчика показывали большие способности к точным наукам, и лишь тогда отец Танина, академик РАН, познакомился с внуками. Он просидел с ними целый вечер, рассказывая про всякие алгоритмы, системы, нерешенные задачи…
На прощание отец велел Татьяне, чтобы она почаще привозила мальчиков на дачу – мол, такие способности надо развивать и он попытается отыскать для внуков время. Собственному сыну он на прощание лишь кивнул.
После ухода академика супруги переглянулись и улыбнулись друг другу. Они одинаково понимали этот мир, а оттого редко возникали темы, на которые нужно было дискутировать.
За семнадцать лет Танин отшумел за все, что можно. И скрипел, и изображал падение человеческого тела с высоты, придавал шуршащий звук бегающему по школьной доске мелу и, перетирая руками целлофан, рождал шум дождя…
Как-то вечером, после двойной смены, он, возвращаясь домой, зашел в магазин и купил небольшой вафельный тортик, совсем небольшой, на четыре кусочка. Денег на больший не хватило, так как еще нужно было купить молоко и хлеб.
На ужин Татьяна подала сосиски с вермишелью и вкусный салат с килькой. А потом, перед чаем, Танин вытащил из-под стола спрятанный до времени тортик и явил его миру. Мальчишки звонко кричали «ура!» – аж гудело в плафоне люстры, а Татьяна резала торт. Свои куски дети проглотили мгновенно, измазавшись в шоколадном креме, и жадно смотрели на тарелки родителей, в которых торт оставался нетронутым. И опять Танин и его жена Татьяна улыбнулись друг другу, а потом – детям, давая разрешение заполучить мальчишкам еще по кусочку…
– Ураааа!!!
Чуть позже погодков уложили спать. Когда Танин целовал их на ночь, то почувствовал запах шоколада. Он кивнул жене – мол, ложись тоже, а сам еще некоторое время сидел у окна, всматриваясь в ночь.
Танин лег в постель, когда жена уже спала, положив под голову большую белую руку. Она источала запах свежего ароматного хлеба, и он, уткнувшись ей в носом в грудь, мгновенно заснул.
Танин всегда улыбался во сне.
Нора
Она родилась в Саратове, окончила школу с золотой медалью и поступила в Саратовский государственный университет им. Чернышевского. Проучившись три года на врача, неожиданно, несмотря на протесты родителей, ушла в академический отпуск и переехала жить в Москву. В те годы дикого перераспределения ценностей почти все симпатичные девчонки страны связывали свое будущее счастье с необходимостью как можно раньше перебраться в столицу. Вот и Нору, заскучавшую на малой родине, поезд домчал до сердца России, откуда ее вынесло толпой на площадь трех вокзалов и она почти захлебнулась солнцем, висевшим над огромным городом и, казалось, светившим только для него одного. И для нее.
Первое время она жила у жадной старухи, встреченной на вокзале с транспарантиком «Сдаю комнату». Пружинный матрас, установленный на кирпичи, древний платяной шкаф и черно-белый телевизор, экран которого прикрывала кружевная салфетка. И целыми днями старая ведьма назойливой мухой пилит, чтоб мужчин не водить, никаких гостей, а уж если приспичило, то плати за двойной постой.
– Хорошо, Алена Ивановна!
– Я Маргарита Петровна! – злилась старуха.
За неделю такой жизни Нора оправдала Раскольникова…
