Петр остался в профессиональных руках Иллариона. О должном уходе за дворецким можно было не беспокоиться. К тому же, Ада предупредила, что после операции мужчина еще не скоро придет в себя. Сначала отоспится. Веря ей на слово, я с чистой совестью решила хоть немного отвлечься.
Заказанным ранее чаем брюнетка меня не потчевала. Предложила кофе. С коньяком.
Возможно, коньяка было даже намного больше, чем кофе. Но кто считал пропорции? Уж точно не я.
Как бы плохо не реагировала на алкоголь, а отказываться от предложенного не стала.
Чувствовала острую необходимость хоть немного успокоить нервы. Хоть и спустила пар, а нервозность все равно осталась.
— О чем ты? — отхлебнув еще глоток, я непонимающе уставилась на Аду.
Девушка выглядела слишком серьезной. Особенно для той, кто несколько минут назад принялся травить байки про существ. От смеха я чуть не свалилась с диванчика и к резкой перемене темы разговора оказалась совершенно не готова. Мрачное выражение лица брюнетки укрепило меня в догадках, что ничего хорошего от дальнейших ее слов ждать не следовало.
— Просто хочу, чтобы ты понимала, — Ада пощелкала пальцами, пытаясь призвать меня к повышенному вниманию. Точно я и так полностью не обратилась в слух! — не стоит давать надежду обоим одновременно. Если уж совсем не можешь определиться с выбором, то хотя бы флиртуй с одним без присутствия в комнате другого.
Пьянела я быстро, но не до такой же степени!
— Я искренне пытаюсь напрячься и понять, о чем ты говоришь. Но, прости, не получается.
Ада поставила чашку. Звук получился резким. После легкости, что наполнила мое тело и голову во время баловства коньячным кофе или кофейным коньяком, возвращение в реальность стало неприятным сюрпризом.
— Я знаю, что Иллариону держать штаны застегнутыми стоит огромных усилий.
Сказано было не с сарказмом, злостью или издевкой, как можно было ожидать в таком случае, а скорее с… ярко выраженной грустью. Даже каким-то отчаяньем.
— Но не ожидала, что и ты не сможешь себя контролировать, — фыркнула девушка. — Постарайся не капать на него слюной хотя бы при Егоре! Это чревато последствиями.
— Оу, — растерялась я. — Ты думаешь, что я и он… гхм… вместе… в физиологическом смысле…
— Ну, можно и так назвать, — пожала плечами девушка. — Хотя я сторонник выражаться куда проще и яснее.
— Обалдеть!
— Скажи еще, что не спишь с Илларионом! — отмахнулась она.
— Не сплю!
— Правильно, я не так выразилась. На сон с ним времени у тебя, конечно, не хватает.
— Он мой друг! — натолкнувшись на скептический взгляд, Ады я смутилась и засомневалась в правильности формулировки. Стал ли Илларион мне другом?! А главное, действительно хочу ли я видеть его в друзьях? — Наверное. Не могу уверенно сказать друг ли он мне. Но между нами ничего такого, на что ты намекаешь, нет!
— Это называется сексом.
Меня бросило в жар.
— Мы не занимаемся… сексом.
Ада ухмыльнулась, деловито постучала пальчиком по подбородку.
— Хочешь сказать, что его флюиды на тебя не действуют?
Я отпрянула:
— Флюи… Стой. А я должна как-то по-особому реагировать?
— Ты совершенно не знаешь, кто он, да? — девушка понимающе улыбнулась. — Не думала, что именно мне придется заниматься твоим просвещением, но раз так получилось…
Ада взяла короткую паузу, за которую меня охватило необъяснимое нетерпение.
— Илларион — сатир. Он рожден, чтобы стать соблазном. Брать и давать, — девушка неопределенно покрутила рукой в воздухе. — Давать и брать. Все просто.
Чашка выпала из моих рук, покатилась по столешнице, оставляя за собой мокрый темный след.
Описать чувство, охватившее меня, просто не хватало слов. Нет, конечно, я ожидала чего-то эдакого, но… Определенно не такой… оригинальности.
— Погоди, — я судорожно пыталась упорядочить все незначительные знания, почерпнутые из мифологии, про сатиров. — У него же должны быть… Но как?
