Вскоре он попал на лесную прогалину, утопающую в цветах, и внезапно услышал протяжную минорную песню. На краю поляны лежали в цветах две девочки. Они старательно разучивали слова и мелодию старинной родопской песни.
На меня ль ты, Руса, сердишься, гневишься,На меня ли, Руса, иль на всех соседей?— Нет, не на соседей, на тебя, проказник.Обманул меня ты, за деревню вывел.Там зацеловал ты румяные губы,Обнимал, проказник, девичий мой стан.
В сущности, одна из девочек разучивала песню, а другая только помогала ей.
Белобрысик был музыкант. Его душу волновала всякая красивая мелодия, а в песне девочек была своеобразная родопская прелесть. В этой песне не было резких верхов и острых синкоп. Она походила на спокойный родопский пейзаж.
Белобрысик бесшумно приблизился к двум девочкам.
Песня их как раз закончилась. Одна из девочек спросила другую:
— Ты любишь гулять в одиночестве?
— Нет, Элка, не люблю, — скромно отвечала другая — девчурка с волосами цвета вороньего крыла и смуглым личиком, в дешёвом платьице и резиновых туфельках.
Белобрысик развесил уши.
Он старался получше разглядеть ту, которая задала вопрос, и сердце его взволновалось. Он узнал в ней ту самую девочку, что сегодня утром сидела на солнце, под ветхим зонтиком, на вершине Орлиного Гнезда и декламировала стихи.
— А любишь ты сидеть одна где-нибудь в уголке? — опять спрашивала Элка.
— В комнате?
— Да где бы то ни было, забиться куда-нибудь в уголок, чтобы никто тебя не беспокоил, и оттуда наблюдать, что делают люди.
— Нет, не люблю!
— А я люблю! — Я очень люблю одиночество. Тогда я сочиняю стишки и мечтаю. Ты, Кита, любишь мечтать?
— О чем мечтать?
— Да так, просто мечтать. Перенесёшься в другой мир, куда хочешь. Скажешь себе: «Я пилот» и полетишь на самолёте к звёздам, а? Переживёшь всё волнение такого полёта, все его страхи, всё его торжество.
— О-го! — робко отвечала Кита.
— А о чем же тогда ты мечтаешь?
— Да я совсем не мечтаю, Элка. Но мне хочется, когда вырасту, стать учительницей.
— Значит, всё-таки мечтаешь!
— О, разве это мечта? Да, я мечтаю об этом.
— Быть учительницей?
— Да! Я хочу обучать тех, кто ничего не знает, или так мало знает, что самих себя не могут познать, наших родопчан. У нас турки избивали народ, заставляли поклоняться аллаху и не знать ничего другого, работать как скот, даже национальности своей не знать. Ты об этом слышала. Слышала о Батаке?
— О, конечно, Кита. Но… всё то, что ты говоришь, это ты сама придумала? Сама?
— Я это помню. Это нам рассказывала учительница. И бабка говорит то же самое. И отец говорит.
Элка рассмеялась.
— И я знаю, что это правда; я спросила только, сама ли ты придумала эти слова.
— Слова мне сами собой приходят, я их не выдумывала.
Заинтересованный, Белобрысик сделал на цыпочках ещё шаг вперёд, но как ни был он ловок, несколько веточек затрещали у него под ногами, и он обнаружил себя. Кита подскочила как испуганный заяц и бросилась бежать.
Элка последовала за ней, но быстро опомнилась, остановилась, обернулась и громко спросила:
— Эй, кто ты такой?
— Я не леший и не медведь. Чего вы убегаете от меня?
— А зачем ты скитаешься по лесу?
— Я люблю быть один, забраться куда-нибудь в уголок и наблюдать, что делают люди.
— Ах, да ты шпион.
— Нет, просто я… твой собрат.
Кита остановилась вдали и прислушивалась к их разговору. Её чёрные, большие как у серны глаза смотрели тревожно.
Элка опять обратилась к мальчику.
— Тогда стой в своем уголке и наблюдай!— съязвила она.
— Так я и делаю.
— А что ты наблюдаешь? — настаивала та.
Белобрысик приблизился быстрым шагом. Элка поджидала его, не дрогнув, и выпрямилась, гордая и смелая. Он дерзко стал с ней рядом, смерил её взглядом с головы до ног и сказал тихо, чтобы только она услышала:
— Наблюдаю Хромоногого. Сейчас он идет сюда и очень важно, чтобы вы, спрятавшись, заметили, куда он направляется. Можете вы это сделать?
Элка, удивившись, хотела сказать что-то, но промолчала, так как Белобрысик продолжал свою речь:
— Вертолёт там, за лесом. Если вы захотите что-нибудь передать, вы найдёте там на посту верного товарища. Его зовут Павлик.
