Потом этот вопрос эхом отозвался в его мозгу, но уже по другой причине. Почему бы и нет?
КНИГА СЕДЬМАЯ
Празднество Геддероны
С Фандри — Зимней волчицы — сдирают шкуру, и ритуал этот знаменует утро праздника Геддероны. Жрицы богини несутся по улицам, размахивая лоскутами волчьих шкур. Ветер играет разноцветными флагами. Утренний воздух напоен запахами городского рынка и гудит от сотен голосов тамошней пестрой толпы. Горожане торопятся обзавестись масками; отбросив заботы, они беспечно веселятся, и веселье их длится весь день, до глубокой ночи. Богиня Весны рождается вновь. И остальные боги, затаив дыхание, взирают на это чудо.
Лики Даруджистана. Джемр-маскарадник (р. 1101)
ГЛАВА 20
И будто бы кровь еетекла ледяной рекоюв наш мир, рождая драконов;и эта река судьбысветом тьму наполняла и тьмою гасила свет…Смотрели в нее глаза — холодные, ледяные,глаза порождений хаоса.
Дети Таматы. Геборий
«Нет, тут без магии не обошлось», — думал Муриллио.
Чем еще объяснить подозрительно быстрое исцеление раны на груди Раллика? Неужели и впрямь порошок Барука, который ассасин несколько раз порывался выкинуть, спас ему жизнь? Однако потерю крови магией не восполнишь. Раллику нужно время, чтобы оправиться после поединка с Оцелотом. А вот времени-то у них как раз и нет. Раллик хорохорится. Но сумеет ли он выйти победителем из поединка с Турбаном Орром?
Пытаясь ответить себе, Муриллио теребил эфес шпаги. Он шел по пустой улице. Над шарами газовых фонарей висел предутренний туман. До рассвета оставалось не более двух часов. По даруджистанскому обычаю празднование Нового года начиналось с первыми лучами солнца, длилось весь день и заканчивалось поздно ночью.
На молчаливых улицах Даруджистана умирал старый год. Муриллио казалось, что он единственный из живущих, кто видит этот стык двух годов. Рядом — только призраки, и они вот-вот сгинут вместе с годом Пяти Клыков. Новый год будет называться годом Лунных Слез. Какие странные названия. Все они начертаны на громадном каменном колесе, что находится в Зале Величия. А колесо олицетворяет собой Великий круговорот Жизни.
В детстве Муриллио считал это колесо волшебным. Еще бы: каменная махина вращалась едва заметно, но всегда точно показывала наступление нового года. За окнами могло светить солнце или лить дождь — каменный диск не зависел от прихотей погоды. Потом Муриллио подрос и узнал от Мамота, что каменное колесо — всего-навсего механизм. Более тысячи лет назад его подарил Даруджистану человек по имени Икарий. Мамот считал, будто в жилах Икария текла и джагатская кровь. Летописи сообщали, что даритель ехал на джагатском коне, а рядом шел кочевник из расы треллей. Тогда же Мамот рассказал Муриллио, что джагаты умели строить диковинные вещи, секрет которых люди так и не разгадали.
Если верить магам, название каждого года имело определенный смысл, равно как и их чередование. Соседство года Пяти Клыков с годом Лунных Слез то лее о чем-то говорило. Клыки вепря Тенрока — одного из Властителей — носили свои названия: Ненависть, Любовь, Смех, Война и Слезы. Странное совпадение: год уходящий и год наступающий были наполнены слезами. Подумав об этом, Муриллио усмехнулся и пожал плечами. К разного рода предсказаниям он относился скептически. Ну как мог кто-то (джагат он или нет — какая разница?) тысячу лет назад предсказать совпадение двух годов в соседних циклах?
Муриллио попробовал думать о другом, однако мысли снова вернулись к древнему пророчеству. Взять хотя бы Дитя Луны. Вряд ли появление базальтовой крепости над городом — простое совпадение. Муриллио знал, какое возбуждение это вызвало среди даруджистанских мудрецов, особенно тех, кто был близок к сановникам. И куда только подевались их снисходительные улыбки и покровительственный тон?
Завернув за угол, Муриллио налетел на невысокого толстого человека в красном сюртуке. Оба пробормотали проклятия. Человек выронил три большие коробки. Падая, они раскрылись, и оттуда на камни мостовой высыпалось их содержимое.
— Да это ты, Муриллио? Вот уж кого не ожидал встретить Крюпп. Что привело тебя сюда в столь ранний час, когда даже крысы предпочитают сидеть в своих норах? Друг мой, неужели и впрямь случилось нечто серьезное?
Муриллио разглядывал содержимое коробок.
— Что это у тебя, Крюпп?
Крюпп склонился над тремя искусно сделанными масками и наморщил лоб, будто видел их впервые.
— Что же еще может быть у Крюппа, кроме подарков, дорогой Муриллио? И предназначаются они для тебя и Раллика Нома.
Толстяк обворожительно улыбнулся.
— Празднество в доме госпожи Симталь диктует свои требования к маскам. Они должны быть необычайно искусными и не менее искусно сочетать в себе внешнюю невинность с иронической подоплекой. Как ты оценишь вкус Крюппа? Достаточно ли хорошего ремесленника я нашел? Или ты боишься, надев свою маску, вызвать недоуменные взгляды гостей?
— На этот раз ты меня не усыпишь сладкозвучными речами, — сердито ответил ему Муриллио. — И почему у тебя три маски вместо двух?
— Ты совершенно прав, дорогой Муриллио, — ответил Крюпп, нагибаясь за одной из масок.
Он смахнул уличную пыль с нарисованного розовощекого личика.
— Эта маска предназначена для Крюппа. Не правда ли, она говорит о моей незаурядной фантазии?
Муриллио сощурился. Его лицо являло собой полную противоположность улыбающейся маски, которую вертел в руках Крюпп.
— Ты же не собирался идти на празднество!
— Должно быть, любезный друг, ты меня не понял, или же Крюпп недостаточно ясно выразился. Как же я могу не пойти? Думаешь, госпожа Симталь соизволит выйти к гостям, если среди них не будет ее давнишнего знакомого Крюппа Первого? Да она же сгорит со стыда!
— Что ты городишь? Ты ведь даже не знаком с Симталь!
— Твое замечание, дорогой Муриллио, неуместно и, главное, неверно. Крюпп много лет знал о существовании госпожи Симталь. Уверен, и она тоже знала о существовании Крюппа. Такой род знакомства имеет свои несомненные преимущества, ибо он девственно чист. К сожалению, у меня нет времени более подробно объяснить тебе это, дорогой Муриллио. Но чтобы развеять твои беспочвенные подозрения и положить конец нашему ненужному и даже вредному спору, прошу тебя взглянуть на…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
