— В любом случае, там с детьми будут заниматься, — она словно искала оправдание. — Ну, во второй половине дня.
Больше всего ее беспокоили вечера.
Доехав до дома, Вирджиния поставила машину в гараж. Поделав кое–что по дому, она заметила, что прошло около часа. Угнетенная тишиной, она открыла телефонный справочник и стала искать Чарльза Боннера, проживавшего в Сан–Фернандо. Таких оказалось двое. Она позвонила первому, никто не ответил, тогда она позвонила второму.
— Здравствуйте, — с придыханием приветствовал ее юный голос, как будто в самое ухо говорила девчонка–подросток.
Вирджиния едва решилась спросить:
— Миссис Боннер?
— Да.
— Вы миссис Элизабет Боннер?
— Да.
— Я миссис Линдал, — представилась Вирджиния.
— Кто?
— Ваши мальчики сейчас в… — И тут она забыла название школы. — В Охае, — сказала она. — Джерри и Уолтер.
— А! — откликнулся голос. — Да, конечно. А вы, говорите, кто?
— Вирджиния Линдал, — повторила она. — Миссис Альт собиралась поговорить с вами обо мне.
— Кто? А, Эдна? — судя по голосу, она так и не поняла, о чем идет речь. — Про что? Секундочку. — На другом конце линии трубку положили на стол, Вирджиния услышала звуки радио, которые вскоре смолкли. Потом послышались шаги, и трубку снова взяли. — Так о чем вы? — спросила миссис Боннер.
Вирджиния пояснила чуть ли не по слогам:
— Миссис Альт сказала, что поговорит с вами и вашим мужем, не могли бы вы отвозить моего сына Грегга по выходным домой из школы в Охае. — Она вспомнила название. — Из «Школы в долине Лос–Падрес».
— Так?
— Мне хотелось бы обсудить это с вами, — раздражаясь, сказала Вирджиния. — Может быть, мы бы договорились о чем–нибудь. Я могла бы платить вам, или мы могли бы ездить по очереди, или еще как–нибудь. Миссис Альт предложила, чтобы мы что–нибудь сами решили.
— Вы здесь, в Лос–Анджелесе?
— Да, здесь, — сказала Вирджиния.
— Я думала, вы решили не оставлять вашего малыша в этой школе, — протараторила Лиз Боннер смущенно. — Разве ваш муж не забрал его?
— Мы передумали, — сказала Вирджиния.
— Вот как. Замечательно! Школа прекрасная. Он сейчас там? Мы уже отвезли наших мальчиков — сегодня утром. А с вашим мужем познакомились вчера. Забыла, как его зовут. А как зовут вашего малыша? Джордж?
— Грегг, — сказала Вирджиния.
— Он просто прелесть. Они вместе в футбол играли. Конечно, я с удовольствием буду его отвозить. Я поеду туда в пятницу вечером. Хотите — заберу его. Или, может быть, в первый раз лучше вам за ним заехать, как вы считаете? Решайте сами. Я в любом случае поеду. А то можно вместе поехать: давайте так и сделаем? На одной машине. Я бы в ту сторону за руль села, а вы — обратно, например. Как вы считаете?
— Да вроде бы неплохой вариант, — согласилась Вирджиния. — Думаю, неважно, на чьей машине мы поедем.
— Поедемте–ка на «универсале», — предложила миссис Боннер. — Если мальчики устанут, то смогут уползти назад и поспать и не будут все время висеть над нами. Я поеду в пятницу примерно в час дня. И заеду за вами. Или приезжайте лучше сюда на своей машине — когда вернемся, сможете сразу отвезти Грегга домой. Хорошо? Я дам вам мой адрес.
— Он у меня есть, — сказала Вирджиния. — Из телефонного справочника.
— Ах, да. Ну хорошо. Что ж, тогда увидимся в пятницу, примерно в час. — После длинной череды предложений миссис Боннер вежливо закончила разговор: — Я… рада с вами познакомиться, миссис Линдал. Буду ждать… встречи с вами.
— Большое вам спасибо, миссис Боннер, — сказала Вирджиния. — Я так благодарна вам за помощь. Ну что ж, тогда до свидания.
Она повесила трубку и закрыла телефонную книгу.
Действительно, в одно ухо входит, в другое выходит, подумала она. Они правы. Но по разговору — милая.
Глава 7
Зимой 1944 года, когда вопрос о разводе Роджера Линдала был окончательно решен, Вирджиния вышла за него замуж. Она ушла со своей работы в вашингтонских военных госпиталях, Роджер оставил место дежурного электрика на Ричмондском военно–морском судоремонтном заводе, и вдвоем они отправились на поезде в Лос–Анджелес, в Калифорнию.
Погода в Калифорнии была теплой, здесь не было снега, гололедицы, цепей на колесах машин, детям не нужно было носить кальсоны и шерстяные носки, по улицам не пыхтели старики в тяжелых пальто и наушниках. Пальмы очаровали ее: как будто она попала совершенно в другую страну, даже на другой континент. Самыми главными предприятиями стали в ту пору авиационные заводы, все остальное ушло на второй план. Взгляд едва охватывал пространство, на котором стояли припаркованные машины рабочих. Заводы работали без перерыва: как только заканчивалась одна смена, начиналась другая, и так день за днем, за вечерней сменой следовала ночная, потом снова обычная дневная. Потоки людей втекали в заводские здания и вытекали из них со своими «тормозками» — мужчины в джинсах, женщины в свободных брюках и косынках. Вирджиния видела, как они устают, как всегда готовы начать свару, как стычки то и дело вспыхивают на углах улиц, в кафе, барах и даже в городских автобусах. Люди работали в сверхурочные часы и зарабатывали столько денег, что их трудно было сосчитать, сохранить или даже запомнить их сумму; они уставали, богатели, большинство из них приехали со Среднего Запада, жили в тесных комнатенках, а когда пытались заснуть, под окнами кричали дети. В свободное время они пили пиво в барах, несли грязную одежду в прачечные самообслуживания, ели, мылись — и снова возвращались на работу. Это была ненормальная жизнь в вечной спешке, вряд ли она нравилась им, но они понимали, что никогда больше не будут столько зарабатывать. Каждый день прибывали новые люди, искали жилье, вставали в очередь перед заводскими воротами. Музыкальные автоматы в кафе играли «Стрип–польку», а вечерами на улицы вываливались толпы солдат и матросов с близлежащих баз, и на них во все глаза глядели выстроившиеся рядами и одетые во все лучшее мальчишки–мексиканцы — они стояли у освещенных входов в магазины и напоминали Вирджинии свежелакированные деревянные статуи индейцев.
За пару дней молодожены нашли квартиру в доме военной шестиблочной постройки в поселении, состоявшем из однотипных зданий. Дома стояли на особых улицах, которые часть дня были закрыты для сквозного движения, а у входа в поселение на большом знаке можно было прочитать:
«Здесь проживают 2400 взрослых и 900 детей!
Соблюдать осторожность при проезде!
Снизить скорость — не более 15 миль в час!»
В поселении жили только белые, но в миле от него, за паровой прачечной и супермаркетом, было второе, такое же, построенное для негров.
И она, и Роджер сразу нашли работу: она — учетчицей, он — электриком. Их смены совпадали по времени, и они могли вместе есть и ходить по магазинам. У молодой супружеской пары, жившей в комнате на другой стороне коридора, были противоположные смены: муж вставал в полдень, начинал работу в два и возвращался домой после полуночи, а его жена спала с десяти часов вечера до шести утра и уходила на работу в полвосьмого. Некоторые из жильцов дома старались время от времени устроить себе две смены подряд, чтобы получить полуторную оплату за сверхурочные вторые восемь часов. Если вторая смена выпадала на ночь в выходные, за две такие смены они зарабатывали сумасшедшие деньги. У них с Роджером была семидневка. На двери их комнаты висела табличка: «НЕ БЕСПОКОИТЬ! ОТДЫХАЕТ ТРУЖЕНИК ТЫЛА». Позже он обил дверь листом оцинкованного железа, чтобы заглушить голоса и шум, доносившиеся из коридора. К осени 1945 года на их сберегательном счете накопилась приличная сумма, а банковский сейф был полон облигаций военного займа.
Оба они страшно уставали от долгих часов работы на авиационном заводе. Как те люди в барах, они в любой момент готовы были взорваться. Оба похудели — они и приехали–то сюда довольно худыми — и помрачнели. Почти все свободное время они простаивали в очереди в супермаркете, покупая продукты, или ждали, когда постирается одежда в прачечной самообслуживания. Вечерами слушали радио или ходили на угол выпить пива, иногда ближе к ночи она читала какой–нибудь журнал, а Роджер спал. По радио шли программы Боба Хоупа и Реда Скелтона, шоу «Фиббер МакГи». Развлечения изнуренных работой людей сводились к тому, чтобы полежать, не раздеваясь, на кровати и послушать хит–парад в субботний вечер или программу «Джелло» с Джеком Бенни, Деннисом Деем и Рочестером в воскресный. Война постепенно подходила к концу. Авиационные заводы начали группами увольнять работников, сокращать количество смен, сверхурочные часы и отказываться от семидневной недели. Но Роджер и Вирджиния не стали уезжать, как рабочие–мигранты. Они заработали достаточно, чтобы остаться. Они уже считали себя калифорнийцами, не хуже Сынов Родины. Лос–Анджелес стал крупнейшей по численности населения территорией в мире; все сюда приезжали, и никто не уезжал.