Ада хмыкнула:
— Вижу твои знания о сатирах еще банальнее, чем я догадывалась. Не стоит искать копыта и рога, Катя. Многие существа настолько привыкли к соседству с человеческим миром, что научились почти не отличаться от людей. Илларион тоже умеет контролировать вторую сущность, — пояснила она, чудесным образом догадавшись, что именно меня смутило. — Порой, даже слишком хорошо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Девушка поднялась, захватила с кухонной стойки тряпочку, убрала опрокинутую чашку и вытерла весь беспорядок, что я причинила. Наблюдая за ее грациозными, уверенными движениями, я засомневалась, действует ли алкоголь на брюнетку вообще… Судя по тому, что выпила она значительно больше моего, а выглядела все еще трезвой, как стеклышко, определенно — нет, не действует.
— Знаешь, — Ада пристально посмотрела мне в глаза, — иногда я сильно жалею, что Илларион часто выглядит просто обычным человеком. Если бы у него был меньший контроль над второй сущностью, это послужило бы для меня хорошим напоминанием не обманываться внешностью.
— В смысле?
— Глядя на Иллариона, я не забывала бы, что внутри он остается банальным… козлом.
Прозвучало, как не оскорбление, а простая констатация факта, отчего стало только смешнее. Я не сдержала хихиканье.
— И перестала бы мучиться надеждой на отношения с тем, с кем они заранее обречены на провал, — добавила брюнетка, смахивая ладошкой со столешницы несуществующие крошки.
Мое веселье она не разделила. Искра смеха тут же угасла.
Алкоголь подстегивал на безумства, позитив и легкость, но другая, все еще адекватная часть меня, глубоко сопереживала Аде.
— Не говори так, — как могла попыталась поддержать девушку я. — Возможно, все у вас получится. Надо только решиться…
Брюнетка изогнула губы в печальной усмешке. На ее лицо набежала тень. От вида такой обреченности у меня все сжалось внутри и невыносимо сильно захотелось помочь. Хоть чем-нибудь. Лишь бы вновь увидеть Аду беззаботной и улыбающейся.
Только чем дольше я находилась в ее компании, тем лучше понимала, что девушка очень хорошо научилась скрывать настоящие эмоции, носить маски, прятать грусть за улыбками. И этот момент, когда она вдруг открылась мне, ценился на вес золота.
— Ты не понимаешь…
— Так помоги мне понять. Расскажи.
Я осторожно, точно боясь спугнуть трогательную лань, потянулась к брюнетке и накрыла своей ладонью ее руку. Карие глаза девушки смотрели на меня со смесью недоверия и жгучего желания поделиться наболевшим. Этот взгляд глубокого одиночества и болезненной загнанности обстоятельствами в угол я узнала бы за мгновенье и среди тысяч. Сама много лет наблюдала его в зеркале.
Молчание затянулось.
Я уже и не надеялась на продолжение разговора. Но Ада, глубоко вдохнув, точно перед прыжком в воду, все же заговорила.
— Я не из этого мира.
Честно говоря, должного удивления после такого заявления не испытала. Хотя по законам жанра должна была. Еще при первой встрече меня поразила волшебная красота девушки. Чувственная. Хрупкая. Светлая красота. От которой обычно должно замирать сердце, перехватывать дыхание. Такой красотой любуются, словно изысканным экзотическим цветком — центром оранжереи.
Наверное, именно поэтому где-то глубоко внутри я всегда догадывалась, что подобной внешностью человек обладать не может.
— Не человек, — в тон моим размышлениям, сказала она. — Хотя почти ничем не отличаюсь от людей.
Ада замолчала. Настороженно поглядела, словно ожидала, что в любой момент после такого признания я могу сорваться и с криками сбежать. Возможно, в прошлом я именно так и поступила бы. Но после всего того, что успело со мной произойти в короткий срок, слова брюнетки не подействовали ужасающе. Наоборот, лишь больше пробудили любопытство. Поэтому я поспешно кивнула, наглядно показав, что не боюсь продолжения. И Ада не заставила меня долго ждать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Там, где я родилась, строгие порядки. По вашим меркам еще и очень странные, — скривилась девушка. Ее плечи поникли, будто на них давил нелегкий груз. — Жизнь в тех условиях стала бы для меня мучением. Поэтому я решилась на побег.
