Настя шумно вздохнула, закатила глаза, ясно давая понять, насколько сильно ей «нравится» предложение брата.
— Хорошо, — к моему удивлению все же согласилась рыжая. — Я буду ждать тебя в своей комнате. Ты же придешь?
— Приду.
— И все мне расскажешь?
— И все расскажу, — кивнул Егор.
— Я буду ждать, — Настя счастливо улыбнулась. Казалось, что она вся просто лучилась довольством, купаясь во внимании брата. — Будь осторожен.
— Буду.
Отвернувшись от Егора, Настя окинула меня взглядом. На секунду в глубинах ее глаз промелькнула такая слепая ненависть, что я еле сдержала себя от желания отшатнуться. Наверняка именно так смотрят потенциальные убийцы — с красноречивым обещанием расплаты. За что?! Мне ли это знать?
Тем более что уверенность в реальности этого посыла тут же исчезла. Настя сморгнула и ее лицо вновь приняло невинное, честное выражение, к которому я уже была привычна.
— Пойдем, — сказал мне Егор, заставив вернуться из мира задумчивости.
Я заметила, как мужчина ко мне потянулся привычным жестом, но в последнее мгновенье замер и… за руку так и не взял.
Идя следом за ним, я не могла избавиться от назойливого ощущения полного краха нашего не успевшего начаться диалога. А еще от настойчивого желания… держаться от маленькой сестрицы Егора как можно дальше…
От стойкого запаха медикаментов, что наполнял личный отсек Иллариона, я уже научилась не морщить нос. Но на этот раз химическая вонь тесно переплелась с ярким духом крови. Никто не предупреждал об этом. Подготовиться я не успела.
Поэтому почти все моральные силы уходили на то, чтобы не показать содержимое желудка, опростоволосившись на кафельный пол прямо перед толпой незнакомцев. Правда, брали сомнения, что кроме желчи что-то удалось бы выдавить из себя, точно вспомнить, когда ела в последний раз, я не смогла. Кажется, почти сутки назад, если не больше.
В двух комнатах лаборатории, что были соединены между собой тонкой перегородкой в виде бело-матовой клеенки, царила активность. Воины умело обрабатывали друг другу раны. Даже я могла с уверенностью сказать — мужчины точно знали, что именно делать. Видимо, члены ордена обучались азам медицины, чтобы в случае чего могли оказать посильную помощь. Про детали этих «случаев» я предпочла не задумываться.
Илларион занимался Петром. Ада, что успела переодеться в медицинский костюм, молча ассистировала мужчине. Действовали они слажено и профессионально, точно вели мысленное общение между собой.
Дворецкий лежал на кушетке. И он до сих пор не пришел в себя. По окровавленным марлевым тампонам, что брюнетка быстро собирала в лоток, я догадалась — Петра только прооперировали. Внутренне порадовалась, что удалось пропустить это действо.
Как ни старалась отвлечься, а взгляд все равно невольно возвращался к дворецкому. Впервые я видела этого мужчину без официального костюма. До бедер Петра Ивановича скрывала белая простыня, торс был оголен, живот перебинтован.
Даже бледный, как смерть, с темными кругами под глазами, он излучал мужественность и силу. Впервые, пусть в таком неподходящем месте, да и в довольно странный момент, мне в голову пришла мысль, что дворецкий — мужчина, за внимание которого женщины обязательно сходятся в соперничестве.
Раньше, зациклившись на показной суровости и мрачности Петра, я не замечала его привлекательной внешности. Сейчас же задалась вопросом, почему рядом с этим мужчиной нет подходящей женщины? И еще твердо пришла к решению, что обращение к нему с использованием отчества подсознательно заставляло воспринимать дворецкого чуть ли не стариком. Хотя по виду я бы дала ему не больше сорока.
Отвлечение на разглядывание дворецкого вместо того, чтобы бороться с тошнотой от вони крови — дало превосходный эффект. Мутить меня перестало. Отчего больше не осталось смысла дышать через раз и судорожно сжимать пальцы, впиваясь в ладони ногтями до боли.
— С ним все будет в порядке, — прошептал мне на ухо Егор, заставив вздрогнуть от неожиданности. — Не волнуйся.
