— Но я вас спрашиваю, какова наша цель здесь? — опять не выдержал и взорвался геолог. — Какая польза нам, как производственникам, рассчитывающим на премии… и на всё… И вообще какая польза для народа, для народного хозяйства, так сказать? Вот в чём вопрос. И этим вопросом мы начнем сегодняшнее производственное совещание.
Старший геолог замолчал, шумно закурил, и в наступившей тишине разнеслось его дыхание, тяжёлое, как у разъярённого быка.
Профессор Мартинов поднялся. Он не хотел говорить сидя, как Петров. Пригладил волосы и начал тихо, едва слышно, будто у него не было сил.
— Великий русский писатель Лев Толстой сказал слова, которые следует помнить каждому, кто любит говорить. Он сказал: «Мы знаем, что надо осторожно обращаться с заряженными ружьями, но не знаем, что так же осторожно следует обращаться и со словами. Слово может убить, может иногда причинить зло горше смерти». Да-а-а! Но, впрочем, товарищ Петров, вернёмся к теориям. Вы поняли, что я стою и за теоретическую постановку наших исследований. «Стойне! — обратился профессор к одному из рабочих — полагаю, что и ты это понял!»
Среди общего смеха Стойне выкрикнул:
— Да можно ли без этого?
— М-да-а! — продолжил профессор, смотря исподлобья на старшего геолога, который уставился в землю и нервно рвал пальцами травинки. — В эпоху древнейших третичных пластов Родопы понижались. Большая часть их была залита морем. В эти же времена происходили крупные разрывы пластов. Из земных глубин вырывалась лава, которая выливалась в морской бассейн или на сушу. Скалы, образованные этой лавой, сопровождаются туфами, а местами и морскими отложениями.
— В эпоху поздней третичной системы, — продолжал профессор, — начинается повышение Родопского массива. В него проникает магма, затвердевающая глубоко под земной поверхностью. Одновременно с этим массив Родоп вновь рассекается большими и малыми разрывами, разломами, по которым, после кристаллизации магмы, проникают рудоносные водные растворы, гидротермальные растворы, а они образуют, отлагают жилы руды. В тех местах, где жилы руды пересекают карбонатные скалы, мраморы или известняки, образуются метасоматические тела или залежи. Задача нашей экспедиции открыть рудоносные разломы и богатые рудой участки в них, а там, где эти разломы пересекают карбонатные скалы, искать метасоматические рудные тела, залежи.
— Вот как обстоит дело, товарищ Петров, насчет этих оседаний, изучение которых поручили вам, как старому, опытному геологу. В действительности, эти оседания являются только указанием, что в прошлом наши предшественники находили в этих местах признаки руды. Во многих случаях они не имеют практического результата и ценности. Но они служат указанием, где именно находили руду и тем самым оказывают услугу нашим поискам, помогают нам, направляют нас, а нам сейчас именно это и нужно. Только это. Вы знаете, что когда мы двинулись сюда от отдалённых границ нашего участка, мы встречали всё более и более надёжные признаки богатой залежи и всё надеялись овладеть ею, но случилось то, что изредка бывает: вдруг оказалось, что заграждённая неводом рыба исчезла.
Что же произошло? Почему вдруг нет рудной жилы? Вот вопрос, для разрешения которого геолог должен приложить свой опыт, свои творческие размышления. Не важно, кто напишет труд об этом, важно, что разрешение вопроса будет на пользу нашей народной культуре. Но кто бы ни раскрыл тайны природы, нас они, конечно, интересуют теоретически, прежде чем мы передадим их в руки Стойне или Христо, чтобы они их раскрыли кирками, буровыми станками, даже экскаваторами. М-да-а. Думаю, ясно.
— А я опять возражу на это! — поднялся Петров и оглядел всё собрание.—Такая задача может быть предметом студенческих работ и академических поисков, а мы здесь практики, вооружённые техническими возможностями и опытом, должны быть направлены на самую полезную в данном случае работу — на раскрытие залежей сфалерита, существование которых не вызывает сомнений, как я мог установить независимо от экспедиции.
— Независимо от экспедиции! — удивился профессор Мартинов, — странные дела творятся с вами, Петров. Или я до сих пор плохо знал вас, или… но посмотрим, как же насчет сфалерита?
— Вот, смотрите! Петров вынул из кармана блестящий кусок руды и высоко поднял его над головой.
Все взгляды направились к нему. Среди собравшихся началось раздвоение, несколько человек поднялись и приблизились к Петрову.
— Я вам повторяю, — ещё смелее выкрикнул Петров. — Бросьте научные объяснения и розыски, или же вы займётесь ими, а нам предоставьте раскрыть эти богатства. И народное хозяйство от этого не потеряет, и мы больше заработаем.
