88. «Какие мелкие страстишки…»
Какие мелкие страстишкиВолнуют бурями Парнас!Какие тоненькие книжкиВ несчастьях утешают нас!
Какое это утешенье!Но больше ничего ведь нет —Ни музыки, ни упоенья,Ни упоительных побед.
Спроси рассудок о паренье,(С волненьем и ломаньем рук) —О смерти, о недоуменье,С которым мы глядим вокруг…
Он славит мускулы, щетину,Не терпит жалкой чепухи.В редакционную корзинуСлетают с жалобой стихи.
И все-таки болит, не спится.Тревожно жить, мой милый братМир не стеклянная темница,А совесть, нездоровье, ад.
Чего-то в мире не хватает,И в музыке чего-то нет.Нам успокоиться мешает,Закрыть глаза, прекрасный свет.
1934
89. «Европа счастливых…»
Европа счастливыхАмбаров и школИ трудолюбивых,Как фермеры, пчел.
Ты — шорох пшеницыИ запах сыров,Страна черепицы,Аббатств и волов.
Ты — соль в разговореИ бочка вина.Амбар на запоре,Над замком луна.
Ты фейерверк меткийГазетных листков,Фру-фру опереткиИ стук каблучков.
Ты — утром прогулкаК руинам в плюще.Румяная булкаИ путник в плаще.
1933
90. «Не камень, а карточный домик…»
Не камень, а карточный домик,Жилище для бабочек, тень.Но более прочного домаНам строить не хочется, лень.
А буря дохнет на строенье,На птичий наш переполох,И даже не буря — дыханьеЛюбви или женщины вздох,
И карточный домик (постройка,Висящая на волоске)Вдруг рухнет, за картою карта,Как все, что стоит на песке.
Захлопают дети в ладоши,И тихо из мира преград,Как черные бабочки, душиНа небо совсем улетят.
1934
91. В ДУБАХ
Из многих деревьевЛюбимое — дуб.В час бури, средь молнийИ ангельских труб…За лиственный шепот,За форму листа.До самого небаЕго красота.
Быть может, то былоВ суровом раюИль в царстве гигантов,В древлянском краю —Дубовые рощиРосли по холмам,И жили олениПрекрасные там.
Звенели секирыЖелезом кругом,И строили мужиКорабль или дом.И римская музаСлетала с небесВ глухие трущобыДревлянских древес.
Средь жалких вздыханийИ робких сердецТы — древо героев.Твой житель — стрелец,Ты — друг дровосека,Мозолистых рук.Ты — мир корабельный,Всплывающий вдруг.
92. «Что ты? — Комочек праха…»
Что ты? — Комочек праха.Едва приметный вздох.В когтях судьбы и страхаЗа участь жалких крох.
Что ты? — ПищевареньяБессмысленный процесс.Молекулы томленье,Без Бога, без небес.
Что ты? — ВоспоминаньеО райских антраша.Летящая в зияньеБессмертная душа.
И ты сгниешь средь тленья,Красавица зеркал,Под шепот восхищеньяВходящая на бал.
И эти розы, руки —Любовника трофей —Лишь пища смертной скукиИ гробовых червей.
Но нам еще больнееТебя любить, в слезах,За плен, за тлен лилеи,За жалобное «ах».
1935
93. «Пустых сердец прохлада…»
Пустых сердец прохладаСтрашней суровых зим.Тогда оставить надоСтихи, покинуть Рим.
Все ускользает странно —Легчайший дым побед,Прелестный лебедь Анны,Прельщавший столько лет.
И вы, беглянки-музы,Устали плакать выПо северным медузам,По пряникам Москвы.
А Блок? В стране сиянийУже не видно ВасСквозь лес воспоминаний,Статеек и прикрас.
Никак нельзя рукамиДыханье удержать.Никак нельзя… Мы самиНе в силах устоять.
Душа вернется к Богу,И музыка потомУтихнет понемногуВ пространстве голубом.
1934
94. «Как было бы скучно…»
Как было бы скучноБез адских кругов,Без муз неразлучных,Без слез, без стихов.
Без долгих — до света —Бессонниц в аду,Без горечи этойСвинцовой во рту.
Без музыки. В грешнойЛюбви без изменИ без неутешныхРазлук, перемен.
Как страшно и скучно:Сахары квартирИ благополучноПостроенный мир…
Из мрамора пышныйПотом мавзолейИ надпись: «Всевышний —Мир праху»… Елей.
Быть может, и млечностьЭфира потом,И скучная вечностьВ раю голубом.
1935
95. СЕРДЦЕ
Тебя, как ключиком часы,Заводят маленькой надеждой —И ты трепещешь средь росы,Кузнечик, пойманный невеждой.
Ты наполняешь теплый домБиеньем, стуком, трепетаньем,Стучишь по жилкам молотком,Мешаешься с ночным дыханьем.
Ты — заводного соловьяПружинка звонкая стальная:Покажут иву у ручья,Луну или кусочек рая,
И ты поешь всю ночь потом,Заводишь радостные трелиПод лунным ивовым кустом,Закрыв глаза, без всякой цели.
Но вот тебя ломают вдругРукой рассеянной, небрежной.Остановив волов и плуг,Снимает шляпу пахарь нежный.
Какой искусный часовщик,Поковыряв в нутре в телесном,Вновь заведет тебя на миг —Механику любви в небесном?
О, бедное! Зачем же тыТак на земле печальной билось,Зачем с огромной высотыСтеклянным шариком разбилось?
1935
96. ЗИМА
Т.А.
Как странно на лужайках идеальных:Идеи одуванчиков и трав,Прообразы кузнечиков печальных,Гербарий платонических дубрав.
Восходит солнце в стуже электрона.Сияет в Африке морозный день,И, как в стихах у старика Скаррона,Тень лошади везет телеги тень.
Останься в этом странном трудном мире,Где все звенит, где все в «последний раз».Пусть две слезы, прозрачные, как в сыре,Прольются из твоих огромных глаз.
Я первый был бы рад теплу и крышеИ дыму, вьющемуся из трубы,Но зимний климат нам ниспослан свыше —Никак нельзя менять удел судьбы.
О, стыдно мне подумать об отеле,О грелке, о фуфайке шерстяной,О панталонах теплых из фланелиПод юбочкой балетной неземной.
Пусть этот черный лист, в холодном храмеЛетящий в прах, напомнит нам о том,В какой студеной и прекрасной драмеМы на земле средь зимних бурь живем.
1935
97. «Вижу потрясенный воздух…»
Вижу потрясенный воздух,Корабли, коней из бронзыИ дубы средь синих молний.Это — мир, жилье героев.А сравнишь с величьем смерти:Маленькие все людишкиИ ничтожные душонки,Может быть, и ты — не слезы,Не отчаянье, не гибель,А красавица пустая,Шум муара, птичий щебет…Мы-то думали — дыханье,Музыка, печальный ангел,К нам слетевший из лазуриВ африканский жаркий дансинг!Но — последняя надежда,Что и в этом страшном миреЕсть любовь до гроба, верность,А в твоем прекрасном телеСпит душа и ждет бессмертья.
1935
98. «Не Бог, а жалкий червь. Комок навоза…»