Мужчина смотрел слишком пристально. От его взгляда я смутилась, чувствуя, как жар прилил к щекам. Знала ведь, что Егор не мог читать мои мысли, которые были заполнены размышлениями о достоинствах другого мужчины, но все равно чувствовала себя так, точно попалась с поличным.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А с тобой?
Егор шагнул ближе, расстояние между нами сократилось и стало таким незначительным, что при желании можно было соприкоснуться телами, всего лишь поглубже вдохнув.
— Я уже не уверен, — тихо пробормотал мужчина.
Его глаза потемнели, на скулах заиграли желваки. В одну минуту Егор стал выглядеть так, точно любая физическая близость ко мне давалась ему с невообразимым трудом.
— Что? — переспросила я, загипнотизированная его взглядом.
— Сейчас узнаем, — ушел от прямого ответа Егор, резко отступив и нахмурившись.
Такая реакция оптимизма мне не прибавила.
Весь мнимый «гипноз» тут же рассеялся. Лишь привкус горечи остался на языке.
Мужчина вновь ставил меня в тупик непостоянством своего поведения. В одно мгновенье я кожей ощущала исходящее от него внимание, нежность на грани ласки, а в другое — отчужденность, сомнения и даже раздражение. Такое возвращало нас на исходные позиции, где я все больше утверждалась в правильности составленного плана, вместо того, чтобы попытаться пойти навстречу друг другу, открыться.
Никто из присутствующих, несмотря на внутренние опасения, особого внимания на меня не обращал. Как только воины заканчивали с обработкой и перевязкой ран, тут же без лишних разговоров уходили из лаборатории.
Некоторые из мужчин одаривали меня пустыми взглядами, словно смотрели сквозь, не замечая. Как смотрят на привычный предмет мебельного гарнитура. От такого откровенного и непонятного мне пренебрежения на душе становилось тошно.
Другие же удостаивали простым кивком в знак приветствия. А за некоторыми членами ордена я вообще заметила… странности! Не то чтобы странностей и раньше не хватало в этом доме, но…
Несколько мужчин принюхивались ко мне, точно могли уловить запах даже с немалого расстояния. И после некого мимолетного удивления, их лица преображались дружелюбными улыбками. Эти воины, честно говоря, пугали меня больше тех, кто выбрал тактику игнорирования. Ведь я не могла точно предсказать, чего именно ждать от такого «дружелюбия».
Егор хоть и не спешил с разговором со мной, но держался рядом. Словно немое, но красноречивое напоминание всем охочим подойти, что здесь «его территория». По крайней мере, именно такое впечатление у меня сложилось, когда несколько мужчин «нюхачей», как я мысленно их прозвала, попытались приблизиться и заговорить.
Среагировать не успела, как за спиной послышалось угрожающее рычание. «Нюхачи» тут же сконфужено отступили. Когда я обернулась, Егор тщательно приобрел вид невинного агнца, мол, к привычным зрительным галлюцинациям у меня прибавились еще и слуховые…
Как только последний воин скрылся за дверью лаборатории, Егор, наконец, снизошел до медицинского осмотра. Правда, исключительно после того, как Илларион обработал мои «героические ранения».
Было забавно наблюдать за Егором, что вдруг опять превратился в мою нянечку и кривился над каждой ссадиной или синяком. Если еще день назад я отреагировала бы на такое терпимее, то сейчас противоречия поведения мужчины вызывали… глухое раздражение. Лимит понимания оказался почти на нуле.
Мои «приключения» обошлись не так дорого, как могли бы. Всего лишь многочисленными синяками, ссадинами, ушибами, легким ожогом пальцев, о причине возникновения которого мне еще предстояло в подробностях рассказать мужчинам, несколькими неглубокими укусами, словно метками Теней, и… общим испугом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Не одна я понимала — могло быть хуже. И именно этот факт, почему-то, отлично успокаивал.
Раны Егора, обработку ученым которых я ждала с затаенным ужасом, чудесным образом… затянулись. Самостоятельно. Когда Илларион размочил и смыл запекшуюся кровь с рук и груди друга, взгляду предстала лишь чистая кожа. Без намека на ранения, новые шрамы или любые другие повреждения!
