Камельковский было задумался, устремил взгляд вдаль, глаза его потеплели и даже увлажнились… Но вдруг он вскинулся и почти выкрикнул:
– Нет. Бабу не надо! Не потянет. Запутается в мужиках, а нам надо – детектив.
Старый мошенник оказался прав.
Уже через два года книжный сериал «Прощение Славянского» бил рекорды по тиражам, а «Парнас» переехал из полутёмного полуподвала, впрочем, удобного для шашней Камельковского, в особняк разорившегося, а некогда богатейшего издательства «Российская республика», где незамедлительно по распоряжению Авессаломыча при его кабинете оборудовали комнату отдыха с душем и туалетом.
– Так! – Борька, прежде молчавший, воспользовался тем, что Воля решил освежить пересохшее от воспоминаний горло соком, и взял слово. – Это всё очень интересно, и, скорее всего, мы к этой истории ещё каким-то образом вернёмся. Но, к сожалению, у вас-у нас не так много времени (Ксения с ужасом думала, чтó она будет врать Антониде Клавдиевне – говорить правду ей почему-то не хотелось). – Сейчас Настя принесёт нам ещё чего-нибудь поесть-попить, а я хочу всё же перевести разговор в конкретную плоскость.
– Обязательно! – воскликнула Ксения. – Я только до обеда отпросилась.
– Всем, кому необходимо, выпишу бумагу, – предложил Борька, но они в один голос отказались.
– Мне в библиотеку надо, а там бумаг не требуется, – сурово сказал президент. Как видно, его сегодняшний фуршетный график начинал гореть синим пламенем.
– Постараемся коротко, – согласился Борька и так же строго, как Ласов на него, посмотрел на Караванова. – Как я понял, этот Камельковский организовал, так сказать, на своём «Парнасе» целое предприятие по изготовлению суррогатной литературы, в котором заняты десятки писателей, журналистов и учёных…
– У него даже учителя литературы в проекте пахали, – вставил Воля. – И неплохо получалось. Нечетин с бездарями никогда не работал. Настоящий полковник.
– И теперь этим макулатурным суррогатом завалены и магазины и читатели… – продолжал Борька. – Должен признаться, что в моей семье есть два постоянных потребителя этих «бургеров» – тёща и тесть. Правда, тёща читает с чисто детективным увлечением, а тесть, Ксения помнит, он бывший инженер-оборонщик, почему-то воспринимает эти бредни как документальное расследование преступлений «ельцинистов» и «путиноидов». Несмотря на наличие такого компетентного зятя, – и Борька широко улыбнулся Ксении. – Но вы, Владимир, говорили и о провалах Камельковского. Как они связаны и с успехами его, и с нашим делом?
– Думаю, очень связаны. Во-первых, когда другие новые издатели увидели, как здорово модель Авессаломыча выкачивает деньги из карманов читателей, они тоже стали изготавливать продукцию артельным методом и разливать в яркую тару свои литературные помои. Началась конкуренция, появились какие-то клоны Славянского… Потом – все помнят, как трясло страну экономически, – что также доходы Доната не увеличивало. А ещё Камельковский вместо того, чтобы модернизировать свою типографию, взял да и продал её… или ещё что-то… в общем, остался без полиграфической базы. Но это полбеды. Книгу надо не только издать. Главное – её продать, найти распространителя. Здесь он поначалу заключил договор с одним из наших гигантов – издательским домом «СТАН». Вначале «Парнас» сдавал «становской» службе распространения свои тиражи, а потом как-то потихоньку «СТАН» и печать взял на себя, а «Парнас» только изготавливал оригинал-макеты…
– То есть стал от «СТАНа» полностью зависим!
– Конечно же! И это понимали все, кроме Авессаломыча. Он, правда, предпринимал попытки сотрудничества с другими издательствами, но никому, кроме «СТАНа», его оригинал-макеты были не нужны. Все крутились сами…
– А почему они были нужны «СТАНу»?
– Всё же то, что гнал «Парнас», было разнообразным по тематике и жанрам. В «СТАНе» работали некоторые бывшие подружки, которые сбежали от Камельковского в удобные моменты, насытившись всеми знаками его интимного внимания. Не обошлось и без инерции… И то сказать: Авессаломыч действительно был наделён нюхом на быстрые деньги и на книжные запросы. Не хватало путеводителей – он выпускал путеводители. Пошёл по телевизору сериал по какой-нибудь классике, так порой до его окончания, в книжных магазинах уже лежали эти классические романы в «парнасском» издании… Только начали глушить школу Единым государственным экзаменом – а «Парнас» уже готовит оригинал-макеты шпаргалок по ЕГЭ, как раньше выпускал сборники «золотых сочинений» и пересказов произведений школьной программы…
– А учителя литературы покушений на этого просветителя не организовывали?! – серьёзно спросил подполковник юстиции, пребывавший, правда, в штатском.
