в пяти экземплярах вы можете получить сразу же, её пока Александр Николаевич в приемной охраняет…
Незадолго до полуночи Лаврентий Павлович снова вошел в кабинет Сталина.
— Ты прочитал этот талмуд? — поинтересовался Иосиф Виссарионович. — Что скажешь? Слава сказал, что здесь Ольга Дмитриевна превзошла себя, настолько в нем все продумано и обосновано.
— Ну да, конечно. Только я тут поговорил с Валерием Федоровичем, и он сказал, что всю структуру ВПК предложила Светлана Юрьевна. Впрочем, это совсем неважно.
— А тебе ничего странным здесь не показалось?
— Ну, если то, что они предложили мне возглавить этот их Средмаш, за странность не считать… хотя да, то, что они на совещании вообще не упомянули о том, что в состав ВПК включить и Внешторг, точнее, подчинить Внешторг Комиссии…
— Я не о том. У меня некоторое удивление вызвало лишь то, что они для себя вообще никаких должностей не предложили. И готовы с радостью передать все свои предприятия, институты, да вообще всё в учреждаемые наркоматы, причем — обрати особое внимание — самое сложное, но и самое ценное они предлагают возглавить именно тебе. Почему? Ведь про эти атомные проекты ты-то знаешь, наверное, меньше меня. Да и все другие их предложения: половина предлагаемых ими наркомов никогда никакого отношения к описанным отраслям не имели.
— Меня их предложения совсем не удивили, потому что… Знаешь, я тебе завтра пришлю очень интересный документ, который они мне принесли года полтора назад. Называется «Личные характеристики», там примерно на тысячу человек такие характеристики имеются. Ими составленные. И на меня там характеристика есть, и на тебя — причем, насколько я смог убедиться, лестью в них и не пахнет. Ну уж про меня — так точно. Почитай, тебе, думаю, понравится…
Какого Бориса-царя?
Юха Мякеля с некоторым удивлением смотрел на собравшихся в его доме солдат, и удивляться было чему.
Дом Юхи стоял километрах в полутора от дороги, соединявшей два города, а потому гостей он встречал редко, однако нынешние гости… На дороге рано утром шел довольно сильный бой, а когда стрельба закончилась, гости и нагрянули. Не сразу, примерно через час — но много. Сначала в дом зашли несколько русских солдат, поглядели что там и как, а минут через десять солдат пришло уже много. Даже не пришло: незваные гости приехали на том, что Юха — человек, в жизни повидавший немало — счел «снежными мотоциклами». С хозяином они даже говорить не стали, а сразу в комнате, причем вокруг стола, поставили палатку из белой блестящей ткани, втащили четыре небольших, но довольно тяжелых коробки, от которых в палатку протянули провода. А затем в дом вошла русская военная женщина, за которой четверо солдат внесли еще одного — раненого, причем в живот, но, что удивило хозяина дома, финского. И унесли его в палатку, куда зашла эта женщина и еще двое.
Юха больше половины своих немалых лет прожил еще при царе, и русский язык кое-как знал, хотя и не все, что доносилось из палатки, он понимал. Но то, что он понял, его так и удивило: оказывается, женщина была врачом, причем врачом военным и в немалых чинах: мужчины в палатке обращались к ней «товарищ полковник». А еще они говорили ей, что не стоит сейчас возиться с этим солдатом потому что она уже двое суток не спит — но военная врачиха ответила, что если немедленно не сделать операцию, то финский солдат до завтра не доживет. А часа через полтора она вышла из палатки, села на лавку у печи — и заснула.
А когда она только начала эту свою операцию, в дом вошли еще несколько русских солдат, и один — по говору явно карел — спросил у Юхана, есть ли в доме еда. Юхан, конечно, сказал, что никакой еды нет — а солдатик этот просто кивнул молча и вышел…
Затем подошли еще несколько русских военных, один — как понял Юхан из их разговоров — тоже был врачом. И он спросил, где бы эта врачиха могла в доме поспать немного. Юхан показал на кровать снохи (которая, вместе со старшей внучкой тихо все это время сидела в погребе), и солдаты осторожно врачиху туда перенесли. Но врачиха все равно проснулась, и, увидев второго врача, сказала что-то не совсем понятное:
— Я сделала резекцию поврежденных кишок, этот юный идиот, если у него аллергии на опиаты нет, выживет. Но дня три-четыре ему придется поголодать, и в госпиталь его всяко до понедельника тащить нельзя. Есть идеи?
— Дом хороший, — ответил тот, — так что с недельку пусть раненые тут побудут, организуем такой временный госпиталь. Я уже вызвал фельдшера, который финский знает, поставим сюда пяток парней поработать. Дрова там потаскать, воду…
— Хозяин сказал, что у него продуктов нет.
— Я знаю, скоро подвезут.
— А в подсобке-то у хозяина семь банок молока стоит трехлитровых! — вдруг радостно прокричал какой-то зашедший туда солдат. Врач-мужчина вопросительно посмотрел на хозяина.
— Молоко — это не еда, а питье, — тщательно подбирая слова, ответил на невысказанный вопрос Юхан.
— И куда тебе, старик, столько молока? Может, продашь для раненых? Мария Александровна, вы не помните, почем мы молоко у местных покупаем?
— Вроде бы по рублю за литр, но ты лучше у старшины спроси. Ладно, я еще посплю часок, а если кто-то серьезный появится, буди сразу: ты еще не дорос до самостоятельных полостных операций.
А затем случилось то, что вызвало у Юхана столь сильное удивление: за окном снова протарахтело несколько «снежных мотоциклов», а затем в дом вошли новые солдаты. Финские, которые несли несколько больших сумок с продуктами. Принесли, и, спросив, куда их выгружать, заставили полки в подсобке пакетами с крупой, солью, сахаром и консервными банками. А разгрузившись, сели на лавку и стали чего-то ждать.
И дождались: в дом вошел еще один русский офицер, который, оглядев финнов, сообщил им, что «пока они будут долечиваться здесь, хозяину при этом должны помогать носить дрова, воду и все прочее» — а если кто хозяина обидит, то этот офицер приедет и лично обидчика расстреляет очень необычным способом, не посмотрев, что он раненый. Юхан русский понимал, как он сам считал, достаточно, ведь во время Великой войны он и сам успел два года в армии прослужить в тогда еще Гельсингфорсе, но представить, как русских офицер будет расстреливать нарушителей «на пипиську», он все же не смог. Впрочем, не особенно он и старался. А постарался узнать, что будет с его