— Вертолёт!?.. Но… Кто вы такие, откуда вы?
— Мы вылетели на вертолёте и приземлились здесь, — гордо ответил Белобрысик. — Хромоногий — враг экспедиции, и мы должны поймать его.
Элка ещё шире разинула рот от изумления и покрылась румянцем.
— А может быть та, Кита, твоя подружка, на стороне Хромоногого и помогает ему? — спросил Белобрысик.
— Да откуда вы всё знаете? Но нет, она не на стороне Хромоногого. Она его ненавидит. Все его ненавидят.
— Скорее скройтесь и хорошенько наблюдайте, что он будет делать. Если что-нибудь надо передать, Павлик там, — Сашок показал рукой направление, — а вот там — экспедиция. Обо мне ничего не говорите. Вы меня не видели и не слышали.
— Но кто ты такой?
— Тайна! Хромоногий будет побеждён, знайте это! Следите за ним и скрывайтесь!
Произнеся всё это, Белобрысик вынул кинжал из ножен и стрелой бросился в лес, будто увидел там кого-то, кого надо догнать.
Элка вздрогнула при виде кинжала и побежала к ещё более перепуганной и ошеломлённой Ките.
Перекосив поляну и выбежав в лес, Белобрысик остановился. Он неохотно вложил кинжал в ножны, пригладил волосы, туже затянул кушак, вздохнул и зашагал вперёд.
Он припомнил весь разговор с Элкой и, кто знает почему, вздохнул ещё раз. Опомнившись и успокоившись от волнения, охватившего его после разговора с девочками, он понял, что в сущности потерял направление и движется автоматически, не зная куда. Чтобы ориентироваться, он выбрал высокую, развесистую сосну и влез на неё.
Сверху перед ним раскрылся широкий простор, — поляны, осыпи, окольные голые холмы и вершины. Но непосредственно за лесом выглядывали и крыши домов. Ему стало ясно, что он приблизился к селу, а чтобы попасть в то место, куда направлялся, надо спуститься вниз, прямо к оползням, и таким образом подойти к еловому лесу. Так он и сделал.
Он употребил много времени и усилий, но в конце концов на узкой тропинке попал на свежий след — ослиный помёт.
Через несколько шагов попался ещё более свежий след — недокуренная папироса, заброшенная в низкий терновник. Вблизи, у куста боярышника, трава была вытоптана.
По всему видно было, что он попал как раз на то место, где недавно находился незнакомый турок со своим ослом.
Здесь Белобрысик решил устроить свой наблюдательный пункт. Он взобрался на самую макушку сосны, удобно пристроился там и стал выжидать. Все его чувства, напряжённые до отказа, подсказывали ему невнятные слова торжества. Он его чувствовал, ещё не понимая, но пока и этого было достаточно.
14
Чёртовы Берлоги
Остановился я в ущельях тех,Где смерть находит всяк,Кто в них проникнет
Данте
В это самое время Павлик спускался вниз по осыпи. Он долго поджидал своего друга, но так как тот не возвращался, решил и со своей стороны сделать что-нибудь для общей цели. Он перескочил через пенящуюся речушку на дне пропасти и полез по противоположному склону. Отсюда он мог наблюдать, не будучи замечен Хромоногим и Медведем. С того места, где он находился, открывался вид далеко вперёд, по протяжению непроходимой, глубокой расщелины, усеянной оползнями и осыпями.
К его великому удивлению, Хромоногий и Медведь появились не снизу, не поднялись по осыпи, а внезапно выскочили откуда-то из-за скалы. Хромоногий говорил громко, видимо уверенный, что никто не подслушивает:
— Ты не думай, что тот, на Летящем шаре, случайно приземлился здесь, на том склоне. Они пронюхали про сокровище. Оттого и вертятся здесь поблизости. Все мысли их направлены сюда… Ну, нет, голубчики! Ничего не добьётесь! Тайну Чёртовых Берлог знаю только я, и никто кроме меня. Аллах велик! Я их опережу. Я выкопаю это проклятое сокровище магов, и никто не может мне помешать, никто! А когда я доберусь до золота, о-го! Деньги всем управляют в этом мире. Все другое — чепуха, ха-ха-ха, — залился он искусственным хохотом. — Этот негодник пусть себе бродит вокруг.
— Верно, — согласился Медведь, — главное в жизни — деньги, но что-ж делать, раз мы родились бедняками и бедняками умрём.
— Потерпи ещё немножко, и на твою долю достанется.
— Не кричи так громко. Может, за нами кто-нибудь следит, — предупредил Медведь.
