— Что случилось?
— Смотри.
— Что там?
— Около!
— Где? — спросил Изонго, дернувшись головой; глаза его дико блуждали.
— Под лампой!
— Ааан ама! — Голос Около разносился из-под лампы. — Аан ама! — кричал он, и люди стали его замечать. — Ааан ама! — кричал он во весь голос.
Он кричал, и люди увидели его, прекратились пляски, умолкли барабаны, затих смех, все прекратилось вдруг, и тело Изонго вдруг стало сильным и крепким, как дерево, а глаза его, как кинжалы, впились в Около. Изонго скрежетал зубами. С таким хрустом собака грызет кости. Он скрежетал зубами. Он смотрел на Старейшин. Одни из них едва просыпались, другие — уже дрожали, разевая и закрывая рты.
— Трусы! — зашипел Изонго. — Чего вы ждете? Хватайте его, — приказал он громко.
Приказ Изонго ударил Старейшин, как разряд электрической рыбы, и все они бросились на Около. Но голос, прозрачный и прохладный, как вода, ударил их в грудь, и все они разом остановились.
— Слушайте! Слушайте! — говорила Туэре, быстро шагая к Около, который уже возомнил, что чего-то добился одним своим появлением, и стоял недвижно с лицом бога. Он взглянул на Туэре, в глазах его не было удивленья.
— Слушайте! — крикнула она остановившимся Старейшинам. — Невежды, вы подумали, что вы хотите взвалить на свои головы? Ваши сердца, как больные глаза, не выносят света…
— Пусть говорит, — сказал образованный Абади, удерживая Изонго, который был вне себя от ярости. И он прошептал что-то на ухо Изонго, и лицо Изонго стало радостным, словно морда кошки, поймавшей мышь.
Туэре продолжала говорить:
— …Вы боитесь всего, вы дрожите от каждого звука, как тот, кто бредет один ночью в лесу. Ваши сердца так боятся одного-единственного безвредного человека, что вы хотите сделать с ним то, что хотите. Вы хотите изгнать его только за то, что он спрашивает, знаете ли вы суть…
— Я ей заткну рот, — в ярости зашептал Изонго. И снова хотел подняться, но образованный Абади опять удержал его.
— Тебе не следует этого делать, — сказал он. — Пусть выговорится. У белых это называется «выпустить пар». Пусть они с Около опустошат свои сердца.
— Да ведь они настроят людей против нас! Что тогда делать? — В сердце Изонго вползал страх.
— Предоставь это мне. Пусть она выскажется, пусть уведет Около с собой, тогда мы продолжим празднество.
— Твои слова не входят в мое сердце, — сердито сказал Изонго.
— Когда все разойдутся, мы сядем и обдумаем положение. Если яйцо падает на камень, яйцо разбивается, и, если камень падает на яйцо, яйцо разбивается — вот мы все и обсудим, мы же камень!
— …Мы не боимся Старейшин. — Голос Туэре летел над толпой. — Мы никого не боимся. Это они боятся. Боясь нас, они боятся самой правды. Так вот я хочу спросить тебя, Изонго, и вас, Старейшины: знаете ли вы суть?
И, не дожидаясь ответа, Туэре взяла Около за руку и повела его сквозь расступавшуюся толпу. Когда они скрылись, Абади встал и поднял руку.
— Аан Амату! — закричал он. Откликнулось лишь несколько человек. Изонго пожирал толпу глазами.
— Аан Амату!
— Хиимм! — словно очнувшись от сна, ответила толпа.
— Есть у нас еще мужество?
— Есть! — закричала толпа.
— Бейте в барабаны, пойте песни, продолжим празднество, — крикнул Абади и сел, и Изонго кивнул в знак одобренья.
И барабаны начали бить, и певцы начали петь, и танцоры стали плясать. Но барабаны, певцы и танцоры были безжизненны, словно подливка без перца, и немного спустя Вождь Изонго поднял руку и прекратил празднество. А когда люди остановились, он поднялся и, не сказав ни слова, пошел туда, где всегда собирались Старейшины, и Старейшины последовали за ним. И люди молча начали расходиться. Певцы и танцоры, почувствовав телом холод, начали расходиться, и барабанщики, чьи пальцы стали пальцами тени, начали расходиться, и барабаны остались немые, безгласные.
12
Все разошлись по домам, и Изонго, Абади и другие Старейшины молча смотрели на мертвый двор, где еще недавно движенье и жизнь были даже в пыли, что вздымалась от пляшущих ног. Они молчали и ждали, и вот Изонго вздохнул глубоко, подобно тому, кто хочет нырнуть в реку, и медленно заговорил, и каждое слово его было последним словом:
— Настала пора показать, что каждое наше слово всегда подтверждается делом. Настала пора показать всем, что наши слова обладают тенью. Как мы сказали, так мы и сделаем, так и сделаем.
