чан, наполнил кувшины красным вином.
Пожарив цыплят, Майко сложила их на блюдо и заправила подливкой из ежевики, неспелого винограда, орехов, чеснока и ароматных трав. Готовы были также аппетитно пахнущие хачапури и мчади.
Ужин кончился далеко за полночь…
Тереза устроила постели Миха и Корнелию в зале. Сама она еще долго сидела в своей комнате. Неотвязные заботы, беспокойные мысли гнали от нее сон.
3
Проснулся Корнелий рано. У его изголовья на табурете стояла деревянная миска со свежим виноградом и белым инжиром. Фрукты были заботливо прикрыты широкими инжирными листьями. Такая же миска стояла около постели Миха. «Наверно, Агойя принес», — решил Корнелий. Он взял из чашки еще свежую от росы кисть винограда и принялся осторожно обрывать спелые ягоды, потом вытер руки инжирным листом, отдернул занавеску и выглянул в окно. Все вокруг уже было залито солнцем. Двор, окаймлявшие его деревья, поля, дубовый лес купались в его щедрых лучах. На фоне темно-голубого неба золотыми куполами высились горы. Тени от деревьев стлались темным ковром по густой траве. Под липами щипали траву корова с теленком. Тут же разгуливали индюки — птицы, обладающие способностью злиться без всякой причины. Опустив крылья почти до самой земли, они вдруг начинали пыжиться, топтаться на месте, словно исполняли боевой танец или вызывали на бой невидимого врага.
Корнелий долго забавлялся видом строптивых птиц. Миха все еще не просыпался и время от времени громко всхрапывал.
Надев брюки и туфли-спортсменки, Корнелий вышел на балкон.
Тереза сидела на заднем дворе под огромной грушей и задумчиво перебирала худыми пальцами янтарные четки. Когда-то дерево это славилось на все Карисмерети своими сладкими и сочными плодами. Теперь оно состарилось и перестало плодоносить. Ветки его обвила омела, ствол с северной стороны густо покрылся мхом, к темной коре прилип древесный гриб. Дерево медленно погибало.
Спустившись во двор, Корнелий прошел на кухню. Майко хлопотала у очага. Агойи не было дома: он погнал на пастбище скот. Все оживленнее становилось в усадьбе. Побродив по двору, Корнелий подошел к матери и сел рядом с ней.
Тереза, казалось, была в трауре. Корнелий уже давно не видел ее в этом черном шелковом платье с высоким стоячим воротником, обшитым черными кружевами. И черное платье, и стоячий воротник еще больше оттеняли худобу усталого, бледного лица матери. Седые, поредевшие волосы были собраны на затылке в маленький пучок и скреплены гребнем. На черном фоне резко выделялось золотое ожерелье. В ушах сверкали золотые серьги, на пальцах кольца с драгоценными камнями. Черные лакированные туфли дополняли ее праздничный наряд.
Вдохнув запах нафталина, исходящий от одежды матери, Корнелий с удивлением взглянул на нее:
— Давно я не видел тебя в этом платье. Разве гостей ждешь?
— Нет, никого я не жду… Просто хочется, чтобы Миха видел, из какой ты семьи, — с гордостью объяснила Тереза.
— Миха?! Не стоит он того! — с раздражением заметил Корнелий.
— Почему? Он культурный человек, художник, а художники все подмечают… Расскажет о нас Макашвили.
— Все, что можно было рассказать о нас худого, — он давно уже рассказал.
— Кто? Миха?
— Ну да, он же болтлив, как торговка.
— Не верится! — удивилась Тереза.
— А вот я тебе говорю. Сплетник, пьяница и вообще растленный тип, к тому же еще больной…
— Больной? Чем же он болен? Уж не заразной ли какой-нибудь болезнью? — забеспокоилась Тереза.
— Не заразной, но тяжелой — клептомания у него. Боюсь, проснется там без меня и стащит что-нибудь.
— Бедняга! А мне он показался таким милым, обходительным:
— Это только с виду, — пояснил Корнелий. — Достаточно сказать, что он крадет деньги и драгоценности даже у своих родных. В кого он такой уродился, не знаю! Отец у него очень порядочный человек, служит в казначействе, мать тоже добрая, набожная женщина.
— Зачем же ты привез такого гостя в Карисмерети?
— Что поделаешь! Пристал — «поеду» да «поеду»… Клянется в дружбе, а на деле сколько раз уже пакостил мне.
— Просто удивительно, как можно ошибиться в человеке. Всегда считала Миха твоим настоящим другом, а теперь, что я слышу?!
— Да, Миха может очень дружить с тобой, а потом все же подведет, — пояснил Корнелий.
Тереза удивленно подняла брови и отложила в сторону четки. Затем взглянула на сына своими умными, лучистыми глазами и спросила:
— Тебе он тоже причинил неприятности? Чем же?
— Рассказывать про это долго… — замялся Корнелий. — Короче говоря, мне достоверно известно, что он всячески старался очернить меня в глазах Нино. Выдавал ей мои тайны, причем представлял все в таком свете, чтобы унизить, опорочить меня.
— Какая же ему от этого выгода? — недоумевала Тереза.
— Просто так. Из зависти. Ведь Эло не любит его, всячески третирует и помыкает им.
— Неужели у нее такой скверный характер?
— Как у всякой истерички.
— Прямо удивительно.
— Что тут удивительного? Старинные княжеские фамилии вырождаются. Эло и ее семья не исключение. Она то расходится с Миха из-за пустяков, то мирится с ним. А когда они в ссоре, то он идет на все, чтобы рассорить и меня с Нино.
— Я уже спрашивала тебя, какая ему от этого выгода? — повторила Тереза.
— Видишь ли, он так рассуждает: раз он, Миха, не будет мужем Эло, то и мне, его другу, не быть зятем Макашвили.
— Очень странный человек. Я бы не советовала тебе дружить с ним. До добра эта дружба не доведет, — задумчиво произнесла Тереза, снова беря в руки четки. — Что же касается Нино, — наклонилась она с грустью к сыну, — то чувствую — между вами что-то произошло. Но если это правда и виновником вашей размолвки является Миха, то почему же он приехал с тобой?
— Ничего особенного между мной и Нино не произошло, — ответил Корнелий, стараясь проявить полнейшее спокойствие в неприятном разговоре, которым донимала его мать.
В это время на балконе появился Миха. Он почтительно поздоровался с хозяйкой дома. Тереза приветливо пожелала ему доброго утра и сейчас же шепнула сыну:
— Подойди к нему. Раз пригласил человека, надо быть гостеприимным…
Стол накрыли на балконе. К чаю подали молоко, варенье и свежие хачапури.
Вскоре появился Иона. Еще до восхода солнца он ушел в поле, успел после работы поспать, переодеться и по приглашению Терезы явился к утреннему чаю. Его радовал приезд молодых людей, с которыми можно будет вдоволь наговориться.
Тереза угощала и гостя и сына, степенно беседуя с Миха на русском языке, которым владела в совершенстве. Но тема их беседы показалась Ионе неувлекательной, малоинтересной, он любил горячие литературные и философские споры.
С балкона открывался великолепный вид на Рионскую долину. На юге — Зекарский перевал, гора Шубани, на
