Чувство вины тяжелое. Сначала давило на плечи, потом каким-то хитрым способом проникло внутрь. Ощущение, что наглоталась булыжников.
— Вкусно? — спрашиваю сына, потеребив того по макушке. Накидываю сухую улыбку. Ну, хоть так.
— Очень. А когда папа приедет?
— Папа… Скоро.
Зажимаю переносицу указательным и большим пальцем. В груди огонь мечется из угла в угол, не находит высвобождения.
Наблюдаю за Саввой. Тот чуть хмурится, когда несколько капель молока, окрашенные шоколадными хлопьями, попадают на стол. В этот момент он очень похож на Тиграна. Его маленькая копия.
Отворачиваюсь, чувствуя, как приближается новая партия слез.
— Мультики? — с энтузиазмом спрашивает Савушка.
Беру пульт, включаю. Как не кстати на канале идет выпуск новостей. Вместо того чтобы переключить, застываю на месте. А пульт с треском приземляется на пол.
“Рейс Нижневартовск — Москва, вылетевший ранним утром, пропал с радаров. На многократные вызовы диспетчера экипаж не реагировал. Ситуация находится под контролем специальных служб.”
Горло стянуло до нехватки кислорода, под грудью чернеет выстрел, края раны еще тлеют и жгут.
Зажмуриваюсь, желая, чтобы увиденная картинка исчезла.
“Чтобы тебя вообще и вовсе не было…”
“Ненавижу тебя, слышишь?”
“Ухожу от тебя. Сейчас же соберу вещи”
Господи, неужели это все происходит наяву?
Во рту разливается горький вкус, гул в голове не прекращается, только нарастает, как радиопомехи.
Мы никогда не задумываемся о сказанных словах близкому человеку. А вдруг они окажутся последними?
Считаем, что наши чувства, наше состояние и переживание всегда важнее. Вчерашние слова теперь бельмом на глазу светятся и на дают ясно видеть.
Помню, когда родился Савва, Тигран ни на шаг от нас не отходил. Я воспринимала это как заботу, любовь, хоть он и ни разу не обмолвился о своих истинных чувствах. И, как это ни странно, я была счастлива. В ту самую секунду, когда Тигран взял своего сына на руки, когда отмечали его первый день рождения, наш первый отпуск втроем…
И если бы я только могла забрать те слова назад…
Да быть этого не может.
Мысль, что я больше не смогу его обнять, пригласить к ужину, да даже испечь его, как оказалось, нелюбимые пироги, стирает в пыль.
— Мам, ты почему плачешь?
Наскоро вытираю щеки, которые абсолютно мокрые от слез. Рвано вдыхаю воздух, понимая, насколько он холодный.
— И где папа? Почему его еще нет? Он обещал быть к завтраку!
Запоздало хватаюсь за телефон в попытке набрать номер мужа. Абонент не в сети…
Губительный разряд тока зажимает сердце как упругая колючая проволока и стискивает мышцу.
Иногда мы мало осознаем силу наших мыслей и желаний. И да, это говорю я, мечтательница и сказочница. В какой-то момент, когда сказка заканчивается, образуя воронку из обид, можно натворить дел. Привычные уставы рушатся. А новые… не знаю, как их строить.
Мне бы к мужу, уверена откуда-то, он бы помог.
— Рустам Тагирович, доброе утро…
Только вот оно совсем недоброе.
— Я слышал, Николь, слышал, — убито отвечает, провоцируя новую партию беззвучных слез, — я уже связался с нужными людьми, жду от них вестей.
— Сообщите, пожалуйста, как только станет что-то известно.
— Разумеется. Ты… Савке пока не рассказывай, — с выдохом произносит. Мой взгляд как раз падает на ничего не понимающего ребенка.
До бабушки дозвонилась не сразу. А как только услышала родной голос, не сдержала всхлипа.
Страх за Тиграна объемный, и словами не передать. Я в жизни так ничего не боялась.
Он ведь такой большой. Сильный. Ночью всегда обнимает крепко, а утром просыпается и снова чужой. Да что с этой ледяной глыбой может случиться?.. Бред какой-то.
Пока жду каких-то новостей, перебираю в голове все хорошее, что с нами случилось за эти года. Пытаюсь увидеть и свои ошибки. Ведь в ссорах чаще всего виноваты оба.
И если бы я могла вернуть время вспять, то мои последние слова в том разговоре были бы другими.
Я бы сказала, как люблю его. Несмотря на то что мои чувства безответны, на жгучую ревность, на немыслимые обиды. Я влюбилась в Тиграна с первого взгляда и продолжаю любить до сих пор.
Это так просто и сложно одновременно.
— Николь, у меня не очень хорошие новости, — тесть звонит и медленно убивает меня своим голосом.
Губы дрожат, а перед глазами все расплывается как в луже.
— Самолет Тиграна… не выходит на связь уже несколько часов. По всей видимости, из-за погодных условий произошла авиакатастрофа…
Трудно переварить такую информацию, когда слова вроде как и простые. Но в сумме от них в петлю заворачивает и сдавливает.
— Мама, Кеша приехал! — Голос Савушки как тоненький ясный лучик.
Подбегаю к окну и вижу, как разъезжаются ворота и на территорию въезжает внедорожник мужа, за рулём которого водитель…
Глава 11. Тигран.
— Ты живой? — кидается на меня Николь, как на пропавшего без вести.
Обнимает мои щеки и целует, целует, целует. А я, как идиот, пытаюсь сдержать улыбку.
В нос проникает знакомый запах ванили и карамели. Пахнет сладко… Домом, детством. Вместе с тем от Николь исходит нежный цветочный аромат, её любимые духи, которые в моём сознании настолько сплелись с её образом, что ощущая этот аромат в офисе или в самолёте, на сердце становится как-то легче, что ли.
— Живой, — плачет Николь и врезается своим хрупким телом в моё.
Немного ошалело, размещая руку на узкой пояснице, и припираю к себе поближе, затягиваюсь как следует вкусным воздухом с её волос.
— Живой, что со мной будет-то? — хриплю. — Я, конечно, понимаю, Ника, ты веришь в новогодние чудеса, но так быстро это не работает, поверь мне.
— Я глупость сказала. Прости, — шелестит она рядом с моим ухом. — По телевизору сообщили, твой самолёт, скорее всего, разбился. Я испугалась. Так сильно испугалась, Тигран.
Нахмуриваюсь и, сдвинув Николь немного вправо, стучу по карману.
— Телефон вчера сломался, — признаюсь. — Надеюсь, никто не разбился и просто произошла какая-то ошибка. Я улетел первым рейсом. Не стал дожидаться того, что перенесли.
На самом деле, я разбил его об гостиничную стену в тот момент, когда жена озвучила своё новогоднее желание и оборвала вызов этой ночью.
Вместе с воспоминанием приходит и осознание, что ни хера она не простила и не простит. Испугалась за мою толстокожую шкуру. Она всегда такая… Всех вокруг жалеет, кроме себя.
Через силу отодвигаюсь и скидываю пальто на пол у порога.
Ника смотрит на меня испуганно, слёзы ладонями утирает.
— Папа приехал, — кричит Савва, вылетая из гостиной.
— Приехал, конечно, — подхватываю сына на руки и кружу, переворачивая вниз головой. — Показывай подарки.
Подмигиваю Нике. Она для сына с сентября подарки готовила, скидывала мне в мессенджер, ждала одобрения.
— Покажу. Там огромный набор Лего и детский фотоаппарат, а ещё пазлы новые, пап, будем собирать?
Мельком посматриваю на жену, сверху вниз до аккуратных пальчиков на ногах и снова до ошеломлённого лица. Красивая такая, до ужаса. Губы пухлые, вот уже кому филлеры не нужны и косметика тоже. Глаза большие, ещё блестящие от слёз. Ресницы тоненькие и длинные, подрагивающие в данный момент.
— Буду, конечно, если не прогоните.
Николь неуклюже поправляет прическу и запахивает поглубже голубой шелковый халат.
— Я тебе мясо погрею, — говорит и закусывает нижнюю губу в нерешительности.
— Ага, — киваю, расстёгивая пуговицы на рубашке. — И пирогов побольше.
— Пирогов не дождёшься больше, Мансуров, — выговаривает она со смешком и кинув на меня многоговорящий взгляд, уходит на кухню.
Смотрю ей вслед и понимаю, что моей жене даже не нужно вилять бёдрами, оголяться или томно дышать мне в ухо, чтобы я обратил на неё внимание, а в паху появилось напряжение. Я хотел её всегда. Даже семь лет назад, когда она стояла передо мной закутанная в шубку Снегурочки.