«На другой же день на рассвете мы снялись и к 9 часам утра стояли уже на якоре на Большом Кронштадтском рейде. Как только мы прошли входные бочки, к борту подошел катер Штаба Порта с адъютантом штаба, который, войдя на палубу, поздравил с приходом и сообщил, что Великий Князь вчера уехал за границу, а Главный Командир сейчас в Петербурге у Государя, и неизвестно, когда вернется. Поэтому было условлено, что крейсер будет ожидать посещения Главного Командира вплоть до сигнала на мачте Штаба Порта с разрешением иметь сообщение с берегом, что будет означать о невозможности Главному Командиру посетить крейсер в этот же день.
Благодаря этому по постановке на якорь крейсер спустил только паровой катер, на котором командир в полной парадной форме поехал на берег для явки по начальству, а мы все остались на крейсере в ожидании возможного смотра.
Около 5 часов вечера после бесплодного и нудного ожидания, когда у большинства офицеров на берегу были семьи, ожидавшие их по три и больше года, с вахты прислали сообщить радостную весть, что поднят сигнал с разрешением иметь сообщение с берегом, то есть, что означало, что смотр откладывается на другой день.
Немедленно было приказано снять парадную форму, а матросам первосрочное обмундирование, затем спустить второй паровой катер, на котором все свободные офицеры отправились на берег. В том числе был и я. Подходя к воротам гавани, мы встретили наш же катер с командиром (каперангом Небогатовым. — Б.Г.), который по свойственной ему вежливости на наше отдание чести отвернул голову в другую сторону.
Идя дальше, мы встретили катер с Главным Командиром Генерал-Адъютан-том Кознаковым и двумя дамами, направляющимися, по-видимому, на рейд. Это заставило нас остановиться и обсудить вопрос, что делать, но, приняв во внимание, что командир прошел мимо, ничего нам не передав, а Главный Командир идет с дамами, было решено, что последний просто делает частную поездку по рейду, где в это время собралось несколько кораблей из заграничного плавания. Таким образом, решили идти дальше и сойти на берег.
На другое утро мы узнали, что, рассуждая логично, мы оказались неправыми и что Главный Командир сделал смотр крейсеру, оставшись крайне недовольным отсутствием офицеров.
Командир наш, вместо того чтобы правдиво изложить начальнику, почему это произошло, взвалил всю вину на гг. офицеров, заявив, что большинство уехало самовольно.
Кроме того, оказалось, что подход катера Главного Командира не был своевременно замечен вахтой, почему чуть-чуть не спустили на него баркас, а заметив ошибку, растерялись и бросили баркас в воду с большой высоты, почему переломалась стрела и чуть не убила гребца на баркасе. Главному Командиру пришлось самому первому подать помощь раненому.
Дамы на катере Главного Командира оказались женами наших офицеров, которые стояли на пристани в ожидании съезда мужей. Главный Командир, увидя их, предложил им проехаться с ним и раньше увидеть мужей своих, на что они, конечно, с радостью согласились. А мужья их шли на нашем катере и прошли мимо своих жен, не узнав их после трехлетней разлуки. Так встретила наша главная база корабль, проплававший около 7 лет за границей».
Боевая стрельба «Адмирала Нахимова»
«Начался ряд смотров всевозможных начальствующих лиц перед окончательным смотром особо назначенной комиссии, производящей смотр по особой установленной программе.
С этой целью наш крейсер и еще три корабля, тоже возвратившиеся из заграничного плавания, перешли в Биоркэ-Зунд, имея на своем борту комиссию. На переходе от Кронштадта до Биоркэ был произведен ряд учений одновременно на всех кораблях, как, например, спуск шлюпки для спасения упавшего за борт человека и т.п.
На якоре в Биоркэ всем кораблям то всей комиссией, то отдельными ее членами делался самый точный экзамен по всем отраслям. Закончился смотр боевой стрельбой в открытом море по плавающему щиту.