И он посмотрел на Абади, ожидая, что тот, как обычно, кивнет в знак согласия, но Абади сегодня лишь пошевелился, словно стараясь сесть поудобнее… Изонго взглянул на других Старейшин, и те, как обычно, стали кивать головами. Изонго опять повернулся к Абади, но Абади сидел, закрыв лицо руками, и зачем-то притоптывал правой ногой, не видно, не слышно. Старейшины, вытянув шеи, уставились на Абади, в особенности Отуту, который был правой рукой Изонго до Абади. Поэтому втайне он желал своему преемнику зла. И сейчас, когда Абади молчаньем показывал, что не согласен с Изонго, Отуту набрался храбрости, встал и заговорил громко и быстро, ибо боялся, что Изонго прервет его.
— Мы, все Старейшины, согласны с тем, что ты говоришь, — сказал он Изонго. — Как мы сказали, так мы и сделаем, так и сделаем. Пришла пора покончить с тем, что мешает. Всякий, кто поворачивается спиной к нашим решениям, — женщина, и не достоин сидеть среди нас, Старейшин этого прославленного селенья. Ему не следует высказываться на наших собраниях. Наши сердца должны быть крепче железа. Эти слова сказало мне мое сердце, прибавить мне к этому нечего.
Отуту говорил, и глаза Изонго метались от Абади к Отуту. А когда Отуту сказал то, что сказало его сердце, и сел, глаза Изонго уставились на Абади, который все это время сидел, закрыв лицо руками. Наступила тишина, тишина вопросов и сомнений, окружавших Абади. И наконец он резким движением вскинул голову, встал и заговорил:
— То, что я сижу здесь с закрытым ртом, не означает, что у меня слабое сердце или что слова нашего руководителя не входят в мое сердце. Пословица белых гласит: «Подумай, прежде чем сделать», и я все это время глядел на свое сердце, чтобы увидеть стоящую перед нами задачу целиком. И я увидел, что все мы думаем, как закрыть рот Около. Мы все согласились с планом, который нам предложил наш руководитель. Сейчас же я вижу, что есть и другие пути решения этой задачи. Вы же знаете наших людей. И несколько дней назад я кое-что слышал. Не все сегодня плясали и пили от чистого сердца. Если мы сделаем так, как сказали, на наши головы может упасть такое, что похоронит нас, словно разваливающийся дом. Кто же окажется победителем? Около. Около, чей рот мы хотим закрыть. Поэтому, чтобы на наши головы не упало ничто, я один отправлюсь к Около и улажу дело. Если мне не удастся заставить его увидеть сегодняшний день, если мне не удастся пробудить его ото сна, тогда мы с ним сделаем то, что решили сделать, если он возвратится в Амату. Вот что я думаю.
При этом Отуту подпрыгнул и закричал что есть мочи.
— Наш бесценный второй руководитель требует, чтобы мы встали на колени перед Около. Слыхали ли вы что-нибудь подобное? — обратился он к Старейшинам.
Кто-то сказал «нет», остальные не раскрывали ртов. Отуту уселся разочарованный, ибо ожидал получить единогласную поддержку. Он что-то разгневанно бормотал про себя.
Изонго глядел то на Абади, то на Отуту, и сердце его было подобно вихрю. Доселе он никогда не слышал двух различных мнений на советах Старейшин. Всегда сердца их были словно одно. Он старался обозреть невиданное событие с земли до неба. Казалось, Абади повернулся к нему спиной. Абади всегда был всем сердцем с ним, но теперь, казалось, сердце его изменилось.
В чем причина? — спрашивал себя Изонго. Даже многие из Старейшин не раскрывают ртов. В чем причина? — снова спрашивал он себя. Причина в Около. С возвращением Около начались беды и трудности, для преодоления которых приходилось держать глаза на затылке. Поэтому надо избавиться от Около!
Изонго думал, а глаза его метались от Абади к Отуту, от Отуту к Абади. И когда Отуту уселся, бормоча про себя, Изонго встал и вытянул руку.
— Я вождь Изонго. Мое имя, как ветер, не знает преград, мое имя вошло в уши всех людей. Люди знают, что я всегда поступаю по правде, то есть делаю так, как сказал. Я сказал, и все ваши сердца со мной согласились, что, если Около вернется, он будет изгнан раз и навсегда. Он вернулся и бьет себя в грудь. И нам надо сегодня бить себя в грудь и сделать так, как мы когда-то решили.
Он помолчал и оглядел Старейшин глазами, сверкающими во тьме, как глаза леопарда. И снова в тиши зазвучал его голос.
— Иди и приготовь лодку. — Дрожащей рукой указал он на одного из Старейшин. — Чего мы ждем? Пойдемте и заберем их.
И он побежал к дому Туэре, и за ним побежали все Старейшины, кроме Абади, лицо у которого было такое, словно он пьет хинин…
