«Я люблю вас, так люблю, так люблю, вы даже не представляете себе, как я вас люблю!» – мысленно проговаривал он. Но только мысленно. Когда предоставлялась возможность сказать детям и супруге о своих чувствах, он почему-то молчал. Возможно, сказывалась многолетняя привычка сдерживать свои чувства и эмоции. Долгими ночами Сергей сочинял «письма», которые собирался написать своим детям и жене. Но как он ни старался рассказать о своей любви, получалась какая-то ересь. На бумаге Ефимов не мог выразить и десятой доли своих чувств.
А ему хотелось объяснить близким ещё и то, что в армию он пошел не из-за своей прихоти, а прежде всего для них. Все причины возвращения старшего прапорщика Ефимова в Вооружённые силы РФ не стоили того, чтобы он пожертвовал временем, проведённым в кругу семьи. Но постепенно все эти причины превратились в неотвратимую неизбежность. Последней каплей стало то, что незадолго до окончательного решения вернуться в Вооруженные силы Сергей заболел, заболел тяжело, на грани потери трудоспособности. И он испугался. Испугался не за себя, за семью. Что, если он не сможет работать? Что тогда? Он сумел поправиться, но уверенности в том, что подобное не повторится, не было. Возвращение же в армию обеспечивало семье государственную поддержку в случае его смерти или болезни. Увы, выигрывая в одном, он проиграл в другом – с каждым годом Сергей неизбежно удалялся от семьи. Редко бывая дома, он всё меньше и меньше принимал участие в семейных делах. Общение с детьми обычно сводилось к нескольким дежурным словам, сказанным друг другу перед сном. Осознание того, что он всё сильнее от них отдаляется, давило стотонным грузом. Но что он мог поделать? Современная действительность с её постоянной нехваткой времени и здесь накладывала свой отпечаток.
Вот и в этот день с самого утра Ефимов мечтал о том, как он соберёт всех за одним столом и наконец-то скажет им всё-всё. Представляя себе этот момент, он ощущал подкатывающий к горлу комок.
«Когда-нибудь я должен им сказать. Пусть они не думают, что я… зациклился на своей службе. Что служба превыше всего. Пусть знают…»
Поток его мыслей прервал голос ротного:
– Первая, вторая, третья группы – два часа на сборы.
– Чёрт, мы же только вчера пришли! – Ефимов негромко выругался, слез со шконки, сунул ноги в тапочки и вышел под яркие лучи солнца.
– Борисыч! – окликнул он ротного. – Куда, что, зачем?
– Полчаса назад, – ротный понизил голос до шёпота, – появилась информация о выдвижении в направлении Донецка большой танковой колонны. Если они дойдут, фронт ополченцев может расползтись по швам. Он и так на ладан дышит. У нас задача остановить колонну.
– Каким образом? Граниками? Маразм. Это слишком рискованно. Там же можем и остаться.
– Нет, ПТРКа, – и, отвечая на немой вопрос: – Их уже подвезли, ПТУРов немерено.
– Оперативненько.
– Кто у вас будет за оператора?
– Наверное, я и Фёдор. А там посмотрим.
– Значит, два станка.
– А ПТУРов?
– Сколько унесёте. – Кречетов усмехнулся и уже вполне серьёзно посоветовал: – Берите по максимуму.
– Я тоже так думаю. Группы только наши идут?
– Конкретно на колонну? Нет, ещё три от роты Иванова. Но сегодня уходят вообще все.
– А куда?
– Не знаю. Тоже в какую-то задницу.
– Понятно. – Ефимов махнул рукой и юркнул обратно в палатку собирать вещи.
Колонну решено было перехватить недалеко от линии фронта. Именно тут местность как нельзя лучше подходила для организации засады. Гряда поросших редкими деревьями холмов тянулась параллельно шоссе на расстоянии чуть более полутора километров. А у подножия холмов пролегал труднопреодолимый для техники овраг. Рассредоточившись в одну линию, расчеты противотанковых ракетных комплексов замерли в ожидании.
– На подходе, – в наушниках раздался голос одного из наблюдателей.
Сергей щёлкнул рычагом взведения, опустил палец на спусковой крючок и, прильнув к окуляру, принялся ждать. Его расчёт находился на ближнем к противнику фланге. Соответственно и «мишень» должна была выползти последней.
Новенькие, во всяком случае, свежевыкрашенные танки и БМП, растянувшись в длиннющую ленту, чадя моторами, громыхали по изрытому воронками шоссе.
Незадолго до этого, находясь в пяти минутах ходьбы от места проведения засады, ротный собрал командиров групп и их замов на последний инструктаж.
