И это так. Тамошнее племя дожило до беды. Увы, это так, до беды. Лаурелиндоренан линделориндор малинорнелион орнемалин, — пробормотал он сам себе. — Я полагаю, они постепенно выпадают из этого мира. Ни этот край, ни что-либо ещё за пределами Золотого Леса уже не таково, каким было, когда Келеборн был молод. Однако: "Таурелиломёа-тумболиморна Тумбалетаурёа Ломёанор", — вот что они обычно говорили. Всё меняется, но есть неизменная истина.
— О чём вы? — спросил Пин. — Какая истина?
— Деревья и энты, — ответил Древобород. — Я сам не понимаю всего, что происходит, поэтому я не могу объяснить этого вам. Некоторые из нас пока ещё остаются истинными энтами, и в своём роде достаточно бодрыми, но многие растут, почти не просыпаясь, одревесневают, как вы можете выразиться. Конечно, большинство деревьев — просто деревья, но многие наполовину проснулись. Некоторые совсем проснулись, а немногие вполне, ах, вполне становятся подобными энтам. Так ведётся издревле.
Когда это происходит с деревом, иногда оказывается, что у некоторых гнилые сердца. Ничего не происходит с их древесиной, я не это имею в виду. Ну да, я знал несколько весьма старых ив в нижнем течении Энтрицы, увы, давно исчезших: они имели огромные дупла, из-за которых полностью развалились на куски, но оставались спокойными и мило-беседующими, как молодые листья. И есть некоторые деревья в долинах под горами, звенящие, как колокольчики, и насквозь гнилые. Кажется, этот сорт размножился. Здесь всегда было немало опасных мест, да и сейчас остаётся ещё несколько очень чёрных пятен.
— Вы имеете в виду, что они напоминают Вековечный Лес далеко на севере? — спросил Мерри.
— Увы, увы, немного напоминают, но значительно хуже. Я не сомневаюсь, что далеко на севере ещё остаётся небольшая тень от Великой Мглы, и недобрая память передаётся потомству. Но в этой стране есть глубокие долы, где Мгла никогда не рассеивалась, и деревья там старше, чем я. Однако мы делаем, что можем. Мы не подпускаем чужаков и безрассудных храбрецов, и мы учим и натаскиваем, мы ходим и пропалываем.
Мы пастухи деревьев, мы древние энты. Немногие из нас дожили до нынешних дней. Овца становится похожей на пастуха, а пастух на овцу, как говорят, но медленно, и ничто не вечно в этом мире. Живая и тесная связь существует между деревьями и энтами, и они идут сквозь века вместе. Ибо энты более похожи на эльфов: они менее заняты собой, чем люди, и лучше понимают суть других вещей. Но, с другой стороны, энты больше напоминают людей: восприимчивее к изменениям, чем эльфы, и, как вы можете сказать, быстрее воспринимают внешнюю окраску. Или лучше, чем оба этих народа, ибо они более постоянны и дольше других хранят память о вещах.
Некоторые из моего рода теперь выглядят совсем как деревья, и нужно нечто великое, чтобы разбудить их, и они говорят только шёпотом. Но некоторые из моих деревьев обладают гибкими ветками, и многие могут говорить со мной. Эльфы, конечно, начали будить деревья и учить их говорить, и обучаться их древесному языку. Они всегда хотели разговаривать со всеми, древние эльфы. Но когда пришла Великая Мгла, они ушли за Море или бежали и скрылись в укромных долинах и поют песни о днях, которым никогда не прийти вновь. Никогда вновь. Увы, увы, некогда отсюда до Лунных гор всё было покрыто лесом, а это был лишь его Восточный конец.
То были светлые дни! Время, когда я мог бродить и петь все дни напролёт и ничего не слышать, кроме эха своего голоса в горных пещерах. Леса были похожи на леса Лотлориэна, но гуще, крепче и моложе. А аромат воздуха! Я стоял неделями и просто дышал.
Древобород замолк, продолжая широко шагать. Его гигантские ноги двигались почти бесшумно. Затем он снова начал гудеть, и гудение это перешло в бормочущее пение. Постепенно хоббиты поняли, что он напевает для них:
В ивовых рощах Тазариона я бродил весной.Ах! Аромат и прелесть весны в Нан-тазарион!Здесь хорошо, я сказал.Летом пришёл я в ильмовый лес к тебе, Оссирианд.Ах! Лунный свет и плеск быстрых вод твоих семи рек, Оссир!Здесь лучше всего, я решил.К букам Нельдорета я пришёл ясным осенним днём.Ах! Вид золотой и багровой листвы, осень на Таур-на-Нельдор!Чего бы ещё я желал?К соснам на скалах Дортониона я поднялся зимой.Ах! Белый покров и ветвей чернота зимой на Ород-наТон!Мой голос свободно взлетал в небеса,Но скрыла те земли забвенья волна.И брожу я теперь по Амбарона, по Тауреморна, по Амболомё,В своём краю, по земле Фангорн,Где корни глубоки,А годы бессчётней опавшей листвыВ Тауреморналомё.
Он допел и шагал дальше молча, и во всём лесу не было слышно ни звука.
День убывал, и сумерки сквозили в просветах между деревьями. Наконец хоббиты различили темнеющий перед ними крутой склон: они подошли к подножию гор, к зелёной подошве высокого Метедраса. По склону, бойко прыгая со ступеньки на ступеньку, сбегал молодой ручеёк Энтрицы, бравший своё начало в горных родниках. Справа от речки был длинный склон, покрытый травой, серой в сумеречном свете. Здесь не росли деревья и было видно открытое небо; в озёрах меж облачных берегов мерцали звёзды.
Древобород, почти не замедляя шага, поднялся по склону. Внезапно хоббиты заметили прямо перед собой широкий проход. Два громадных дерева стояли по его сторонам, как живые стойки ворот, но не было здесь иного заграждения, кроме их скрещенных и переплетающихся друг с другом сучьев. Когда старый энт подошёл, деревья подняли свои ветви, кроны их затрепетали и зашелестели. Это были вечнозелёные деревья, и их листва, тёмная и глянцевая, блестела в сумеречном свете. За ними открывался широкий ровный коридор, словно длинный зал, прорубленный в склоне горы. Его стены постепенно повышались, пока не достигали пятидесяти или более футов, и вдоль каждой стены стояли в ряд деревья, которые по мере продвижения внутрь тоже тянулись вверх.
В дальнем конце была отвесная каменная стена, но в нижней части она слегка выступала вперёд и нависала гротом, образуя неглубокую сводчатую нишу — единственный покрытый участок в зале, не считая ветвей деревьев, которые укрывали густой тенью всё пространство, за исключением широкого открытого прохода посередине. Маленький, но полноводный ручеёк, выбегающий из родника наверху, стекал тонкой струйкой по отвесной поверхности стены, рассыпаясь на серебряные капли, словно тонкий занавес, перед сводчатой нишей. Вода собиралась в каменный бассейн у подножья деревьев и, выплёскиваясь оттуда, текла прочь вдоль открытого участка до впадения в Энтрицу, бегущую через лес.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
