Ничего себе! Выходит, они не только переписаны…
– Разумеется, мы ещё вчера начали собирать все фотографии и видео с церемонии, – Борька словно услышал её немой вопрос. – Там есть кое-какие юридические тонкости, но мы надеемся, что литераторы нас поймут правильно, а не будут, по привычке, кричать о возрождении тоталитаризма. Во всём мире так делают. Ведь убили ваших коллег, а многие вели свою съёмку и могли снять то, что нам нужно.
– «Блоу-ап», – сказал Трешнев.
– Что? – не понял Борька. Она, впрочем, тоже не поняла.
– Есть такой фильм у Микеланджело Антониони, – пояснил президент. – Там как раз это и происходит: фотограф снимает одно, а потом обнаруживает в кадре и другое – убийцу.
– Шёл в комнату – попал в другую, – так же отрешённо произнёс Трешнев.
– С вами не скучно, – улыбнулся Борька. – Что-то знакомое. А фильм я посмотрю обязательно.
У Трешнева неожиданно заиграла пахмутовская «Мелодия», всем, и Ксении в том числе, знакомая по песне в исполнении Магомаева. Академик-метр д’отель, извинившись, ответил, и его голос сразу приобрёл бархатные оттенки.
Ему что-то говорили, он слушал, и его потрёпанное вчерашним алкоголем лицо на глазах у всех разглаживалось.
– Конечно, знаю… Конечно, были… Вот как! Ты точно помнишь?.. Нет, я не сомневаюсь в твоих интеллектуальных способностях, просто дело очень серьёзное… Я, кстати, сейчас беседую со следователем… Может, и ты приедешь?.. Понятно… Договорились. Сразу позвони!
Своим сугубо женским чутьём Ксения поняла, что Трешнев разговаривает с Инессой.
Нажав на отбой, он посмотрел ей в душу своими зелёными глазами наглого кота и сказал как ни в чём не бывало:
– Звонила Инесса. У неё сейчас перемена, поэтому коротко…
Убить Трешнева здесь же! Дайте ноутбук!
– Очень важная информация. Конечно, Инесса уже слышала и про убийства, и про то, что вокруг. Но как раз про Абарбарова сейчас мне напомнила, что он учился в нашем колледже. Уже тогда начинал писать, показывал мне свои первые рассказы, а я посоветовал ему поступать в Литинститут. Ксюня, помнишь его, когда ты у нас работала?
От этого «Ксюня» Ксения окончательно онемела и вновь потянулась к трешневскому винограду.
– В лицо я-то его точно не помню… сколько времени прошло… – продолжал рассуждать Трешнев, а Борис пристально внимал этому похмельному дискурсу. – А не помню его потому, что фамилия у него была тогда другая. Не Абарбаров, а Каценелебоген… И вот Эсса… то есть Инесса, утверждает, что я ему ещё тогда посоветовал взять какой-нибудь псевдоним покороче и попроще… – Он горделиво посмотрел на присутствующих, приобщая себя к славе Абарбарова, достигшего финала знаменитой премии. – В самом деле, и рассказы его как-то начинают вспоминаться… Что-то о любви и разлуке… Да… Меня тогда порадовала его наблюдательность… много живых деталей… Неужели я тебе не давал их читать? Или это было не при тебе?
– Это было не при мне! – опомнилась Ксения. – Абарбаров вчера и вправду был заметно расстроен. Но после того как поговорил с Ребровым, вроде бы смягчился…
– Антон действительно был парень мягкий, – будто окончательно вспомнив, подтвердил Трешнев. – Даже в педколледж попёрся… хотя, Инесса говорит, он его не окончил… забрали в армию… попал в Чечню… Но, по её словам, в Литинституте он точно учился…
Ксении, которая наблюдала вчера, как напивается, не пьянея, Трешнев, пришло в голову, что и Абарбаров тоже мог в таком виде схлестнуться с Горчаковским в туалете и при этом невзначай прикончить его…
Но что тогда произошло с Элеонорой Кущиной?
Стала свидетельницей и была тем же Абарбаровым задушена?!
После чего он невидимо для всех исчез… Убил, задушил и исчез в совершенно пьяном виде.
Бред!
– Можно ещё ваши фотографии с Абарбаровым? – попросил Бориса президент.
Он, словно принюхиваясь, стал всматриваться в них, затем повернул ноутбук к Караванову.
– Воля, по-моему, это Пахарь-Фермер!
Академик… как его… учреводитель тоже стал крутить фотографии…
– Да, Лёша, конечно, это Пахарь-Фермер. Давненько мы его не видели.
– А мы его и не должны видеть. Он на наши фуршеты не ходит. И как раз это странно, что вдруг пришёл.
