он, быстро шагая по дороге. Но неожиданно остановился, вспомнив, что в кармане у него ни гроша, и бегом вернулся на дачу.
Подошел к комнатушке, пристроенной рядом с кухней.
На стук вышел Евтихий. Узнав Миха, он сразу вспыхнул:
— А… а… так вот ты! Заявился наконец, проклятая душа! Иди, иди сюда, — и за шиворот втащил гостя в комнату.
Миха попытался ладонью зажать Евтихию рот, умоляя его не кричать.
Шура с удивлением смотрела на бледного от страха мужчину, которого так непочтительно принял ее муж.
— Что ты наделал, окаянный! Почему поссорил Нино с Корнелием?
— Никого я не ссорил, — оправдывался Миха.
— А кто ж это сделал? Я, что ли?
— Эло во всем виновата.
— Неужто? — удивилась Шура.
— Кстати, где они, Эло и Нино? — осмелев, спросил Миха.
— Уехали в Тифлис. Тут после вашего отъезда такое заварилось… все перессорились…
— Мне тоже надо ехать в Тифлис, — обратился он к повару. — Но по дороге у меня украли деньги и документы. Евтихий, дорогой, выручи…
— Выручить тебя, иуду?
— Почему ты называешь меня иудой?
— Потому, что ты рассорил Нино с Корнелием. Конечно, иуда ты! — все яростнее возмущался повар.
— Эх, не знаешь ты, Евтихий, в чем дело, зря сердишься на меня, — пытался оградить себя от упреков Миха. — Одолжи лучше мне денег, чтобы я съездил в Тифлис, и посмотришь, если я не помирю их.
— Да, раз уж расстроил ты это дело, сам и улаживай его, не то я вырву у тебя твой пакостный язык, — пригрозил Евтихий, смерив Миха презрительным взглядом.
— Как же я поправлю это дело, если у меня нет денег на дорогу?
— А чего ты пристал с деньгами ко мне? Тоже нашел богатея! Проси у князя, пусть он одолжит.
— Я не смею даже на глаза показаться ему. Надо бежать скорей из этого дома. Евтихий, Шура, дайте мне денег. Я вам верну, как только вы возвратитесь с дачи, — умолял их Миха, чуть не плача.
— Сколько вам нужно? — сжалилась наконец Шура.
— Двухсот хватит…
Шура достала из сундучка коробочку и, вынув из нее деньги, вручила художнику.
Миха спешил в Тифлис. Но лучше бы ему туда не ездить.
После разрыва с Корнелием Нино призналась Эло:
— Не прошло и месяца после вашей свадьбы, как Миха объяснился мне в любви. Он спросил, согласна ли я выйти за него замуж, если он разойдется с тобой.
Нетрудно представить, какую встречу готовила Миха его супруга.
2
Поезд пришел в Тифлис утром. Наступал жаркий день. Корнелий очень удивился, когда увидел на перроне Эло и Нино. Оказывается, они приехали тем же поездом. Отойдя в сторону, они растерянно оглядывали торопившихся к выходу пассажиров. Больше всего среди них было крестьян с корзинами, мешками. Обгоняя друг друга, они спешили на рынок.
Отвернувшись от Эло и Нино, Корнелий, медленно, с напускной сосредоточенностью прошел к выходу. Сестры заметили его. Обида была написана на их бледных, утомленных лицах. Нино смотрела вслед Корнелию до тех пор, пока он не скрылся из виду.
Когда перрон опустел, Нино и Эло позвали носильщика и отдали ему свои чемоданы. На вокзальной площади наняли извозчика.
Фаэтон остановился на Боржомской улице, перед домом, в котором жила Эло.
В темной, наглухо закрытой комнате было очень душно. В одном из ее углов лежали свернутые рулонами ковры. На тахте возвышались тюфяки и подушки, покрытые ситцевой тканью. После бессонной ночи, проведенной в душном вагоне, сестры чувствовали себя совершенно разбитыми. Нужно было почиститься, умыться. Но Эло сняла с тахты тюфяк, расстелила возле самой двери и опустилась на него как подкошенная, прислонившись спиной к стене.
— Что это ты? — спросила Нино.
— Устала… спать хочется до смерти, — ответила Эло, едва сдерживая слезы.
— Потом отдохнем, сначала надо привести себя в порядок.
На балконе появилась соседка Эло. Она заглянула в открытое окно и приветливо улыбнулась.
— Ой, Эло, дорогая, уже вернулась! Как отдыхали? Воображаю, как прелестно там, у моря! Я так мечтаю туда поехать… Но вы не очень-то поправились…
— Да, не очень…
У окна собрались и другие соседи. Начались утомительные для Эло расспросы и реплики.
— Почему так быстро вернулись?..
— Так… по делу спешному…
— А у нас пока еще жарко. Утром ничего, а часа через два уже нечем будет дышать…
— Что вы говорите!..
— Места себе не находим… Очень измучились этим летом.
— А в Кобулетах всегда ветерок с моря…
— Что нового в Батуме?
— Мы не были там…
— А где Миха?..
— В Карисмерети, у Корнелия…
Наконец терпение у Эло иссякло.
— Мы собираемся в баню, — заявила она соседкам, извинилась и захлопнула окно, прикрыв его ставнями.
В комнате стало совсем темно. Эло чуть приоткрыла дверную ставню и опять бессильно опустилась на тюфяк. Нино присела рядом. Сидели обе в одинаковых позах, обхватив руками голые колени и упершись в них подбородками.
В простеньких ситцевых платьях сестры очень походили сейчас на сирот, всеми покинутых, не знающих, куда деваться. Печальные и молчаливые, сидели они в темной, неуютной комнате и, казалось, не замечали друг друга, занятые каждая своими мыслями. Солнечный луч, проникший через приоткрытую ставню, проложил золотую дорожку. В ярко освещенной полосе, словно мошки, кружились мириады пылинок, и, подобно им, роились обрывки гнетущих мыслей…
— Какой хаос! — вырвалось неожиданно у Нино.
— Где? — спросила Эло, оглядывая комнату.
— У меня в голове…
— Опять начинаешь ныть.
Нино промолчала. Ей припомнилась сегодняшняя встреча с Корнелием. «Нарочно отвернулся…» — подумала она. Тишина действовала на нее удручающе.
— Долго мы еще будем так сидеть? — не выдержала Нино. — Точно в темнице…
— А куда торопиться? Давай лучше поспим.
— Быть может, вся наша жизнь — сон.
— Не философствуй, пожалуйста.
— Хочется уснуть навеки.
— Глупости говоришь!
— А если впереди никакой цели?
— Кажется, мы наметили себе цель.
— Какую?
— Начать новую жизнь. Я очень даже одобряю твое решение поступить на медицинский факультет, а мне хочется стать учительницей. По-твоему, это не цель? Забудем и Миха, и Корнелия, забудем все, что было.
— И все же это не настоящая жизнь.
— А что же делать, повеситься, что ли?
— Не знаю. Ничего не знаю, ничего не хочу…
— Быстро, однако, ты сдалась. Где же твоя гордость, где твое самолюбие?.. Забудь праздные, романтические мечты. Меня погубила живопись, тебя — музыка и поэзия. А в общем довольно нам витать в небесах, спустимся лучше на землю и подумаем по-настоящему о себе. Давай будем с сегодняшнего дня свободными, серьезными женщинами.
— Какая уж там свобода… — как бы про себя промолвила Нино.
Эло не ответила: она спала.
В дверь тихо постучали. Нино вышла в прихожую.
На пороге стоял Миха.
