говорила она, поэтому Джеку следовало просто отметить галочкой, что ему нужно, а не пускаться в разъяснения.
Джек возражал – нужно было точно указать, как именно сварить яйцо, а понять слова «только обезжиренный йогурт» может любой.
– Наверное, это Харви Вайнштейн, – сказал Джек Мими и только после этого взял трубку. – Да?
– Это ваша мать, мистер Радужный, – сказал портье.
В фильме у Радужного Билли нет матери, но Джек сказал:
– Давайте.
Где она сейчас, подумал Джек. По словам Мими, он так еще и не проснулся в этот момент.
Недавно проходила какая-то тату-конференция в Санта-Розе. Когда же мама заезжала к нему в Лос-Анджелес, перед ней или на обратном пути? Нет, все-таки на пути оттуда, потому что все уши прожужжала ему, что там да как было на конференции.
Кажется, она жила в отеле «Фламинго», не то «Розовый фламинго». Вроде бы там играли какие-то блюзмены, «Пьяные петухи» или что-то в этом роде. Мама перечислила всех участников и описала все, что они пили, ели и делали.
По словам мамы, конференция больше походила на трехдневную беспробудную пьянку, татуировщики вообще бухали, как несовершеннолетние. Алиса едва лыко вязала на пути из Санта-Розы домой. Как Джек мог забыть про историю с Капитаном Доном и его шпагоглотательскими номерами? А еще была Сьюзи Мин, акробатка, тоже что-то представляла. Так, значит, мама звонит не из Санта-Розы.
А, из Парижа – вот почему она так рано звонит. В Париже-то середина дня, наверное, Алиса что-то напутала с разницей в часовых поясах. Но вроде она и из Парижа уже вернулась?
Да-да, вернулась. Она сказала ему, что встречалась с дядей Паули и Малышом Винни Майерсом и какими-то еще татуировщиками; в Париже была не конференция, а рабочая встреча по подготовке Международного фестиваля татуировок в столице Франции. Все это придумал Тин-Тин, лучший татуировщик Парижа, по словам Алисы. Там был Стефан Шодсег из Авиньона, Филипп Ле из Лозанны и, наверное, даже Роонуи с острова Муреа, что во Французской Полинезии.
Все они жили в отеле, расположенном в квартале красных фонарей, близ «Мулен Руж». Один из вечеров был отдан специалистам по пирсингу – они поднимали различные предметы домашнего обихода с помощью железяк, продетых в их губы, соски, пенисы и так далее.
Но все это было много недель, а то и месяцев назад! Мама явно звонит из Торонто, и там такая же несусветная рань, как и в Нью-Йорке.
– Джеки, какой ужас, какой ужас! – зарыдала мама в трубку.
– Мам, ты где, в Торонто?
– Разумеется, я в Торонто, – несколько возмущенным тоном ответила Алиса. – Джеки, какой ужас!
Наверное, валяется пьяная у себя в салоне, проснулась с дикого похмелья посреди иголок, подумал Джек. Видимо, умер какой-то из ее коллег-татуировщиков, кто-то из стариков-моряков. Матросик Джерри, может быть, или ее друг по Галифаксу Чарли Сноу.
– Я просто слов не нахожу, мне так больно тебе это говорить, милый! – рыдала Алиса.
– Мама, черт побери, скажи наконец, что случилось! – оборвал ее Джек; наверное, ее наконец-то бросила Лесли Оустлер ради другой женщины.
– Эмма, Джеки… Ее больше нет, понимаешь, больше нет!
– Что значит «больше нет»?
Это был инстинктивный ответ – телефон вмиг стал как ледяной. Джек словно увидел блестящую поверхность Тихого океана, как его видишь впервые, повернув с бульвара Сансет на Чотокву, – перед тобой несущиеся (ночью) или стоящие (днем) автомобили на Тихоокеанском шоссе, лента из бетона и асфальта, а за ней – безбрежная голубизна.
– Что случилось? – спросил Джек.
Он не заметил, что сел на кровати, задрожал и Мими Ледерер обняла его сзади, как свою виолончель, и руками и ногами.
– Лесли уже уехала в аэропорт, – продолжила Алиса, словно не расслышав вопроса Джека, – мне надо было бы поехать с ней, но ты же знаешь Лесли, она даже слезинки не проронила!
– Мама, что случилось с Эммой?
– Боже мой, только не Эмма! – закричала Мими; она обнимала его, словно саван, целовала в шею.
– Джек, ты не один!
– Разумеется, я не один! Что случилось с Эммой, мам?
– Кажется, тебе следовало сегодня быть с ней, Джек.
– Мам!..
– Эмма танцевала, – сказала Алиса, – познакомилась на танцах с каким-то мальчишкой, Лесли сказала мне название этого заведения, боже мой, ужас, что-то кокосовое…
– Не важно, мам, что дальше?
– Она привезла мальчишку домой.
Раз Эмма довезла мальчишку до дому, то, значит, она умерла не во время танцев.
– От чего она умерла, мам?
– О, это так ужасно! Говорят, инфаркт, но она же такая молодая!
– Кто говорит?
– Полиция, это они позвонили нам. Джек, как у нее мог быть инфаркт?
Как? Да запросто, подумал Джек, даже в ее возрасте, – ведь сколько она ела, пила, и дергала штанги, и таскала себе детишек с танцев! Но наркотиков не употребляла. Мальчишек в последнее время было больше, чем обычно, – Эмма согласилась с Джеком, что они безопаснее, чем бодибилдеры.
– Надо будет делать вскрытие, – сказал он.
– Зачем, если был инфаркт?
– Мам, вообще-то, в тридцать девять лет инфаркты у женщин случаются не часто.
– Мальчик… он был несовершеннолетний, – прошептала Алиса. – Полиция отказывается называть его имя.
– Да плевать, как его зовут, – сказал Джек.
Да она и водила к себе только несовершеннолетних, на вид по крайней мере. О-го-го, Эмма умерла, трахаясь с несовершеннолетним, снятым на танцах!
Джек подумал, что сам мальчишка тоже получил хорошенькую психологическую травму. Разумеется, Эмма приказала ему не двигаться и лечь на спину, а сама села на него верхом. Наверное, он дернулся. Если у мальчишки это было в первый раз, если Эмма сняла его только потому, что он небольшого роста, то каково это – лежать
