– Зови.
В шатре появился невысокий воин. Как говорится, в самом соку, лет сорока. Вождь жадно уставился на вошедшего и сразу понял, что старый друг прав. Да, это его пропавший без вести сын. Но как он изменился... Взгляд серых глаз настолько спокоен, что даже шаман поежился – так смотрят только люди, ощущающие за своей спиной немалую силу. Никаких украшений и вышивок на одежде, прямо как безродный какой‑то. За спиной рукояти двух мечей, в которых вождь с немалым изумлением узнал знаменитые имперские картаги. Значит, его сын – горный мастер Элиана?!
– Здоровья вам и богатых пастбищ вашим стадам, уважаемый отец! – низко поклонился Степной Ветер.
– Рад видеть тебя в добром здравии, сын мой, – встал Ураган. – Где же ты пропадал целых восемнадцать лет?
– Во время того боя мне трижды спас жизнь один человек... – вздохнул тот. – Вы сами знаете, что это значит.
– Знаю... – помрачнел вождь. – С того момента твоя жизнь принадлежала ему. Теперь я понимаю, почему тебя не нашли. И кто же этот человек?
– Горный мастер империи. Он взял меня в ученики. Я не мог отказать спасителю ни в чем...
Ураган устало опустился на кошму, закусив губу и сжав кулаки. Испокон веков в степи было так – если кто‑нибудь спасал другому жизнь, жизнь спасенного принадлежала ему. Навсегда. Или пока спасенный не возвращал долг той же монетой. Да, его сын и не мог поступить иначе, не мог не последовать за этим горным мастером, куда бы тот ни пошел. А поскольку он к тому же взял Степного Ветра в ученики, долг парня вырос вдвое. И этот долг деньгами или стадами не вернешь.
– Учитель умер у меня в руках сразу по получении мною черного шнурка, я не сумел спасти ему жизнь, самого тогда тяжело ранили, – снова заговорил Степной Ветер. – Думал, погибну. Да и не только я, нас там семь кровных братьев было. Перед смертью решили побрататься. Но нас спасли. Лично император. С тех пор моя верность принадлежит ему.
– Иначе и быть не могло... – тяжело вздохнул вождь. – Я тебя понимаю, сын. Я бы на твоем месте поступил так же.
– Да и узнал я столько, что в степи уже жить не смог бы... – грустно улыбнулся Степной Ветер. – Как бы это объяснить... Представьте себе молодого воина после победы в бою, которого маленькие дети зовут вернуться к ним – лепить пироги из грязи. Думаете, он пойдет?
– Нет, конечно, – усмехнулся Ураган. – Значит, наша жизнь для тебя – игры маленьких детей?
– Увы, отец. Игры жестоких детей. Вы не представляете себе братства, царящего среди горных мастеров. Да и их боевого мастерства – тоже.
– И чего же ты достиг, сын?
– Стал невидимкой, – позволил себе улыбку Степной Ветер. – Способен перерезать всех в этом лагере в одиночку, они даже не поймут, что происходит.
– Невидимкой? – изумленно вздернулись брови вождя, он переглянулся с шаманом. О невидимках слышали даже степняки, эти страшные воины и в самом деле были способны на многое.
Степной Ветер вытянул вперед руку. На его ладони на мгновение возник прозрачный, почти невидимый шнурок, и тут же исчез.
– Сейчас я прибыл к вам, отец, как посол.
– Чей посол?
– А как вы думаете? – приподнялись брови Степного Ветра. – Только от того, кому принадлежит моя верность.
– Император... – помрачнел вождь. – Но ты говорил, что тебя спас прежний император, нынешний не правит и месяца. Почему же ты сохраняешь ему верность?
– Нынешний спас не только меня, но и вас всех, – в голосе горного мастера появилась горечь. – Я вижу здесь шамана. Шаман должен знать, что такое Пожиратель.
– Ты знаешь, Белый Бык? – повернулся к тому Ураган.
– Знаю, мой вождь, – поклонился шаман. – Если бы в нашем мире появился Пожиратель, погибли бы все. И мы, и элианцы, и железнолобые.
– Во время попытки убийства императора маги Нартагаля открыли Черный Портал, откуда вырвался Пожиратель, – снова заговорил Степной Ветер. – Странно, что шаман не ощутил этого.
– Так это был Пожиратель?! – ахнул Белый Бык, его глаза стали круглыми. – Я почувствовал надвигающуюся смерть, холод, пустоту, а потом потерял сознание. Когда пришел в себя, все уже было в порядке...
– Да, это был он, – кивнул горный мастер. – Прежний император ценой собственной жизни задержал его. А нынешний вместе с четырьмя друзьями загнал Пожирателя обратно и уничтожил Черный Портал, перекрыв подобным тварям дорогу в наш мир. Так что мы все обязаны этим пятерым жизнью.
– Если это правда, верность народа Степи принадлежит им, пока хоть один из них жив! – встал побледневший вождь. – Но я не верю.
– Доказательства будут представлены, – усмехнулся Степной Ветер. – Позже. Сейчас я хотел бы перейти к тому, с чем послан.
