песню «Хасанбегури», взял в конце такую высокую ноту, что князь Рафаэл Шарашидзе стремительно поднялся со своего места и, склонившись к седобородому певцу, расцеловал его.
Самолюбие Отия было ущемлено. Чтобы выйти из неловкого положения, он подозвал к себе Беглара и его брата Силована, бывших солдат и лучших певцов во всем Зедазени, усадил рядом с собой Коция Чхеидзе, и они вчетвером спели «Маленькую любимую» и «Чарираму».
Сидевшие за столом оживленно спорили: одним нравилось больше пение Кайхосро, другим — Отия.
Вино развязало языки и разгорячило головы. Пожелал спеть и Миха Мачавариани, сидевший за столом рядом с дочерью Свимона Церетели, красавицей Тиной. Ему подпевали Корнелий и Иона. Спели «Зиму», «Семь гурджаанцев» и «Старик я». Баритон Миха очень понравился гостям и в особенности — Терезе, обладавшей хорошим слухом. Она с удовольствием слушала кахетинские народные песни в его исполнении.
Стройное пение, раздававшееся в ночной тишине, привело Терезу в приподнятое настроение, и когда Миха, Корнелий и Иона запели «Лети, моя черная ласточка», то она не удержалась и присоединилась к ним. Небольшой, но приятный ее голос одухотворил песню о ласточке душевной теплотой и сердечностью.
Когда песня смолкла, за столом несколько минут стояла благоговейная тишина. Потом раздались одобрительные возгласы.
— Дорогие мои, — бормотал растроганный пением хозяин дома, — сестрица милая, племянник любимый, спасибо вам, порадовали старика, усладили слух чудесной песней. А друг-то твой, художник, смотри какой! — обратился Отия к Корнелию. — И почему только ты прятал его от нас до сих пор? Теперь не отпущу я его отсюда!
Восьмидесятилетний Кайхосро Абуладзе, крестный отец Терезы, поднялся со своего места и расцеловал крестницу. Потом сел рядом с ней и стал вспоминать, как однажды в детстве она заболела и он, Кайхосро, закутав ее в бурку, сел на коня и в бурю помчался с нею в Кутаис, к доктору. Сколько воды утекло с тех пор! И старик прослезился, вспоминая свою молодость.
Тем временем по просьбе гостей Миха охотно спел еще несколько песен. Пел он непринужденно, верхние ноты брал без всякого труда. И гости и хозяева были в восторге от его пения. Похвалы вскружили ему голову, и он, в свою очередь, стал рассыпаться в любезностях перед Бабо и Отия. Опорожняя бокал за бокалом, Миха решил потягаться в выпивке с тамадой — Рафаэлом Шарашидзе.
Когда тамада провозгласил тост за здоровье Миха Мачавариани, Иона попросил принести гитару, а Бабо уговорила художника спеть еще что-нибудь. Миха залпом выпил рог, наполненный цоликаури, и хмель сразу ударил ему в голову. Затем он взял гитару, коснулся пальцами ее струн и с чувством спел «Тебе одной» и «Тебя люблю навеки» — любимые романсы Ионы и Корнелия.
Пододвинув стул, Бабо села рядом с Миха.
— Оказывается, вы замечательный певец. Я в восторге от вашего пения! Прошу вас спеть еще… Нет, нет, — взволновалась Бабо, видя, что Миха собирается отказаться. — Пожалуйста, я вас прошу, я все равно не отстану…
— Нет, больше не могу, — заупрямился Миха и вручил гитару хозяйке дома. — Теперь вы спойте…
— Вы огорчаете нас, — продолжала Бабо. — Смотрите, Тина глаз с вас не сводит, вы покорили ее своим пением. — И Бабо, лукаво улыбнувшись, спросила: — Ну, а если Тина попросит, споете?
— Если Тина попросит, не только спою, но и в огонь брошусь! — воскликнул Миха и, повернувшись к своей соседке, нежно поцеловал ей руку. Затем как бы невзначай закинул руку и обнял ее.
Девушка в смущении опустила голову. На бледных щеках ее выступил румянец. Черное шелковое платье еще ярче подчеркивало белизну ее красивой шеи.
— Вижу, вам очень нравится наша Тина, — шепнула художнику Бабо, любившая покровительствовать влюбленным.
— Клянусь небом, впервые встречаю такую девушку. Я ослеплен ее красотой, я теряю голову! Что мне делать? Как мне быть?..
Бабо громко рассмеялась.
— Что вам делать? Прежде всего не забывать о своей жене.
— Нет у меня больше жены. А если бы и была, все равно Тину никому не уступлю, — горячился опьяневший Миха.
— Если так, то придется вам помочь, только что же мне за это будет? — кокетливо улыбнулась Бабо.
— Все, что пожелаете!
— Договорились, — утвердительно шепнула Бабо и, подсев к матери Тины, немедля приступила к переговорам.
Вся эта сцена не ускользнула от глаз Корнелия. Года два тому назад Элизбар и жена его Мариам, сестра Свимона Церетели, собирались женить на Тине Корнелия. Супруги Церетели тогда тоже благосклонно относились к предполагавшемуся браку. Но в то время Корнелий был увлечен Нино.
Сравнивая сейчас Нино с Тиной, он находил Тину более красивой. «Впрочем, достаточно с меня княжеских дочерей, все равно ни с одной из них счастлив не будешь», — думал он. Но чувство ревности сразу же овладело им, как только он увидел, что Миха целует Тине руки и рассыпается перед нею в бесконечных комплиментах.
Тост следовал за тостом. После одного из них Корнелий окликнул Миха и через стол бросил ему опорожненный рог. Тот на лету поймал его, наполнил вином и, обращаясь к своей соседке, запел: «Мохевская девушка Тина, какой бог тебя создал?»
5
Стемнело. В доме и в саду зажгли лампы. После полуночи многие из гостей, охмелев, стали засыпать тут же, за столом. Их отводили в комнаты, где на кушетках и прямо на полу были устроены постели. Тех, кому не хватало места в доме Отия, провожали ночевать к соседям.
За столом остались тамада Рафаэл Шарашидзе, Кайхосро Абуладзе, Арчил и Свимон Церетели, Отия Мдивани и еще несколько гостей.
Корнелий, покачиваясь, поднялся на балкон, где сидели Бабо и Тереза.
Бабо отозвала Корнелия в сторону.
— Скажи, твой друг действительно разошелся с женой? — спросила она тихо.
— А какая же порядочная женщина станет жить с таким пьяницей и развратником? — заметил Корнелий.
Бабо, которой Миха отнюдь не казался ни пьяницей, ни развратником, а, наоборот, весьма остроумным, привлекательным молодым человеком, растерянно улыбнулась:
— Тише, он услышит…
— Ну и что ж, пусть слышит. Я ему и в лицо это скажу. Где он?
— Там он, в любви объясняется…
Бабо кивнула в ту сторону, где в тени виноградных лоз, густо обвивавших столбы и балясины балкона, укрылись от посторонних глаз Миха и Тина.
Корнелий прямиком направился к темному углу балкона.
— Ты что здесь делаешь? — спросил он, встав перед Миха. — О чем ты, развратник, можешь говорить с этой чистой, как ангел, девушкой?
— Оставь, не понимаю твоих шуток! — разозлился Миха.
— А я вовсе не шучу, — не унимался Корнелий. — Тина, уйдите отсюда, этот человек вам не пара! — и он помог девушке подняться со стула.
— Ну, это уж такое нахальство… — возмутился