– Главное – одновременно! Всем одновременно! – твердил он. – Не спешить, ждать команды. Никаких лишних телодвижений в эфире. Как только поступит доклад о появлении колонны – быть в готовности. Ждать моего сигнала. По два пуска и уходим. Станки забираем в обязательном порядке. Если что-то у кого-то не получилось с пуском, не надо бежать к соседней пусковой установке. Уходить с ракетами. И помните, задача считается выполненной, если мы уничтожим хотя бы половину бронетехники. Одним словом, бьём противника по максимуму и тут же смываемся.
И вот пришло время сделать «красиво». Ротный ждал. Техники оказалось много больше, значительно больше, чем сообщалось в разведсводке. Чтобы выбить половину, нужно было очень постараться. Сергей коснулся языком внезапно пересохших губ. Цель он уже выбрал – замыкающий колонну грязно-серый «Абрамс». Сопровождая цель и опасаясь, как бы при старте ракета не ушла в землю, Ефимов поднял прицел значительно выше плоской башни.
«Потом опущу, – мысленно решил он. – Главное – в горячке не перепутать, куда крутить рукоятку. Так, левая рука: вверх – на себя по часовой стрелке, от себя – это вниз. Ещё раз. На себя – вверх, от себя – вниз». С правой рукой вправо – влево было проще.
– Всем внимание! – взволнованно прохрипел ротный. Секундная пауза. – Огонь!
Ефимов, почти не задумываясь, нажал спусковой крючок. Старт, ракета слегка клюнула вниз, затем взвилась вверх и, ведомая рукой оператора, устремилась к цели. Секунды, в течение которых всё внимание сосредоточилось на удаляющейся точке и движущейся по шоссе технике.
Видимо, кто-то в колонне заметил старт ПТУРов, пара машин вильнула в сторону, но поздно – большинство ракет уже достигло своих целей. Где-то взметнулось пламя, где-то вспухло черное облако детонировавшего боекомплекта. Недостаток практики сказался на точности – выбранный Ефимовым в качестве цели «Абрамс» встал с перебитой гусеницей. Левее горел костёр подбитого Фёдором БТРа.
– ПТУР! – рявкнул прапорщик на своего второго номера и, дождавшись, когда ПУ окажется заряженной, взвёл механизм пуска. Через мгновение ракета ушла к цели. Попасть в застывшую в неподвижности махину танка труда не составило. «Абрамс» зачадил густым дымом.
– ПТУР! – вновь подал команду Ефимов. Он помнил приказ ротного, следовало бы уходить, пока противник не открыл ответный огонь, но не зря же он брал с собой четыре ракеты. К тому же кто-нибудь наверняка ещё не отстрелял и двух. Третья ракета поразила рванувшуюся к холмам или просто свернувшую с дороги (поди разбери) «шестьдесятчетвёрку». На этот раз второй номер команды не дожидался – ПТУР встал на своё место почти одновременно с разрывом на танковой броне. Пытающуюся уйти БМП Ефимов достал на пределе видимости.
– Отход, отход! – Ротный орал так, словно говорил не по радиостанции, а отдавал команду голосом.
На холмах начали рваться снаряды. Пока ещё выпущенные неприцельно – наобум. Но уже кто-то в эфире сообщил о близком разрыве.
– Уходим! – Ефимов подхватил станок и, подгоняя напарника, побежал под защиту земляного гребня.
Они успели добежать и укрыться в ведущей к линии соприкосновения посадке и даже пройти по ней с полкилометра, когда на один из холмов, сумев преодолеть крутизну склона, вползла БМП. Не видя противника, наводчик-оператор завертел стволом пушки. Наконец приняв решение, начал поливать пространство перед собой из пулемёта. Одна из очередей прошлась по посадке. Защёлкало по веткам.
Бежавший впереди Прошкина Степанов Илья словно споткнулся. Упал, покатившись по земле, но сразу поднялся и побежал дальше. Прошкин вначале не придал этому значения, но, продираясь сквозь заросли кустарника, отодвигая ветку, вдруг почувствовал на пальцах липкую влагу. Взгляд мельком, и сразу острое желание выругаться – на пальцах отчётливый цвет красного.
– Илья, – он догнал тяжело дышавшего Степанова, – ты ранен?
– Царапина, – отмахнулся тот.
– Покажи, – не отставал Виктор.
– Да царапина, говорю, – заверил рядовой, но серый цвет его лица говорил об обратном.
– А ну живо садись, – одернул его Прошкин и, схватив радиостанцию, доложил, не обращаясь ни к кому конкретно: – У меня «трёхсотый».
– Чёрт! – выругался опасавшийся преследования ротный. Хотя разведчики и перевалили очередной холм, на время став недосягаемыми для снарядов противника, опасность перехвата по-прежнему сохранялась. По счастью, им оставалось пройти совсем немного до рубежа, на котором ждали машины и готовые к бою установки ПТРКа. – Всем стоять. Раненого в голову колонны.