Борис вопросительно смотрел на своих гостей.
– Мы с Владимиром знаем этого человека. Точнее, узнаём, – пояснил Ласов. – Это довольно известный конъюнктурщик-графоман, можно сказать, с трагической судьбой. Служил в пограничных войсках, начал перед самой перестройкой как комсомольский поэт в журнале «Молодая гвардия»… Но по причине особой бездарности даже с ними у него не сложилось. Одно время пытался уловить новые веяния, носился повсюду с поэмой «Пахарь-фермер», отчего и получил своё прозвище… Довольно навязчив…
– Это так! – подтвердила Ксения. – Более чем навязчив, попросту нахал. Он от Абарбарова не отходил, прилипал прямо. Хотя, казалось, что они очень мало знакомы.
– Говорят, недавно он написал поэму к двадцатилетию КПРФ, но коммуняки его послали… – добавил Караванов. – Он и к Жириновскому подкатывался, но там дело чуть не закончилось мордобоем.
– Ну вот, – сказал Борис, – говорите, не ходит на ваши фуршеты. Он, как видно, всюду ходит.
– Нет-нет, – Трешнев тоже стал рассматривать фотографии. – Этот товарищ действительно позиционирует себя как поэт-патриот, а почти всех остальных считает запроданцами США и Евросоюза… Хотя я, например, монархист-реформист и христианский фундаменталист… – И опять Ксении было непонятно, ёрничанье ли это или шутовское прикрытие чего-то серьёзного. – Он на этой церемонии не должен был появляться. Не то чтобы там фильтры стоят и его бы не пропустили, просто потому, что он сам бы не пришёл.
– По-моему, Андрюша, ты усложняешь! – возразил Ласов. – Человеку вдруг припёрло выпить… или добавить… вот он и зарулил туда, где есть халява.
– А фамилию вы его не помните?! – нетерпеливо спросил Борис.
– Кто ж её вспомнит, – почти хором ответили члены президиума Академии фуршетов.
– Хотя, – Ласов поднял вверх палец, – можно попытаться по косвенным признакам поискать в Интернете, а если не получится… Я отсюда надеюсь успеть в библиотеку, закажу там «Молодую гвардию», посмотрю его ранние публикации…
– Между прочим, – Трешнев был серьёзен. – Не хочу ни на кого бросать тень, но… вы же лучше меня понимаете, что все эти алиби личные. За каждым из лонг-листников, подавно шортников стоит какое-то издательство. Победа Горчаковского – это поражение для этих издательств, потеря в тиражах. Финалист – не лауреат. Его можно раскручивать в короткий период между объявлениями шорт-листа и лауреата. А потом интерес у публики падает…
– Послушать вас, – сказал Борис, – так получается, что главное не хорошую книгу написать, а засветиться, попасть в какие-то таблоиды, в какие-то списки.
– Увы, – сказал Ласов, – реклама даже в советское время была отчасти двигателем торговли, а теперь это непреложная истина. Пушкин и не подозревал, каким новым смыслом наполнилось сейчас его выражение: «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать».
– Андрей совершенно прав, когда говорит об издательствах, которые после очередного премиального витка начинают нести убытки, – заговорил Караванов. – Хотя я, честно говоря, не очень верю, что кто-то из издателей пролетевших разозлился до того, что незамедлительно заказал счастливого лауреата. А вот в какое-то аффективное убийство вполне верю. И, главное, я не стал бы забывать о самом Игоре Горчаковском.
– Что вы имеете в виду? – насторожился Борис.
– Алиби ему, увы, не требуется, но надо обратить внимание на его, так сказать, творческий путь. Ведь Игорь не сразу стал лицом «Бестера». Раскручивать его начинало другое издательство.
Мидас при «Парнасе»
И Воля рассказал историю, в которой, как оказалось, была заплетена не только творческая судьба Горчаковского, но отчасти и его собственная. Если не литературная, то редакторская.
Как множество российских издательств, «Парнас» возник в начале девяностых. Его создателем и бессменным владельцем стал Донат Авессаломович Камельковский, в советское время – директор одной из подмосковных типографий, где печатались книги могучего издательства советских писателей. Молодой тогда пенсионер Камельковский, не бедствовавший и при коммунистическом правлении, вдруг открыл, что его давно реализовавшийся талант извлекать максимум личного дохода при минимуме собственных издержек называется: менеджер.
В течение нескольких лет, успев до дефолта, он превратил учреждённое им и поначалу хилое книгораспространительское агентство, бравшееся за изготовление любой печатной продукции, в крупное издательство, выпускавшее справочники, собрания сочинений, серии детективов и фантастики, любовные романы и молодёжные триллеры. Ему удалось оставаться в боевых порядках вплоть до кризиса 2008-го.