– Вам лучше знать… Разумеется, не организовывали. Я же говорю: кое-кто из учителей тоже участвовал в производстве «парнасской» макулатуры… И я тоже засветился…
– И мы, – спокойно подтвердил Трешнев, в сопровождении лёгкого кивка президента Академии фуршетов. – Без вины виноватые. Но и со «СТАНом» у Камельковского начались скандалы, ибо он решил, что ему по договорам с продаж недоплачивают. Благодаря публичным истерикам Камельковского об этом все знали. Это и в прессу просачивалось.
– Он всегда много судился, – продолжил Воля, – но в последние годы его юристы, кажется, из судов не вылезают. Все ему должны, все его обманывают. Вступил в эпоху старческого маразма!
– Но с Горчаковским-то его, правда, кинули! – сказал Ласов.
– Не согласен, – возразил Караванов. – Игорь ему в рабство не продавался и мог сам выбирать издательство. Зачем ему Камельковский в виде посредника, если можно работать с «Бестером» напрямую?!
– Но всё-таки раскрутил его именно Камельковский!
– И что?! Сидеть при молодых зубах на манной каше без масла у Авессаломыча?..
– Стоп, стоп… – замахал руками Борька. – Опять вас понесло в романистику. Покороче, пожалуйста. Камельковский нашёл Горчаковского и стал его раскручивать… Так?
– Не совсем так, – Воля явно был не расположен уходить от этого стола с лёгкими и приятными, по жаре, яствами и напитками. – Бригадное изготовление «Прощения Славянского» и новых детективных и фантастических самострочных серий Камельковский считал главным источником своего дохода. Да так оно и было. Однако он обнаружил, что есть голод и на другую литературу, то есть новую, современную литературу, не только зарубежную (с авторскими правами наш жлоб возиться не хотел), но и русскую. Заметил, что в России полно литературных премий…
– По недавним подсчётам известного историка современной литературы Сергея Чупринина, в нашей стране их, то есть литературных премий, пятьсот семьдесят девять… – вставил Трешнев.
– Ого! – воскликнул Борька, забивая число в свой ноутбук.
– В пересчёте на фуршеты более чем полтора фуршета в день, – оптимистически проговорил Воля.
– Однако крупных, весомых, заметных не так уж много… – вероятно, Трешнев был куда более реалистичен.
Как педантизм и раздолбайство сочетаются в этом человеке?! Ксения пребывала в полном остолбенении.
– И всё же, – заговорил Ласов, высказывая особое мнение, – процедуры по присуждению заметного числа премий сопровождаются фуршетами.
– К счастью, кажется, в целом без кровавых последствий, – по-своему оценил информацию Борька. – И что извлёк для себя из этого премиального марафона Камельковский?
– Естественно, решил погреться на нём и придумал серию «Литературные лауреаты». То есть вновь запустил и возглавил процесс – ещё до того, как наши издательские гиганты расчухали выгоды в том, чтобы иметь при себе громкие премии. Издавать тех лауреатов, которых они сами и сделали…
– Горчаковский! – уже нетерпеливо потребовал подполковник Томильцев.
– Камельковский отдал приказ искать лауреатов, и его редакторы начали… Естественно, одна из них, Марина Сухорядова, наткнулась на рассказ Горчаковского, только что получивший премию «Лучший русский рассказ года».
– По версии Евросоюза, – добавил Ласов.
– Эту премию раскручивали какие-то наши новые иммигранты, живущие в Германии и получившие там деньги от одного благотворительного фонда… По-моему, беспримесные авантюристы. Всё дело было связано с европейской отмывкой российских денег, где-то здесь уворованных… В итоге издавали – типография в Италии – рассказ лауреата на всех языках стран Евросоюза, ну, и на русском, конечно… Через пару лет премия благополучно накрылась, но Горчаковский был первым лауреатом, а в следующем году получил уже две российских литературных премии – Блоковскую и «Рассказчик»… Там тоже было много интересного в процедурах присуждения, но получил он… – Воля с некоторым ошеломлением посмотрел на Борьку: не слишком ли он вдаётся в литературные обстоятельства? – и зачастил:
