Я забеспокоился, когда тень легла на Лихолесье, но, когда она отползла в Мордор, на время я перестал тревожиться: Мордор далеко. Но, кажется, ветер опять дует с Востока, и, быть может, близится час завядания всех лесов. Старый энт ничего не может сделать для того, чтобы остановить этот шторм: он должен выдержать его или сломаться.
Но вот Саруман! Саруман — сосед, и я не могу смотреть на его поведение сквозь пальцы. Полагаю, я должен что-то сделать. В последнее время я часто задумывался над тем, что мне нужно предпринять насчёт Сарумана.
— Кто такой Саруман? — спросил Пин. — Вы можете рассказать что-нибудь о нём?
— Саруман — маг, — ответил Древобород. — Больше этого я не могу сказать. Я не знаю истории магов. Впервые они появились после того, как из-за Моря пришли Большие Корабли, но прибыли ли они вместе с Кораблями, я не знаю. Полагаю, Саруман считался величайшим среди них. Некоторое время назад он бросил скитаться по свету и присматривать за делами людей и эльфов, по вашему счёту, очень давно, и осел в Ангреносте, или Скальбурге, как называют его ристанийцы. Сначала он жил тихо, но слава его росла. Говорят, он был выбран главой Совета Светлых Сил, но ничего особенно хорошего из этого не получилось. Теперь я думаю, что он уже тогда мог пойти по дурной дороге. Но, во всяком случае, он не причинял беспокойства своим соседям. Я беседовал с ним. Было время, когда он постоянно бродил вокруг моих лесов. Тогда он был учтив, всегда спрашивал моего разрешения (по крайней мере, когда встречал меня) и всегда охотно слушал. Я сообщил ему немало такого, до чего он никогда бы не дошёл самостоятельно, но он никогда не платил мне тем же. Я не могу припомнить, чтобы он вообще что-нибудь сообщал мне. И он всё больше и больше менялся: его лицо, каким я его помню — я не видел его много дней — всё больше становилось похожим на окно в каменной стене, окно, закрытое изнутри ставнями.
Думаю, теперь я понял, что он затевает. Он замыслил стать Силой. Его мысль подобна металлическим колёсам, и ему нет дела до того, что растёт, кроме тех вещей, которые служат ему в данный момент. А теперь ясно, что он — чёрный предатель. Он спутался с грязным народом, с орками. Брум, хум! И ещё хуже: он что-то делает с ними, что-то опасное. Ибо эти скальбургцы больше похожи на злобных людей. Примета всех тёмных созданий, пришедших с Великой Мглой, то, что они не выносят солнца, но орки Сарумана выдерживают его, даже если и ненавидят. Я хотел бы знать, как он этого достиг? Люди ли это, которых он погубил, или же он скрестил племена орков и людей? Это было бы весьма чёрным делом!
Древобород некоторое время громыхал, словно произносил глухие, будто идущие из-под земли, энтские проклятия.
— Некоторое время назад я начал удивляться, почему орки осмеливаются так свободно ходить через мой лес, — продолжил он. — И лишь недавно я понял, что это дело рук Сарумана, который уже давно вызнал все дороги и выведал мои тайны. Теперь он и его грязный народ несут опустошение. Внизу, у края, они срубили много деревьев — хороших деревьев, часть которых они просто обкорнали и оставили гнить, — это забавы орков, — но большинство изрубили и унесли, чтобы поддерживать огонь в Ортханке. Теперь они — дым, который вечно поднимается в эти дни над Скальбургом.
Проклятие ему, корни и ветви! Многие из этих деревьев были моими друзьями, которых я знал от зерна и проростка, многие имели голоса, теперь навек утраченные. И ныне там одни пеньки, и лишь ежевика растёт на месте поющих… Я был лентяем. Я пустил всё на самотёк. Это нужно остановить!
Древобород рывком поднялся с кровати, встал и ударил рукой по столу. Светящиеся сосуды вздрогнули и выбросили два снопа пламени.
— Я остановлю это! — прогудел он. — И вы пойдёте вместе со мной. Вы сможете помочь мне. Этим вы также поможете и своим друзьям, ибо, если не обуздать Сарумана, Ристания и Гондор будут иметь врага и впереди, и позади. Наши дороги идут вместе — на Скальбург!
— Мы пойдём с тобой, — сказал Мерри. — Мы сделаем всё, что сможем.
— Да! — подхватил Пин. — Я с удовольствием увидел бы Белую Руку поверженной. Я хотел бы быть при этом, даже если сам не принесу большой пользы. Мне никогда не забыть Углука и пути через Ристанию.
— Хорошо! Хорошо! — отозвался Древобород. — Но я говорил поспешно. Мы не должны спешить. Я погорячился. Я должен остыть и подумать. Легче крикнуть остановлю, чем сделать это.
Он шагнул под арку и некоторое время стоял под струящимся дождиком водопада, затем рассмеялся, встряхнулся, и там, где упали соскользнувшие с него капли воды, они вспыхнули красными и зелёными искорками. Древобород вернулся, снова улёгся на кровать и замолк.
Спустя некоторое время до хоббитов опять донеслось его бормотание. Казалось, что он считает на пальцах:
— Фангорн, Финглас, Фладриф, увы, увы, — вздохнул он. — Беда в том, что нас осталось так мало, — сказал он, поворачиваясь к хоббитам. — Только деревья помнят о первых энтах, которые бродили по лесам до прихода Мглы: лишь я, Фангорн, Финглас и Фладриф — дадим им их эльфийские имена. Вы можете называть их Лугопас и Кожекор, если считаете, что так лучше. Из нас троих Лугопас и Кожекор не особенно пригодны для этого дела. Лугопас стал сонным, почти одревеснел, как вы можете сказать: он привык простаивать всё лето напролёт в полусне в глубокой луговой траве, поднимающейся до его колен. Он покрыт листьями волос. Зимой он обычно просыпается, но последнее время он слишком заспался для того, чтобы идти куда-то далеко. Кожекор жил на склонах гор западнее Скальбурга, там, где было хуже всего. Он был ранен орками, а многие из его народа и его древесной паствы были убиты и уничтожены. Он ушёл высоко в горы к самым любимым своим берёзам, и он не захочет спуститься. Однако смею заявить, что я могу повести за собой приличный отряд нашей молодёжи — если сумею объяснить им необходимость этого, если смогу воодушевить их. Мы неспешный народ. Как жаль, что нас осталось так мало!
— А почему вас так мало, если вы так долго живёте здесь? — спросил Пин. — Многие поумирали?
— О, нет! — сказал Древобород. — Никто не умер сам по себе, как вы могли бы выразиться; некоторые, конечно, за долгие годы погибли в результате пагубных случайностей, а многие заснули, уподобившись деревьям. Но нас никогда не было особенно много, и не становится больше. Уже очень, очень давно не было энтиков — или, по-вашему, детей. Понимаете, мы потеряли энток.
— Это ужасно! — сказал Пин. — Как же случилось, что все они умерли?
— Они не умерли! — отозвался Древобород. — Я никогда не говорил умерли. Я сказал: мы их потеряли. Мы потеряли и не можем найти их.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
