Я обещал ему сделать все, что в моих силах (конечно же, не за деньги). На другой день я отослал работников на самый дальний участок фермы, а сам, посадив дядюшку Бена на мою старую Пегги, двинулся с ним на запад сразу же после завтрака. Я прихватил с собой заряженное ружье: в те недобрые времена это было нелишне. В дороге дядюшка не отпускал меня от себя дальше, чем на три ярда, и пока мы двигались по косогору, говорливый родственник пугливо безмолвствовал.
— Да не бойтесь вы, дядюшка Бен,— нарушил я тягостное молчание.— Я тут каждый дюйм знаю, как своих пять пальцев, и пока я с вами, вам ничего не угрожает.
— Боюсь? Я? — встрепенулся дядюшка.— Много ты обо мне понимаешь, мальчишка. Ах, Боже, какая красивая примула!
Примула! Я тут же подумал о Лорне Дун, маленькой девочке, которую встретил семь лет назад. Как там она?
Здесь дядюшка прервал мои мысли, потребовав, чтобы я держался поближе к Пегги: мы входили в лес Беджворти-Вуд. Место тут было совершенно мрачное и безжизненное, лишь редкие птицы время от времени перелетали у нас над головами. Дорога становилась все круче, и наступил момент, когда моя маленькая Пегги уже не в состоянии была продвигаться дальше. Мы спрятали ее в укромном месте и начали взбираться по склону вверх.
Вокруг не было ни единой тропинки, и это придало нам бодрости, потому что все указывало на то, что Дуны не бродят в этих местах. Горный кряж, по которому мы карабкались, словно изгородь, ограждал Долину Дунов. Под ногами было мокро, скользко, каждый ярд давался с больший трудом, и мне пришлось забросить ружье за спину, потому что одной рукой я помогал себе, а другой подталкивал дядюшку Бена. Наконец мы взобрались на вершину гранитного гребня, где проходила окраина леса. Долина Дунов была видна отсюда, как на ладони. Перед нами, ярдов на триста вниз, простирался крутой каменистый склон, скользкий и пустынный, без единого деревца или травинки. Впервые в жизни оценил я, какую крепость воздвигла здесь сама Природа, защищая долину от непрошеных гостей. Все это я видел и раньше, но тогда, семь лет назад, что я мог понять, перепуганный мальчишка, мечтавший только о том, чтобы побыстрей унести отсюда ноги!
Гранитный гребень, на котором мы стояли, уходил от нас влево и вправо, образуя гигантскую подкову, а далее, с расстояния приблизительно в одну милю, навстречу ей как бы в зеркальном изображении изгибалась другая подкова, причем между их сходящимися концами оставалось два узких прохода. Один из них именовался Воротами Дунов, а на противоположной от него стороне долины где-то между скал затерялась та самая пещера, через которую я в детстве выскользнул из Долины Дунов.
Между двумя гребнями лежала изумительной красоты зеленая долина - безупречный овал - а по ее дну протекала извилистая река. Черные обрывистые утесы, стоя плечом к плечу, замерли па страже, этого райского уголка, где, казалось, с первого дня творения не трещали морозы и не бушевали холодные ветры. Даже сейчас, когда тучи обложили небосвод, долина по-прежнему сияла, залитая восходящим солнцем.
Дядюшка Бен потянул ноздрями воздух, словно принюхиваясь к разбойничьему гнезду, взглянул, прищурившись, на противоположную сторону долины, а затем перевел взгляд на меня.
— Ну и дураки же они, эти Дуны! — промолвил он, наконец.— Ты посмотри, ведь их можно выкурить отсюда за полчаса. Три пушки на этой стороне, три — на противоположной, и ты увидишь, как забегают эти негодяи под перекрестным огнем. Да, милый, видывал и я сражения на своем веку, и не одно, и был бы теперь генералом, если бы там, наверху, прислушивались к моим советам...
Но я уже не слышал его. Внезапно мое внимание привлекло то, что ускользнуло от зорких глаз новоявленного «генерала». Я уже давно разглядел маленькое отверстие в скале, через которое бежал однажды, спасая свою жизнь. С того места, где я стоял, оно казалось не больше кроличьей норки. Так вот, глядя на это место, я вдруг увидел крохотную человеческую фигурку, что, подойдя к пещере, чуть задержалась около входа и затем вошла внутрь. Она промелькнула так быстро, что я едва успел отдать себе отчет в том, что произошло.
Кровь ударила мне в лицо, и сердце бешено застучало в груди. Семь долгих лет прошло со дня нашей первой и единственной встречи, я вырос, окреп и возмужал, и она, должно быть, совсем забыла меня, и сам я уже многого не помнил, но в эту минуту я почувствовал: каких бы страданий не посулило мне грядущее, я стою сейчас перед лицом своей судьбы, и имя ей — Лорна Дун.