Здесь наш крейсер отличился особенно, расстреляв три щита, которые адмирал не приказал даже подымать, настолько они были избиты…
После бессчетных смотров Высочайший смотр показался самым легким, а Государь и Императрица были, как всегда, бесконечно милостивы и ласковы, благодаря личный состав за службу и долгое заграничное плавание…»
Под начальством достойных командиров
«Совершенно неожиданно для себя я получил срочное предписание Штаба Порта выехать в г. Либаву для явки на учебное судно отряда Морского Кадетского Корпуса “Князь Пожарский”, на котором я когда-то сам плавал кадетом. Пришлось немедленно выехать в Либаву, где я и явился к своему новому месту службы.
Учебное судно “Князь Пожарский” когда-то было грозным бронированным крейсером, вооруженным 8-ю орудиями восьмидюймового калибра и 2-мя — шестидюймового. Теперь же орудия были сняты, судно давно не ремонтировано и плавало только 3 месяца в году специально для практики кадет Морского Корпуса. Оказалось, что судно задержалось в Либаве специально ради меня, так как настолько был велик некомплект в офицерах, что затруднительно было плавать. Немедленно после моей явки мы снялись и вышли в море, направляясь в Финский залив.
Как ни был стар корабль, не имеющий даже электрического освещения, как ни было скучно плавание с кадетами после кругосветного плавания на одном из лучших судов русского флота, все же я почувствовал себя снова в нормальной морской обстановке, в товарищеской среде морских офицеров и под начальством достойных командиров, что и побудило меня переменить мое решение о выходе из морской службы»{331}.
Что следует из изложенного
Из изложенных в приведенном отрывке фактов следует несколько любопытных выводов:
1. Контр-адмирал Небогатов и капитан 1-го ранга Добротворский были знакомы по службе, и весьма.
2. Оба они были шкурниками, использующими служебное положение в личных целях. Люди такого типа — по опыту это знает каждый — бывают весьма ненадежны в острых ситуациях, отличаясь повышенной заботой о той самой своей шкуре. Любой ценой и под любым предлогом.
3. Будущий контр-адмирал Небогатов был хам по натуре и подлец, готовый подставить своих офицеров за свою собственную вину. Явление весьма нетипичное для Русского Императорского Флота, где, как правило, бывало с точностью до наоборот. Своих не сдавали. Вспомним, к примеру, кругосветное плавание крейсера «Африка» и его командира капитан-лейтенанта Е.И. Алексеева[368].
4. Небогатов был превосходный артиллерист. Щиты после его стрельб можно было не проверять. Классный специалист! В скобках заметим, что всеми источниками как прекрасный специалистом характеризуется и Добротворский.
Свидетельство капитана 1-го ранга Кетлинского
О том, что Небогатов был выдающимся артиллеристом, свидетельствует участник русско-японской войны Казимир Филиппович Кетлинский: «…насколько я знаю и помню, в первый раз управление огнем в современном смысле (не как “залповая стрельба по индикатору”) была проведена на крейсере “Адмирал Нахимов” в 1895–1897 гг. старшим артиллеристом крейсера лейтенантом A.M. Герасимовым.
Вернувшись из-за границы, крейсер произвел блестящую стрельбу, произведшую фурор. В это время нигде за границей не было еще управляемой централизованной стрельбы»{332}.
Видимые несоответствия
В рамках проводимого нами военно-исторического расследования обстоятельств Цусимского боя, его предъистории и последствий мы обнаруживаем некоторые несоответствия с приведенными выше фактами и выводами из них.
Во-первых, контр-адмирал Небогатов характеризуется почти всеми участниками его действительно беспримерного по скорости перехода от Либавы к берегам Аннама[369] как удивительно заботливый отец-командир, что в принципе не вписывается в приведенные выше кронштадтский и иные эпизоды. В этом возрасте люди меняются лишь в худшую сторону, если внезапно не обращаются ко Христу. Но обратившиеся не предают Престол и Отечество.
Из поведения контр-адмирала Небогатова во время перехода на соединение со 2-й эскадрой следует еще один безусловный вывод, который в качестве гипотезы был уже приведен выше. Играя роль отца-командира, Небогатов выполнял предписание, ослушаться которого не мог. Это было необходимо для достижения психологической правды во время судебного разбирательства. Для правдоподобного озвучивания версии, что он сдал остатки эскадры жалея людей.