– Слушаю.
– Мой император сообщает народу степей, что нами заключен союз с эльфами Заколдованного Леса. Войска эльфов, верные союзническому долгу, готовы выступить в поход. Сила народа Степи велика, но противостоящие вам не слабее, и добычи не будет. К чему тогда воевать? Мы предлагаем народу Степи мир. И дружбу.
– Пока нам о лесных мороках ничего не известно, – нахмурился вождь. – А мир и дружба? Это непростой вопрос, быстро не решается.
– Думаю, гонцы с сообщением об эльфах уже в пути, – усмехнулся Степной Ветер. – Я могу подождать их прибытия.
– Хорошо, так и поступим, – согласился Ураган. – Вечером я хотел бы встретиться с тобой наедине, сын. Нам есть о чем поговорить. Да и той[20] в честь твоего прибытия надо бы созвать.
– Конечно, отец, – поклонился горный мастер. – Буду рад.
Он с легкой грустью смотрел на вождя, понимая, что пути назад для него нет, давным‑давно нет. Слишком многое он знает и умеет. Да и еще одно обстоятельство было. Он – эльдар. И этим сказано все.
8. Един в пяти лицах
– Рыжий, да что с тобой такое происходит? – Лек подозрительно смотрел на уставившегося в стену императора.
– Ничего... – Санти поднял на него наполненные тоской глаза.
– Брешешь! – отрезал горец и решительно уселся напротив. – Рассказывай!
– Оно тебе надо?
– Надо. Ты забыл, что мы – Пятеро? И что нам еще немало вместе пройти предстоит? Мы же тебя, балда, чувствуем, как себя самих! Молчали, думая, что ты сам отойдешь, да только дорхот там. Ты же на себя не похож! Потому хватит! Давай, говори.
Растерянно почесав затылок, Санти понял, что Лек, вообще‑то говоря, прав. Он и думать забыл об эмпатии, распространяющейся только на них самих, которой наградил их Радужный Дракон. Нет, при желании каждый из Пятерых мог легко считать чувства других людей, но только между ними самими эмпатическая связь была постоянной. Давно привыкнув, что краем сознания ощущает побратимов, Санти вскоре перестал обращать на это внимание. Но ведь они тоже ощущали его! А значит – были в курсе его отчаяния, метаний и всего прочего. Единый Создатель!
– Я скоро чокнусь, наставник... – уныло сказал он.
– С какой это стати? – изумился Лек.
– Грязные вещи делаю... – скривился Санти, яростно наматывая непокорный рыжий вихор на палец. – Подонком себя чувствую. Меня как надвое разрезали. Понимаю, что по‑другому нельзя, но...
– Что еще за «но»?
– Почти каждый мой поступок, как императора, можно назвать подлостью. И ты, и Маран учили нас совсем другому!
– Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду... – нахмурился Лек. – Поясни.
– Что здесь пояснять? – скривился сгорбившийся Санти. – Взять хоть нартагальского принца. Умирает ребенок, спасти которого – раз плюнуть. А я жду его смерти с нетерпением, мне его смерть нужна, чтобы возвести на престол Эхе. Это ли не подлость?
– Подлость... – вздохнул Лек. – С житейской точки зрения. Но не с точки зрения императора. Если принц останется жить, продолжится война, и погибнут тысячи других детей. Так не большей ли подлостью будет вылечить его?
– Умом‑то я все это понимаю... Умом, а душа болит. И противен сам себе. А как я заставил Эхе согласиться стать королем? Мерзость какая!
– Он сам мечтал изменить порядки в своей стране, – примиряюще произнес Лек. – Ты дал ему такую возможность.
– Я его в грязь окунул! – сжал кулаки император. – В такую же, в какой сам! Я не могу так больше, Лек... Я же человек, а не сволочь... Да за что же мне все это?!
Санти вцепился в свои волосы и принялся раскачиваться, из его глаз текли слезы, беднягу трясло. Горец смотрел на эту неприглядную картину, закусив губу, и напряженно размышлял. Дело‑то серьезное, парень на грани срыва. А что будет, если император с его нечеловеческой силой сорвется? А ничего хорошего – такого наворотит, что не дай Единый. Он прекрасно понимал бывшего ученика и его сомнения, сам не раз испытывал подобные, но сумел понять, что ради жизни и счастья других людей, которые на него надеются, можно сделать многое. Даже то, что на первый взгляд кажется подлостью. Вопрос в мотиве поступка.
Однако нужно что‑то предпринимать, император совсем плох. Только вот сам Лек вряд ли сумеет переубедить рыжего обормота. Особенно, когда тот в таком отчаянии. Беда еще, что он сам тоже сомневался, порой ему было тошно ничуть не меньше, чем Санти. Слишком многое из того, что считал прежде бесчестным, пришлось совершить горцу с момента, как он стал эльдаром. Но ведь цель благая... На память тут же пришли слова Марана: «Никогда еще цель не оправдывала негодных средств...» Лек окончательно растерялся.