— Верно, — откликнулся кто-то из толпы.
Профессор Мартинов смущённо сел на свое место. Наступила тишина.
— Все мы здесь занимаемся бесполезным делом, — снова повторил Петров.
— Бесполезным, бесполезным… возразил профессор Мартинов. — Сколько таких бесполезных дел, Петров, необходимы для науки, чтобы выделить полезные и сделать их понятнее.
— Но здесь ничего нет! — всё ещё не сдавался Петров — Старые выработки ничего не показывают.
— Как вы могли прийти к такому выводу, Петров, когда ведь сами вы признались, что не взялись за эту задачу, и что у вас есть занятия, независимые от экспедиции, независимые от её цели?
— Я не могу согласиться с вашим упреком, — резко воскликнул Петров. — Откровенно говоря, я сомневаюсь в вашем успехе.
— Вы хотите сказать, в нашем успехе. И я сомневаюсь, Петров. Ясно, что не может быть успеха там, где есть раздвоенность, где отсутствует целенаправленность, единодействие и единомыслие. А коллектив выиграл бы, если бы вы сомневались не в успехе экспедиции, но в собственных наблюдениях и выводах. Я именно в них сомневаюсь и в них вижу причины наших неудач. Вы, Петров, в последнее время отвлекли свое внимание, перестали серьезно работать над нашими общими задачами, и может быть, потому упустили некоторые важные обстоятельства, из-за чего экспедиция на этом участке попала в тупик. Ответственность лежит на вас и я с вас спрошу. Экспедиция вернется к старым исследованиям, там, где, по моей оценке, имелись серьезные исследования, а оттуда и до этого места мы ещё раз всё просмотрим. Ясно.
— Вы сомневаетесь? — огрызнулся Петров.
— Сомневаюсь. И в трезвости вашей мысли сомневаюсь.
Петров залился фальшивым смехом.
— Сомнения, вечные сомнения.
— Да, вечные сомнения, Петров. Я вам на это отвечу словами профессора Златарова, — тихо продолжил профессор Мартинов. — «Лучше быть не в раю, а в аду, если только в нем царит светлое сомнение, а не тупое самодовольство без мышления!» Понятно? Светлое сомнение!
— Красиво сказано! — возразил Петров. — Но старая истина гласит: «Когда цифры говорят, и боги молчат».
— Кто-то рассмеялся.
— Боги, боги… сердито воскликнул профессор Мартинов. Боги пусть молчат, но вы, Петров, не должны молчать, нет, не должны…
— Посмотрим на эту великолепную пробу — прервал его Петров. — По самому грубому расчёту только поверхностный пласт этой залежи содержит 27,7 процента цинка. Подумайте! А мы теряем время…
— Я не знаю, откуда вы взяли эту пробу. Не знаю, где эта богатая, пропущенная нами залежь, но прямо вам скажу — я в этом сомневаюсь.
Петров рассмеялся.
— Но вот проба. Что же, вы и в ней сомневаетесь?
— Да, именно в ней и сомневаюсь, — громко выкрикнул профессор. — Здесь, на этом участке, нет сфалерита, я не делаю выводов из отдельных проб. Как ошибочна была моя вера в вашу зрелость, Петров, — с огорчением произнес профессор Мартинов. — Выяснить профиль, осветить историю, выяснить геологическую картину сказочно богатого рудного бассейна, научно объяснить своему народу и всему миру, со всей серьёзностью и опытностью, что имеется здесь в земных недрах, это для вас пустяки. Да ведь вы действуете будто врач, который хочет излечить больного от высокой температуры, а не исследует его печень, сердце, желудок, лёгкие. Нет! Я вижу, спорить с вами напрасно. Вы не усвоили наших задач!
— А для меня работать при таких условиях бесполезно! — прервал его Петров.
— Бесполезно! — сокрушенно повторил профессор Мартинов и покачал головой. — Бесполезно!
Вдруг какая-то догадка мелькнула в его мыслях, он близко подошёл, поднял дрожащую от волнения голову и крикнул прямо в лицо Петрову:
— Ну, а эта проба, — он показал блестящий кусок галенита, полученный от дядьки и повертел его под солнечными лучами. — И это бесполезно? Вот настоящая проба, с этого участка.
Ему хотелось ещё что-то сказать, но он махнул рукой, помял в руке свою шапку и сделал несколько шагов в сторону. Потом опять что-то вспомнил, вернулся на прежнее место и, поднимаясь от волнения на цыпочки, заговорил тоном, не терпящим возражений:
