В коммерческие игры Толстой, видимо, не играл, однако с преферансом был знаком достаточно хорошо; герои рассказов «Севастополь в мае» (26 июня 1855 г.) и «Севастополь в августе 1855 года» (27 декабря 1855 г.) то вспоминают, как «они, бывало, в кабинете составляли пульку по копейке», то стыдливо сознаются, что «да и в преферанс мы играли», в результате чего «оказалось, что Козельцов-второй, с преферансом и сахаром, был должен только восемь рублей офицеру из П. Старший брат дал их ему, заметив только, что эдак нельзя, когда денег нет, ещё в преферанс играть!» Преферанс упоминается также в более раннем рассказе «Записки маркера»: «А наверху у нас в карты играли господа. Сначала преферансик, а там глядишь — любишь не любишь пойдёт» (т. е., видимо, в штосс). Игра в преферанс, как и в более поздние времена, служила прелюдией настоящих азартных игр.
Ю. М. Лотман в главе «Карточная игра»[47] помещает подробную сноску, характеризующую стиль игры Льва Толстого:
«Часто… в куче карт на полу валялись и упавшие деньги, как это, например, имело место во время крупных игр, которые азартно вёл Н. Некрасов. Подымать эти деньги считалось неприличным, и они доставались потом лакеям вместе с картами. В шутливых легендах, окружавших дружбу Толстого и Фета, повторялся анекдот о том, как Фет во время карточной игры нагнулся, чтобы поднять с пола небольшую ассигнацию, а Толстой, запалив у свечи сотенную, посветил ему, чтобы облегчить поиски».
Если эта история не легендарна, то она могла иметь место в 1856–1862 гг., т. е. между датами знакомства Фета и Толстого и прекращением «игры» Толстого.
В пользу правдивости этой истории говорит то, что именно так вёл себя Лев Толстой, играя в азартные игры типа штосса; против — то, что в фольклоре имена участников «события» неоднократно подменялись, вплоть до «игры… А. Н. Толстого с И. Е. Репиным» (!).
Особняком для истории преферанса в России стоит в творчестве Льва Толстого повесть «Два гусара» (1856). Под именем «старшего гусара», графа Фёдора Ивановича Турбина в повести изображён Федор Иванович Толстой (1782–1846), так называемый «Толстой-Американец»; в первой части повести он ведёт себя как вполне исторический прототип: бьёт смертным боем шулера Лухнова («защищает обыгранного шулером мальчика-офицера Ильина». — Ю. М. Лотман), швыряет деньги сотнями на гитару цыгану Илюшке, мордует собственного денщика за некормленного «меделянского» кобеля Блюхера, всерьёз пленяет сердце «вдовушки Анны Фёдоровны», а игра одна — любишь не любишь, т. е. штосс или одна из его близких разновидностей. Если первая глава начинается расплывчатой датой «В 1800-х годах…» — то девятая содержит в начале совершенно точную дату: «В мае месяце 1848 года…», т. е. Толстой откровенно подтасовывает даты: прошло никак не 20 лет, но едва ли не 40, — что для повести не очень важно, однако важно для преферанса (1840-е годы — расцвет петербургского преферанса), а также для того, чтобы оправдать фразу: «Граф Фёдор Турбин уже давно был убит на дуэли» («Толстого-Американца» в 1848 г. уже два года как не было в живых).
Если в первой части повести бушуют сильные страсти, то вторая в подробностях пародирует события первой: Турбин-младший не считает зазорным выиграть у старушки Анны Фёдоровны десять рублей; слугу обзывают дураком за невычищенный халат; наказывают кошку; ночное ухаживание Турбина-младшего за дочерью Анны Фёдоровны, Лизой, выглядит как анекдот, — ну, а из игр в старушечьей гостиной царит преферанс, описываемый Толстым как игра совершенно копеечная (см. главу «Литературные произведения о преферансе»).
Лотман пишет: «Благовоспитанный, блестяще образованный Турбин-сын слишком расчётлив, чтобы играть в азартные игры. Затевается игра в преферанс, и младший Турбин предлагает «очень весёлую», но неизвестную старикам-провинциалам разновидность преферанса… Граф, по привычке играть большую коммерческую игру, играл сдержанно, подводил очень хорошо. Столичный щёголь с невозмутимым эгоизмом обыгрывает старушку, не понимающую введённых им новых правил игры».
Уже в самом выражении «большая коммерческая игра» сквозит ироническое отношение Толстого к преферансу. В эту степенную игру в 1840-е годы деньги тысячами ещё не проигрывались: для этого существовали штосс и другие азартные игры. Турбин-младший обманул старушку не тем, что заставил стариков играть в «неизвестную старикам-провинциалам разновидность преферанса», а тем, что почти по-шулерски сменил во время игры исходную ставку, — напомним, что именно шулеру в своё время набил морду Турбин-старший. Однако формула, приводимая Лотманом в конце статьи, совершенно точна: «Азартная игра становится воплощением преступных, но и поэтических черт уходящей эпохи, а коммерческая — бессердечной расчётливости наступающего «железного века».
Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович (1828–1889)
По воспоминаниям публициста С. Н. Кривенко — говорил о себе: «Обиднее всего, что умрёшь и будут про тебя только анекдоты рассказывать…» Достоверных сведений о знакомстве Салтыкова с «первым русским преферансистом» В. Г. Белинским нет, но А. Я. Панаева свидетельствует, что видела его «ещё в мундире лицеиста в начале сороковых годов в доме М. А. Языкова» (постоянного партнёра Белинского по преферансу).
Л. И. Спасская вспоминает: «Михаил Евграфович был сослан в Вятку в апреле 1848 года за повесть «Запутанное дело»» — и ниже добавляет:
«…Михаил Евграфович явился в Вятку уже завзятым любителем карт, к которым пристрастился с детства…
Раздражительный и нетерпеливый, Михаил Евграфович был нестерпим за картами. Он выходил из себя, кричал, бранился и ссорился с партнёрами, но без карт не мог обойтись. В доме моих родителей в карты никогда не играли, потому, с наступлением вечера, Михаил Евграфович часто исчезал и отправлялся на поиски партии».
На протяжении 1850-х — первой половины 1880-х годов оставлены десятки свидетельств о карточной игре Салтыкова-Щедрина. Интересно процитировать, в частности, мемуары В. И. Танеева (1840–1921), брата композитора:
«…Из кабинета доносились громкие крики Салтыкова.
Играли в игру, в которой участвуют каждый раз только трое, а четвёртый сдаёт по очереди.
Салтыков самым решительным образом не позволял сдающему сходить с места и пройтись, чтобы отдохнуть.
Вдруг распахнулись двери из кабинета, и в гостиную влетел Алексей Михайлович (Унковский, постоянный партнёр Салтыкова по картам (1828–1893). — Е. В.) с видом совершенного отчаяния.
— Это уже ни на что не похоже, — завопил он, — не позволяет даже отправлять естественные надобности.
И быстро исчез в противоположенную дверь.
Дамы, в немом изумлении, не могли сразу понять, в чём дело».
Л. Ф. Пантелеев (1840–1919) вспоминает следующее:
«Вернувшись из Сибири в половине семидесятых годов, я застал Михаила Евграфовича уже первенствующим редактором «Отечественных записок» и по временам встречал его у В. И. Лихачёва, по воскресеньям вечером, где он обыкновенно играл в карты, причём А. М. Унковскому, его всегдашнему партнёру, доставалось от Михаила Евграфовича за всё: и не так сдал — вся игра у противников, и неверно сходил, и зачем садиться за карты, если в них ступить не умеет».
П. Д. Боборыкин (1836–1921) оставил следующие воспоминания об «игре» Салтыкова-Щедрина:
«Я бывал, на протяжении нескольких лет, раза два или три у него на квартире, но уже гораздо позднее, когда он уже начинал хронически хворать.
«Компанию» он водил с двумя-тремя своими приятелями вроде Унковского и Лихачёва, играл с ними в карты и неистово бранился. Тургенев, когда заболел в Петербурге сильными припадками подагры, говорил мне, что стал от скуки играть в карты и его партнёром был сначала Салтыков. «Но я не выдержал, перестал его приглашать, уж очень он ругал меня!»
В воспоминаниях Г. А. Мачтета есть несколько строк, позволяющих предположить, что именно в преферанс играл в Рязани (1858–1868) Салтыков-Щедрин. Во всяком случае «Современная идиллия» Салтыкова-Щедрина демонстрирует основательное знакомство писателя с вистом и преферансом:
«…гуляйте больше, в еду ударьтесь, папироски набивайте, письма к родным пишите, а вечером — в табельку или сибирку засядьте. Вот это и будет значить «погодить»… Но я мог бы эти сбережения… ну, положим, под ручные залоги я бы не отдал… а всё-таки я мог бы на эти сбережения покупать процентные бумаги, дисконтировать векселя и вообще совершать дозволенные законом финансовые операции… Расчёт-то уж выйдет совсем другой.