Глава 13
Лорна
На следующий день дядюшка отправился в свой разлюбезный Далвертон, одарив нас туманными обещаниями насчет устройства моей дальнейшей судьбы. Мне не сиделось на месте, я горел желанием что-то предпринять, и только поход в Долину Дунов сулил мне опасности и приключения, которых мне так недоставало в нашем мирном краю. Я еле дождался новой пары штанов, заказанных лучшему портному Порлока: на этот раз я хотел одеться подобающим образом.
Штаны подоспели как раз к Валентининому дню, и я, восприняв это как знак судьбы, нашел палку длиной семь футов, прикрепил к ней острогу и стал выглядеть примерно так, как выглядел в другой день Святого Валентина, но только семь лет назад. Затем, не сказав никому ни слова, я вышел из дома через черный ход и, миновав наш небольшой сад, спустился к Линну.
Я двинулся прямиком через чащу и скоро вышел на берег Беджворти невдалеке от большого черного водоворота. Я с удивлением обнаружил на этот раз, как тут было мелко, хотя омут по-прежнему был темен и загадочен, как и полагается всякому омуту. И по гранитному желобу было все так же трудно взбираться, но вода, что в прошлый раз была мне по колено, сегодня едва достигала лодыжек. Добравшись до вершины, я огляделся вокруг, щурясь от яркого дневного света.
Зима в этом году была очень мягкая, и долина, насколько я мог разглядеть сквозь кусты, расцвела так, словно весна уже вполне вступила в свои права. И неудивительно: прикрывая со всех сторон от порывов холодного ветра, долина рано воспряла к жизни, жадно вбирая солнечный свет и тепло. Но прислушиваясь к звукам природы и с восторгом вглядываясь в картины, что она разворачивала передо мной, я вдруг услышал иные звуки, и они показались мне слаще щебета на утренней заре. То была песня, старинная любовная песня, и всякий, кто слышал ее, мог и плакать, и смеяться, внимая ее словам.
Я себя меж людьми,
Словно тайну, таю.
Оцени и прими
Неприметность мою.
Я не блеск, не огонь,
Но во все времена
На таких вот тихонь
Не спадала цена.
Пусть в любовном бреду
Ты захочешь огня,
И обрушишь беду,
И покинешь меня,—
Я и месяц, и год
Пережду этот бред.
Все сгорит, все пройдет,
А любовь моя — нет.
Ты поймешь, как найдешь
Головешки и дым:
Бедный медный твой грош
Был твоим золотым!
Я обратил внимание на глубокую выразительность и богатство женского голоса. Все это время я сидел, притаившись за скалой, боясь испугать чудесную певицу. Наконец, не вытерпев, я выглянул и увидел ту, ради которой мог бы стать на колени даже в ледяную воду.
Она приближалась ко мне со стороны реки, идя по лужайке, покрытой примулами. Головка ее была покрыта венком из фиалок, и волосы падали вниз тяжелой и плавной волной. Мне даже страшно стало смотреть на такую красоту, настолько земным и обыденным показался я себе в этот миг. Едва соображая, что я делаю, я вышел из-за скалы и предстал перед ней, боясь поднять глаза.
Она испугалась и, не узнав меня из-за моего большого роста, вот-вот была готова убежать. Тогда я упал перед ней на траву (так было семь лет назад в тот же самый день) и произнес только два слова:
— Лорна Дун!
Лишь после этого она узнала меня и, все еще дрожа от страха, улыбнулась, подобно солнышку, когда оно пробивается сквозь ивовые листья.
— Помните, — спросил я,— как вы привели меня в чувство после глубокого обморока, а потом пришел громадный мужчина и унес вас на своем плече? Помните, как вы украдкой оглянулись и махнули мне рукой на прощание?
— Конечно же, я все помню, потому что здесь вообще редко кто бывает, кроме... — Здесь она запнулась, а потом сказала с упреком: — Однако вы, похоже, забыли, сэр, как здесь опасно!
Она взглянула на меня, и, вглядываясь в ее огромные нежные глаза, я понял, что всю жизнь любил их и всю жизнь чувствовал свое ничтожество перед ними. Я не нашелся, что сказать ей, и снова опустил глаза. Я стоял, ожидая, когда опять зазвучит музыка ее голоса, а она, казалось, и в малой степени не представляла, что сейчас происходит во мне.
— Я думаю,— сказала она, глядя в сторону,— вы не знаете, насколько опасно это место и какие нравы царят в долине.
