оголенный участок между Семеновским и Большим редутом.
Столь важный участок, который русские постоянно старались закрыть от нас, где Раевский потерял почти всех своих людей и где пала половина людей принца Вюртембергского, был готов вновь открыться. Фортуна снова предоставляла французам шанс: передвинув в этот пункт всю Императорскую гвардию, можно было наверняка прорваться в недра русской армии.
Ней и Мюрат во второй раз послали предложить этот маневр Наполеону. Тот счел, что сражение достигло стадии зрелости, и принял предложение. Приказав дивизии Клапареда и Молодой гвардии выдвигаться, он покинул Шевардино и лично возглавил их. Но внезапно на левом фланге, за Колочей, возникла ужасающая сумятица. Взглянув в ту сторону, можно было увидеть разбегавшихся маркитантов и смешавшиеся обозы, слышались отчаянные крики, словом, налицо были все признаки беспорядочного бегства. Наполеон тотчас остановил гвардию и галопом ринулся узнавать, что происходит. Оказалось, с разрешения Кутузова кавалерия Платова и Уварова перешла Колочу на нашем обнажившемся левом фланге: Платов ринулся на обозы, Уваров – на дивизию Дельзона. Доблестная дивизия, покорившая утром Бородино, пребывала в ожидании, когда от ее преданности потребуют новых дел. Не имея возможности предугадать ход событий, Наполеон не захотел лишаться резерва. Он послал Нею и Мюрату все остатки гвардейской кавалерии, выдвинул вперед дивизию Клапареда, готовую направиться либо направо к Семеновскому, либо налево к Бородино, а сам остался во главе гвардейской пехоты, ожидая того, что произойдет на левом берегу Колочи, куда только что прибыл принц Евгений.
Вице-король, как только услышал о внезапном вторжении, покинул центр и, перейдя на левый берег Колочи, во весь опор помчался в Бородино. Но его полки уже встали в каре и с твердостью ожидали неприятеля. При виде многочисленных русских эскадронов, легкая кавалерия генерала д’Орнано, слишком слабая, чтобы противостоять восьми полкам регулярной кавалерии Уварова, в порядке отступила к пехоте. Находившиеся на берегу Колочи хорваты, которым русская кавалерия своим рискованным движением подставила фланг, поприветствовали ее плотным огнем. Тогда кавалерия ринулась на 84-й линейный, но тот встал в каре, и русские понесли бессмысленные потери от его огня, не отважившись бросить вызов штыкам. Остальные всадники вихрем кружились вокруг 8-го легкого и 92-го и после нескольких атак удалились, отчаявшись добиться хоть какого-нибудь результата.
Каким бы бесплодным ни было это нападение, оно отняло более часа, прервало движение гвардии и позволило Кутузову, который уяснял обстановку медленно, но наконец, уяснил, подвести в центр корпус Остермана, бесполезно оставленный на правом фланге. Он даже привел в движение всю Императорскую гвардию, чтобы закрыть столь беспокоящий прорыв в Семеновском. Ней и Мюрат увидели, как прорыв закрылся снова, и в досаде не пощадили отсутствовавшего Наполеона, занятого в другом месте неведомыми им заботами.
Так случай был снова упущен, на этот раз в результате одного из тех неожиданных происшествий, которые с основанием называют милостями или немилостями фортуны.
Наполеон, посылавший к Мюрату и Нею маршала Бессьера и от него узнавший, что центр русских снова усилился и планы Нея и Мюрата уже неосуществимы, приказал принцу Евгению сделать то, что показалось ему в ту минуту способным привести к окончанию борьбы, то есть захватить Большой редут в центре: он не без основания полагал, что если лишить русскую линию опорного пункта, ее можно будет в конце концов тем или иным образом прорвать. Мюрат имел под рукой огромное количество артиллерии: артиллерию пехотных дивизий, артиллерию кавалерии и, кроме того, резервные батареи гвардии. Наполеон передал ему приказ обстреливать картечью приближавшиеся мощные колонны и приготовиться бросить на них в решающий момент всю кавалерию, ибо скоро возьмут приступом Большой редут.
Решающая минута, наконец, приблизилась. Мюрат поставил на своем левом фланге у Семеновского оврага, на краю которого продолжала твердо держаться дивизия Фриана, всю массу артиллерии, которой располагал, а за артиллерией стали корпуса Монбрена, Латур-Мобура и Груши, ожидавшие приказа перейти через овраг и атаковать линии русской пехоты. С другой стороны Евгений, сосредоточив справа от Большого редута дивизии Морана и Гюдена, подвел к левому флангу редута дивизию Бруссье, совсем свежую и сгоравшую от нетерпения проявить себя. Дивизия Бруссье засела в овраге и готовилась по первому сигналу броситься на парапеты атакуемого укрепления. Было около трех часов полудни. Чудовищная бойня продолжалась уже девять часов.
Артиллерия Мюрата и Нея изрыгала огонь двухсот пушечных орудий на центр русских. Весь корпус Дохтурова отправили за редут, и хотя он сильно страдал, но корпус Остермана, помещенный без прикрытия между редутом и Семеновским, страдал сильнее. На таком малом расстоянии, в ширину оврага, видно было, как люди сотнями падают в корпусах Дохтурова и Остермана, равно как и в русской гвардии, развернутой сзади и принимавшей на себя удары, пощадившие первые линии. Мюрат и Ней, исполненные радости при виде того, какое действие производят их пушки, удваивали огонь.
Сочтя неприятельскую линию достаточно поколебленной, Мюрат решился, наконец, возобновить атаку кавалерии, которая так хорошо удалась утром Латур-Мобуру. Сначала он выдвинул 2-й кавалерийский корпус, во главе которого Монбрена сменил генерал Коленкур, брат герцога Виченцы. Мюрат приказал корпусу Латур-Мобура поддержать 2-й корпус, а корпусу Груши – приготовиться поддержать и тот и другой. Что до кавалерии Нансути, мы уже говорили, что она находилась справа от Нея. По условленному сигналу Коленкур перешел через овраг, дебушировал за него с 5-м, 8-м и 10-м кирасирскими и обрушился на всех, кого встретил на пути. Генерал Дефранс с двумя полками карабинеров последовал за ним. В мгновение ока промежуток был пройден;
остатки корпуса Раевского, еще стоявшие в этом месте, оказались прорваны, кавалерия Корфа и барона Крейца опрокинута, и масса всадников во весь опор обошла Большой редут. Генерал Коленкур во главе 5-го кирасирского, обнаружив позади себя пехоту Лихачева, атаковал ее резким движением влево и порубил саблями. К сожалению, он упал, сраженный насмерть. Пехота Морана и Гюдена, помещенная справа от Большого редута, завидев за ним сверкавшие шлемы французских кирасиров, разразилась криками радости и восхищения. Евгений, находившийся слева, возглавил 9-й линейный, взобрался во весь дух на пригорок, и затем, воспользовавшись сумятицей боя и густым дымом, перебрался через парапеты редута как раз в ту минуту, когда 5-й кирасирский рубил саблями пехотинцев дивизии Лихачева. Три батальона 9-го ринулись в штыковую атаку на солдат Лихачева, некоторых захватили и многих убили, отомстив за утренние невзгоды 30-го линейного. Они даже хотели расплатиться жизнью генерала Лихачева за жизнь генерала Бонами, но при виде почтенного старца пощадили его и отослали к императору. Встав в боевые порядки с обратной стороны редута, батальоны стали наблюдать за жестоким кавалерийским боем, завязавшимся между русской конной гвардией и французскими кирасирами.
В самом деле,
