Нино безучастно взглянула на него и вернулась в комнату. Села на постель, приняв прежнюю позу, — обхватила руками колени и задумалась. Густые черные волосы волнами ниспадали на ее обнаженные плечи.
«Нарисовать бы ее. Какая прекрасная тема!» — восхищался Миха.
В это время проснулась Эло. Медленно, будто не веря своим глазам, она приподнялась и несколько секунд в упор смотрела на мужа.
— Убирайся! — неожиданно крикнула она. — Убирайся вон, я тебе больше не жена! Не желаю тебя видеть. Довольно мне обивать чужие пороги, шляйся теперь ты, бродяга! Пришли кого-нибудь за своими вещами…
— Эло… — взмолился Миха.
— Ни слова! Как ты смеешь?! Уходи, не то… — Эло вскочила с постели.
Миха поспешно покинул комнаты. Он поплелся к родственникам, жившим на другом конце города.
ПИСЬМА
Прощай, письмо любви, прощай! Она велела…
Как долго медлил я, как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои!..
Но полно, час настал: гори, письмо любви.
Уж пламя жадное листы твои приемлет…
А. С. Пушкин
1
После мучительных размышлений Корнелий решил окончательно порвать с Нино, забрать у нее все свои письма, в том числе и то, которое послал из ресторана. «Как она смела показать его матери и Эло! — возмущался он. — Ведь я просил не говорить о нем никому. Она не посчиталась со мной. Мои сокровенные чувства, признания сделала достоянием посторонних людей». Корнелий содрогался при мысли, что кто-либо мог глумиться над его чувствами. Казалось, что его душа обнажена на потеху людской пошлости. Все это Корнелий решил высказать Нино при первой возможности. Ему не пришлось долго раздумывать, как выполнить свое намерение. Нино сама пришла ему на помощь. На третий день по приезде в Тифлис он получил от нее коротенькую записку:
«Прошу вас завтра в девять часов вечера зайти ко мне. Я буду дома одна. Захватите с собой все мои письма и фотографии. Взамен я верну вам ваши. Надеюсь, вы понимаете, что так будет лучше. Жду вас. Это будет наша последняя встреча.
Нино».
В назначенный час Корнелий остановился перед домом, в котором жили Макашвили. Он волновался. Позвонил робко, прерывисто. Дверь бесшумно отворилась. Нино провела его в свою комнату. Беспорядок, царивший в ней, удивил Корнелия. На столе были разбросаны книги, тетради, бумага, ручки, карандаши.
Нино предложила, гостю стул и включила настольную лампу. Присев к столу, Корнелий внимательно оглядел девушку. Она была очень бледна: казалось, на ее исхудалом лице остались только одни глаза. На ней была белая блузка с короткими рукавами и синяя юбка. Небрежно зачесанные волосы и губы, которых уже давно не касалась помада, свидетельствовали о том, что ей теперь не до того, чтобы заниматься своей внешностью.
Выпрямившись, Нино строго взглянула на Корнелия.
— Я просила вас захватить с собой письма.
— Я принес их, — поспешил ответить Корнелий. Он опустил руку во внутренний карман пиджака и, достав оттуда пачку писем, положил их перед Нино. Потом отыскал в кармане фотографию и долго разглядывал ее. Прочел надпись на обороте.
— Не нужно, не читайте, — попросила Нино сухо.
Корнелий медленно протянул ей фотокарточку. Рука его дрожала. Он отошел от стола и открыл окно. Некоторое время они молчали. Корнелия охватила какая-то душевная пустота. В голове молоточком стучало: «Все кончено… все кончено!..»
Наконец он взял себя в руки и снова подошел к столу.
— Теперь возвратите мне мои письма и фотографию, — сказал он угрюмо.
Нино выдвинула ящик письменного стола и вынула оттуда письма и фотографическую карточку. Торопливо перебирая знакомые листки, Корнелий отыскал письмо, написанное на бумажной салфетке, и изорвал его на мелкие кусочки. Затем принялся рвать все остальные письма. Порвал и фотографическую карточку. Нино с удивлением смотрела на него. Взяв со стола лист чистой бумаги, он завернул в него остатки писем и положил пакет в карман.
— Вы могли бы сделать это и дома, — сердито заметила Нино.
— Да, пожалуй…
— Напрасно вы уничтожили ваши письма. Они написаны так искусно, с такой не вызывающей сомнения искренностью, что могли бы пригодиться вам в будущем.
— Я восхищен и вашей иронией и вашим советом, но, к сожалению, хранить свои письма мне не хочется; с некоторых пор я возненавидел их.
— Возненавидели? Почему?
— Потому, что они ходили по рукам, их читали все, в том числе Эло и Миха.
— Ну и что же?.. — слегка покраснев, промолвила Нино.
Этот вопрос возмутил Корнелия.
— В своих письмах я выражал чувства и мысли, которыми мне хотелось делиться только с вами, мне казалось, что только вы могли понять меня. Но вам почему-то понадобилось показывать мои письма родным, знакомым… Это, по меньшей мере, нетактично…
Глаза Нино гневно сверкнули:
— А изменять с какой-то развратницей, которой, кстати сказать, вы позволяли поносить меня в вашем присутствии, — тактично?..
Вопрос этот застал Корнелия врасплох, но он быстро овладел собой:
— Никогда и никому не разрешал я поносить вас в моем присутствии. Кроме того, я не раз уже объяснял, что короткие встречи с Маргаритой Летц нисколько не погасили моего глубокого чувства к вам. Но вы, конечно, больше верите сплетням Миха, чем мне. Кстати, я говорил с ним начистоту и предупредил его, что если он не образумится, то дело кончится плохо…
— Оставьте Миха в покое! — вспыхнула Нино, которой художник успел рассказать, как Корнелий хотел разделаться с ним в лесу. — Миха для меня не существует. Эло окончательно порвала с ним, и мы не желаем его больше знать. Он просто жалкий, больной, с исковерканной душой, выбитый из колеи человек!
Слова эти охладили гнев Корнелия. Нино поспешила переменить разговор:
— Теперь мне понятно, почему вы порвали ваши письма, но зачем вы уничтожили и свою фотографию?
— По той же причине, — пояснил Корнелий. — Надпись на обороте тоже читали все, кому не следует.
Нино опустила голову и вздохнула. Испытывая к ней жалость, Корнелий одновременно был недоволен собой. Покончив с письмами, он, казалось, лишил себя права высказывать при свидании с Нино все те горькие упреки, которые накопились у него. Некоторое время он безмолвно смотрел на девушку, потом, взяв машинально карандаш и придвинув к себе лист бумаги, начал набрасывать на нем фантастические фигурки сказочных птиц, елочки, бутоны роз. В уголке он нарисовал кошку, охотящуюся за мышью.
Нино взглянула на бумагу и покраснела от негодования:
— Вы продолжаете глумиться надо мной?
— Откуда вы взяли?
— По-вашему, я… мышь, а вы кошка?..
— Полно, Нино! У меня и в мыслях этого не было! Успокойтесь, возьмите себя в
